Изменить стиль страницы

Но зачем предполагать, время тратить, когда нужно рассказывать о деле Кучковичей, деле Якима — сложном, тонком, достойном самых дотошных аналитиков, желающих понять, какие люди могли заказать убийство Андрея Боголюбского или по каким внутренним мотивам оно было совершено, кому это было нужно. Только ли мстительному сыну?

Яким был спокойнее Петра. Он умел ждать очень долго. Чтобы дождаться. Он не выдал себя ни движением глаз, ни единым словом даже после гибели несдержанного брата. Но ожидание Якима не было пассивным: авось придет случай, тогда и можно будет убить князя. Такой исход дела, вполне возможный, не устраивал Якима. Почему?

Сын Степана Кучки, как рассказано в летописях, перешел к активным действиям после казни Петра. Тонко плел он паутину заговора, сумел вовлечь в свои сети вельможу Петра, своего зятя, а также княжеского ключника Анбала Ясина, уроженца Северного Кавказа, а также чиновника Ефрема Моизовича и других людей, общим числом в двадцать человек. Очень много людей привлек для столь опасного, рискованного дела Яким Кучка. Стоило одному из них ради денег, ради благополучия и славы передумать, пойти с повинной к князю, и всех участников заговора ожидала бы мучительная казнь. Двадцать человек решились на очень опасное дело. Почему?

Да, жесткая политика Андрея Боголюбского породила у многих людей, потерявших былые привилегии, в том числе и князей, ненависть к его успехам, к самой идее централизации власти.

29 июня 1174 года в полночь заговорщики пришли к богатому княжескому дворцу, что построил Андрей в Боголюбове, первым делом забрались в погреб, вскрыли бочки с медом, выпили, расхрабрились. Ночь стояла тихая, мед взбодрил убийц, они ворвались в сени, перерезали сонную стражу, подбежали к спальне, в которой мог почивать князь, позвали его голосами нервными, боязливыми:

— Господин! Господин!

Князь, не догадываясь, что происходит во дворце, сонно пробурчал:

— Кто это?

— Прокопий, — невнятно ответил на пьяном языке кто-то из заговорщиков.

— Это не Прокопий, ты врешь, — сказал князь.

Злодеи, поняв, что жертва находится в этой опочивальне, стали ломать дверь.

Андрей Юрьевич вскочил с постели, схватил ножны, но меча в них не оказалось. Ключник Анбал Ясин вечером вынул меч, которым, как говорится в летописи, владел еще святой Борис. Двое заговорщиков подбежали к князю. Одного он завалил на пол, второго ударил по голове ножнами и рванулся к потайному ходу. Но люди Якима окружили его. В густой темноте они не разобрали, кто есть кто, ранили своего. Тот дико взвыл, крепко выругался. Злодеи накинулись на князя. Андрей, в молодости лихой боец, еще не растратил силу и удаль. Отбивался он долго, повторяя то и дело:

— Что плохого я вам сделал? Бог накажет вас, если вы прольете мою кровь!

Действительно, что же плохого сделал князь суздальский этим людям и, главное, зачем нужно было устраивать против него заговор?

Рюриковичи уже более трех веков правили на Руси, родословное их древо разрослось буйно. Князья дрались между собой чуть ли не ежегодно, но от этого их не становилось меньше. В непрекращающейся распре то и дело складывались и разваливались союзы: никто не мог предсказать, с кем и против кого тот или иной князь будет завтра воевать, кого убивать. Обо всем этом Яким знал. Он знал также, что за смерть Андрея ему придется заплатить собственной кровью. И все-таки он решился на заговор. Почему?

Потому что Андрей вырвал его из родных сел и вынудил скитаться вместе с собой по стране? Нет. Этого для заговора маловато. Слишком большой риск. Потому что к мести звал Якима долг? Нет-нет, и этого недостаточно для заговора. Кровную месть можно было осуществить, наняв амбала-убийцу, которых всегда хватало.

— Что вы делаете, люди?! — крикнул князь и, получив несколько ударов, упал на пол, умолк.

Заговорщики решили, что он мертв, и, подхватив раненого друга, поспешили на выход. Пора было подкрепиться, потому что дела у них только начинались, потому что убийство князя было только началом заговора.

Князь очнулся, пошел, громко охая, вслед за злодеями. Он не знал, что все стражники перебиты, что нет во дворце ни одного верного человека. Он надеялся на помощь, звал людей, но его голос услышали враги и остановились: князь-то жив!

— Надо убить его, иначе нам всем смерть! — крикнул Яким, и, как свидетельствуют летописи, злодеи кинулись на поиски Андрея.

Призыв Якима говорит о том, что убийство Андрея Боголюбского не было только семейным делом Кучковичей, в нем был заинтересован какой-то покровитель Якима, обещавший в случае полного успеха заговора и жизнь, и деньги, и, вполне возможно, почет, славу. Конечно же, летописям в полной мере доверять нельзя, но сам ход событий и количество участвующих в них заговорщиков говорит о том, что не просто кровная месть погубила Боголюбского.

Князь услышал отчаянный топот ног, спрятался за столпом восход-ним (каменным столбом с винтовой лестницей, ведущей на второй этаж дворца), притих в слабой надежде выжить. Шансов у него теперь не было. По пятнам крови заговорщики нашли его, и зять Кучки резким ударом меча отрубил несчастному правую руку, а другие вонзили в грудь обреченного мечи.

— Господи, в руце Твои предаю дух мой! — сказал Андрей и испустил дух.

Убийцы, быстро дурея от крови, прикончили Прокопия, приближенного князя, любимца его — милостника. А под утро, забыв про сон, разграбили казну, вооружили тех, кто изъявил желание вступить в ряды заговорщиков. Собралась немалая дружина. Злость распалила огонь страстей. Люди бросились грабить — самое любимое занятие всех бунтовщиков. Да, заговор уже почти перерос в бунт, и, похоже, бунт и нужен был покровителям Якима.

Но кому же были выгодны гибель Андрея и бунт в Суздальском княжестве? Всем, с кем воевал сын Долгорукого: новгородским республиканцам, мечтавшим расширить владения вплоть до впадения Оки в Волгу, князьям Южной и Юго-Западной Руси, надеявшимся вернуть славу и величие Поднепровским землям и Киеву, половцам, которым любое потрясение у северных соседей было на руку… Впрочем, половцы вряд ли взвалили бы на себя тяжелую ношу организации заговора: они всегда снимали сливки с русской распри, и этого им вполне хватало для счастливой жизни.

Если же положить на весы интересы киевлян и новгородцев, то, думается, новгородские интересы будут куда более весомыми. Усиление князя суздальского при одновременном ослаблении русских княжеств Поднепровья не сулило северянам ничего хорошего. Зато расширение своих владений вплоть до среднего и нижнего течения Оки предоставляло им значительные выгоды. И Яким Кучка (не исключено, что он действительно был родственником новгородских Кучек) вполне мог рассчитывать в случае благоприятного завершения заговора на поддержку новгородцев. Нужно помнить еще и о том, что только Новгород, став республикой в первой половине XII века, мог надежно защитить Якима и, главное, его семью, дело семьи — дело купецкое. И уж совсем размечтавшись, можно предположить, что Кучковичи, если бы новгородцам удалось окончательно сокрушить Суздальское княжество и раздвинуть свои границы далеко на юг, получили бы от благодарных сограждан очень солидное вознаграждение в виде земель, расположенных в долине Москвы-реки. Только ради осуществления великой мечты, какой была долина Москвы-реки и ее окрестности, мог решиться Кучка на такой мощный заговор против Рюриковичей.

Бунт в Боголюбове распространялся по закону эпидемии. Заговорщики отправили послов во Владимир, надеясь привлечь горожан на свою сторону. Владимирцы благоразумно отказались от такой «чести». Но жители Боголюбова поддержали убийц, забыв о благодеяниях Андрея Юрьевича, князя в общем-то незлобного.

Сложны и непонятны законы бунта, вовлекающие в его круговорот совсем мирных людей. Боголюбовцы не отличались воинственностью, но теперь, озверев, они разграбили дворец, похитили из него все ценное. Бунт. Все злы и ненасытны. Кто против злых, от злых же и гибнет. Бунт — время действий, а не размышлений и раскаяний. Раскаяние придет позже. И размышления тоже. Бунт — не вечен.