В 1687 году в Москве не без поддержки князя Голицына создана Славянско-греко-латинская академия.
В ближайшем окружении Софьи, кроме Голицына, выделялись Николай Спафарий, монах Сильвестр Медведев и думный дьяк Шакловитый. К иностранцам Немецкой слободы она обращаться по каким-либо делам не желала, хотя, как показало ближайшее будущее, они многое могли бы ей подсказать.
Коротко о ее правлении можно сказать, цитируя А. Г. Брикнера: «Характер внешней политики в правлении Софьи, именно война с татарами на юге, а также программа преобразований, приписываемая Василию Васильевичу Голицыну, вполне соответствует тому направлению, в котором впоследствии шел Петр и относительно Восточного вопроса, и относительно реформ в духе западно-европейского просвещения»[269].
И если согласиться с процитированным, то возникает вполне резонный вопрос: почему же у Софьи не получилось то, что получилось у Петра? Может быть, у нее времени не хватило? Или людей типа Меншикова, Шереметева, Репнина?.. Почему же Россия за семь лет правления Софьи осталась на отметке 1682 года?
Потому, что она не могла не только генерировать идеи, но даже воспринять их у кого бы то ни было, у того же Василия Васильевича Голицына например. Не смогла она и запустить в жизнь, сдвинуть с места застоявшуюся на отметке «Боярское правление» державу, потому что была Софья пусть и одаренной, как некоторые историки считают, но всего лишь потребительницей: пользовалась лишь тем, что наработано было ее братом, отцом, дедом. И в этом была ее беда. Ни на что большее не способная, не обладающая даром политического шахматиста, так и не рискнувшая (и слава Богу!) сделать то, что делала иной раз солдатня в других странах (вырезать всех Нарышкиных под корень, например, и установить диктатуру Милославских), она смогла сделать лишь одно полезное для страны дело: нейтрализовала Хованского, который, вероятнее всего, натворил бы со своим войском убийц немало бед в Москве.
Софья во всех случаях действовала как потребитель. Она даже власть взяла, как разбушевавшийся потребитель: «Мое! Отдай!» И стрельцов она использовала именно как потребитель: кто-то «подготовил» стрельцов, обидел их, она оказалась тут как тут… Не повезло при Софье таким людям, как Василий Голицын.
Ничего интересного, нового не совершила она и в международных делах. В 1684 году поляки и русские в Андрусове после тридцати девяти бесед уполномоченных с обеих сторон так и не решили поставленных перед ними задач. Польша отказалась вернуть навечно русским Киев, а русские, в свою очередь, отказались воевать с турками и крымцами, периодически налетавшими на польские земли.
В 1686 году переговоры возобновились. С русской стороны их вел Голицын. С польской — воевода Познани Гримультовский и канцлер Литвы Огинский. Голицын проявил исключительное дипломатическое искусство на переговорах, продолжавшихся семь недель, и в результате 21 апреля был заключен вечный мир. Россия вернула наконец Киев, обязалась воевать с султаном и ханом, а Софья (она и в этом случае съела пирог, заботливо испеченный для нее русскими людьми, в том числе и русскими царями, великими князьями, воеводами, воинами, бившимися, не щадя живота своего, за матерь городов русских, как называли Киев в Московском царстве, с поляками) заявила народу: «Никогда еще при наших предках Россия не заключала столь прибыльного мира, как ныне…» — и далее после потока хвалебных словес было гордо сказано: «Преименитая держава Российскаго царства гремит со славой во все концы мира!»[270] Естественно, о том пункте договора, в котором русские обязались воевать с могучими османами, в данном обращении ничего сказано не было.
Дело с договором Софья закончила опять же как потребитель, приказав величать себя самодержицею.
Но как бы она себя ни называла, а дело-то нужно было делать: войско в Крым готовить. А вот конкретные дела у Софьи явно не получались! Первый поход в Крым провалился. Климат, видите ли, помешал, жара, безводье, трудности с питанием, с кормом для лошадей.
Софья встретила возглавлявшего крайне неудачный поход князя Голицына как великого победителя! Не скупясь, наградила многих военачальников, особенно главнокомандующего.
В первом походе русских погибло, по оценке шведа Кохена, до пятидесяти тысяч человек.
На следующий год началась подготовка к новому походу, а крымцы осуществили очередной набег на земли северного Причерноморья, захватили шестьдесят тысяч пленных и благополучно вернулись на полуостров.
Эти цифры (быть может, слегка завышенные) были известны многим в Кремле. Положение Голицына пошатнулось. Хотя он никогда не мечтал о воинских лаврах Македонского, Цезаря и других полководцев, был кабинетным человеком, хорошим дипломатом, царедворцем, Софья решила сделать из него заправского вояку.
Голицын собирался во второй поход неохотно, предчувствовал беду. Над ним уже висела мрачная туча. Однажды зимой в его сани бросился человек с ножом, хотел его зарезать. Слуги едва спасли князя от смерти. За несколько дней до второго похода к воротам голицынского двора подбросили гроб. В нем нашли записку, суровую, предупреждающую: «Если второй поход будет таким же, как первый, тебя, князь, ждет гроб». Некоторые иностранцы в донесениях своим правительствам говорили о том, что Россия находится на грани бунта, что поводом для него может стать неудача во втором Крымском походе.
Голицын прекрасно знал об этом, но он знал и о другом: в конце января 1689 года Петр сочетался браком с Евдокией Федоровной Лопухиной и стал, по законам старины, совершеннолетним, а значит, надобность в регентше отпала.
О жизни Петра наслышана была вся Москва. Царевич, как молодой сильный медведь, пошел напролом по густому лесу к цели, о которой мечтали в России уже многие прогрессивно настроенные люди. Василий Голицын был в их числе и предугадывал, что может выйти из потешных полков Петровых и его флотских увлечений.
Софья приказала Голицыну заняться не своим делом, и он покорно исполнил ее повеление, повел войско во второй Крымский поход, повел без радости, постоянно думая о Москве, о царевне, которая мечтала сочетаться браком с удачливым завоевателем Крыма.
Еще в августе 1687 года она в беседе с Шакловитым попросила его узнать, что скажут стрельцы, если она решит венчаться на царство. Шакловитый принес ей неутешительный ответ. Стрельцы отказались подавать челобитную по этому поводу. Но Софья (если верить позднейшим признаниям Шакловитого) остановиться уже не могла. Несколько раз она заводила с ним откровенные беседы на тему «А не убить ли нам царевича Петра?». О подобных разговорах Шакловитого с некоторыми людьми свидетельствовал, например, Филипп Сапогов. Но достоверность этих показаний нельзя проверить…
Отправляясь в поход, Голицын наверняка знал об этих поползновениях царевны — она с ним была предельно откровенна. Знал он и о другом: сил у Софьи в борьбе против молодого Петра было недостаточно! Именно поэтому он часто грустил в том походе, мечтая поскорее вырваться в Москву.
Русское войско на этот раз добрело до Крыма, но штурмовать Перекоп Голицын не решился, вышел втайне от своих полководцев, среди которых были опытные военачальники, на переговоры с ханом, о чем-то с ним договорился (может быть, о том, чтобы крымцы дали спокойно добрести русским до Москвы?) и повел войско обратно, зная, что неудача похода равносильна падению Софьи. Потеряли во втором Крымском походе русские двадцать тысяч человек, пятнадцать тысяч было взято ханом в плен.
Эта военная неудача поставила точку в политической карьере Василия Васильевича Голицына. С этой неудачи началось падение Софьи Алексеевны Романовой.
О дальнейших событиях ее жизни речь пойдет в рассказе о деятельности Петра.
1657 год. 17 сентября царица Мария Ильинична родила дочь Софью.