Сам Никон инициатором реформ не был, но, став патриархом, отыскал в патриаршей библиотеке грамоту об утверждении патриаршества, в которой, кроме прочего, было сказано о необходимости исправления текстов и обрядов Русской церкви по образцам Византийской церкви. То есть проблема данная назревала давно, и ее нужно было разрешать.
Это понимали многие. И, вполне вероятно, что одной из причин, побудивших Алексея Михайловича вознести Никона, человека без роду без племени, на вершину духовной власти, было… именно рядовое происхождение бывшего кожеозерского монаха. Очень часто такие люди проявляют нетерпимое рвение в конкретных делах, нуждающихся в смелых, упорных исполнителях.
В 1653 году Никон начал проводить реформу, заменил в одной из молитв двенадцать поклонов на четыре земных поклона. Это небольшое нововведение было сделано будто бы для того, чтобы посмотреть на реакцию возможных оппонентов. Она последовала тут же. Многие московские священники во главе со Стефаном Вонифатьевым, Иваном Нероновым, Аввакумом, влияние которого на дела в царском дворце при патриархе Иосифе было большим, а с приходом Никона было потеряно, объявили нововведение Никона еретическим и даже осмелились подать челобитную царю на его любимца. Алексей Михайлович поддержал патриарха. Борьба Никона с его противниками быстро разгорелась, хотя раскола еще не было и о нем патриарх Московский пока не догадывался.
В 1653 году на духовном Соборе протопоп Неронов вступился за незаслуженно оговоренного по доносу Логгина. Защищая его, он не сдержался и честно сказал все, что думает о Никоне. Дерзость была тут же наказана. Неронова сослали в монастырь. Аввакум, человек потрясающей силы духа и такого же несговорчивого нрава, переругался со священнослужителями Казанского собора и отправился молиться в небольшой сарай, громко повторяя по пути, что иной раз и конюшня лучше церкви. Его сослали в Тобольск.
Никон, неплохой тактик, понял, что одними личными приказами задуманное дело он не завершит, а лишь наживет себе врагов. Поэтому он решил созвать в Москве в 1654 году духовный Собор. Алексей Михайлович и в этом полностью поддержал его. Собор постановил послать в Константинополь 26 вопросов по интересующей Москву проблематике.
Патриарх Паисий ответил ему: «Не следует и ныне думать, будто наша православная вера развращается от того, если один говорит свое следование немного различно от другого в несущественных вещах, лишь бы только согласовался в важнейших, свойственных соборной церкви»[253]. Но далее следовало строгое поучение московского адресата, в котором патриарх Константинопольский отчитывал патриарха Московского за многочисленные нарушения, допускаемые в православных русских церквях, требовал, «чтобы все это исправилось».
Никон, прочитав нравоучения Паисия, созвал Собор, пригласив участвовать в нем антиохийского патриарха Макария, сербского Михаила и молдаванского и никейского митрополитов, которые прекрасно воспользовались предоставленной возможностью указать русским православным на их серьезные ошибки и возвысить тем самым себя лично над русскими священнослужителями. Особенно выделялся в хоре важных учителей голос антиохийского патриарха Макария. Он решительно заявил на Соборе о том, что «мы приняли предание изначала веры от св. апостол и св. Отец и семи соборов творить знамение честного креста тремя первыми перстами десной руки, и кто из христиан православных не творит крестного знамения по преданию восточной церкви, сохраняемого от начала веры до сих пор, тот еретик и подражатель арменов; того ради, мы считаем такового отлученным от Отца и Сына и Св. Духа и проклятым». Никейский митрополит был еще строже, но сказал, что на тех, кто крестится двумя перстами, а не тремя, «пребудет проклятие трехсот восьмидесяти св. Отец, собиравшихся в Никее и прочих соборов»[254].
К этому же времени в Москву прибыл вторично посланный на Восток Арсений Суханов. Он доставил в столицу России около 500 древних фолиантов, и Никон, официально поддержанный Византийской церковью, организовал из киевских и греческих священнослужителей группу по исправлению книг.
Казалось, он все делал верно, и тактически, и стратегически. В 1655 году вышла первая исправленная книга — «Служебник». Никон и здесь подстраховал себя: работу зачитали на специально созванном Соборе, ее одобрили патриарх Антиохийский Макарий и митрополит Сербский Гавриил.
В следующем году Никон занялся исправлением обрядов. В Москву к этому времени дошла волна слухов о том, что многие русские люди недовольны нововведениями патриарха, полностью поддерживаемого царем. Никон никак не реагировал на эти тревожные вести. Он продолжал реформы с присущим ему упорством, упрямством и по привычной схеме: по любому сколько-нибудь значительному вопросу созывались соборы, патриарх Московский умело руководил ими, направлял в нужное русло. Авторитет Никона, его воля делали свое дело: с 1653-го по 1658 год серьезных противников нововведений в Русской церкви у патриарха Московского не было за исключением разве что протопопа Неронова. После суда его сослали в Спасо-Каменский монастырь, но он не прекратил борьбу, восстанавливая людей на севере против патриарха. Вскоре ссыльному протопопу удалось бежать из монастыря, он прибыл в Москву, чтобы продолжить борьбу, скрывался у надежных людей.
В 1656 году Собор осудил Неронова, предал его анафеме. Некоторые специалисты по проблеме раскола в Русской православной церкви считают сей акт собора 1656 года началом раскола. Как бы то ни было, но Неронов вскоре после сурового приговора добровольно прибыл к Никону, патриарх простил его, состоялось примирение, правда, чисто внешнее. Быть может, именно этот ход Неронова ввел в заблуждение патриарха Московского, может быть, нет, но он не проанализировал складывающуюся ситуацию и продолжил реформы по заведенному уже порядку.
Поддержанный Восточной церковью и даже папой римским Никон, видимо, был абсолютно уверен не только в правильности избранного им пути, но и в конечной победе реформ. Только этим можно объяснить непростительное для крупного политика пренебрежительное отношение к своим противникам, которые, следует помнить, появились у Никона еще в 1653 году, когда московские священники подали царю челобитную «против Никона в защиту двоеперстия, хотя двоеперстие стало возбраняться лишь с 1655–1656 годов»[255]. Да и ропот «снизу» — от прихожан — должен был насторожить Никона, заставить его подкорректировать свои действия…
Впрочем, оценивая деятельность Никона-реформатора и последствия его деятельности на этом поприще, необходимо помнить о том, что серьезные религиозные реформы во всех странах и во все времена сопровождались крупными социальными волнениями. Египетский фараон в 1419–1400 годах до н. э. Аменхотеп IV пытался осуществить религиозную реформу, ввел новый государственный культ бога Атона, сделал столицей государства город Ахетатон, сам принял имя Эхнатон («угодный богу»). Конечной целью фараона было усиление светской власти, снижение роли фиванских жрецов, представлявших могущественную силу и фактически руководивших фараонами и всем Египтом. Эхнатон сделал все, как ему хотелось, то есть он дал Египту новую религию. Прошло несколько лет после его смерти, и от реформ фараона ничего не осталось, город Ахетатон был безжалостно разрушен, а по отрывочным сведениям можно сделать вывод, что возврат к старым порядкам сопровождался жестокостями и кровопролитиями.
В XV веке н. э. во многих странах Европы началась так называемая реформация. Ян Гус (1371–1415) — ректор Пражского (Карлова) университета был идеологом чешской реформации. Он выступал против торговли индульгенциями, за возвращение к принципам раннего христианства, за уравнивание в правах мирян с духовенством. Церковный собор в Констанце осудил Яна Гуса, объявил его еретиком, ректора Карлова университета сожгли на костре, а спустя четыре года в Чехии вспыхнули религиозные, так называемые Гуситские войны, продолжавшиеся с 1419-го по 1437 год.