Давали Хлоповой святую воду с мощей, камень безуй, и перепуганная девица стала поправляться.

Салтыковы, однако, не дремали. Они доложили царю о разговоре с молодым врачом, который утверждал, что невеста неизлечима. И тут-то за дело взялась сама инокиня Марфа. «Зачем же нам такая невеста, которая обязательно умрет?! — искренне удивлялась она. — В Угличе, как говорят, одна девица так же болела, а через год умерла». Марфа упорно повторяла, что Хлопову нужно удалить из дворца. Сделать это было непросто. С влюбленным сыном инокиня разобралась: что же это за сын, если он мать не слушается! Труднее обстояло дело с русскими людьми, уже признавшими Анастасию. Тут без Собора обойтись было невозможно даже всесильной Марфе. Все-то она могла решить сама и всего-то могла потребовать от сына, но Земский собор был ей неподвластен. Его необходимо было созвать.

Марфа и здесь нашла выход: по ее совету, то есть приказу, созвали Собор из одних бояр, людей хоть и шумных порою, но в меру. Естественно, перед заседанием хорошо поработал Михайло Салтыков с товарищами. Когда пришло время говорить Гавриле Хлопову, дяде невесты, бояре уже знали, какое решение им нужно принять. А дворянин Гаврила в тот день был хорош! Он за племянницу свою несчастную стоял, убеждал бояр в том, что болезнь-то ее совсем обычная, не страшная для здоровья ее и царских ребятишек.

Понимал Гаврила Хлопов ситуацию: или племяннице его быть царицей, или не быть ей никем, а лишь вечной затворницей. Жалел он о том дне, когда увидел Михаил Федорович дочь его брата, раскрасавицу, когда влюбился царь в Марию. Зачем все это придумала судьба? Выдал бы Иван дочку свою замуж за ровню — дворянина или купца, а то и воеводу, ну уж и за боярина можно было выдать такую красу-девицу. И жил бы преспокойно, внуков бы дождался, а то, глядишь, и правнуков. Чем плоха такая жизнь? Почему так равнодушны бояре? Неужели, люди добрые, вы не понимаете, что такое может случиться с любой сластеной, вошедшей в царские хоромы? Она очень сладкое любит. Она будет рожать крепких и здоровых детей. Не приговаривайте ее к изгнанию.

Хоть и не прирожденный оратор, но говорил Гаврила в тот день пламенно, с такой силой убеждения, что и Демосфен, и Цицерон позавидовали бы ему. Ну уж поаплодировали бы точно.

Бояре выслушали его речь молча, спокойно, может быть, потому что ничего не знали о Цицероне. И вынесли жестокий приговор: невеста «к царской радости непрочна» и свадьбы той быть не должно.

«Ограниченная монархия» всем хороша, когда приходит ее время. Не хороша она для самих монархов, которые, оказавшись в тисках всевозможных ограничений, обязаны жить ограниченно, даже любить ограниченно.

Ничего не зная о борьбе в Боярской думе, во дворце вовсю готовились к свадьбе. Да так и не подготовились: Хлопову «разжаловали», она покинула богатые хоромы, а через десять дней ее отправили, красивую, навек испорченную словом Салтыковых, в Тобольск… Там она провела грустные четыре года. Затем царь приказал перевести ее в Верхотурье. Здесь подруге детства Михаила Романова выделили хорошее помещение в богатом доме воеводы, но особой радости Хлопова Мария не испытывала.

В начале 1617 года переговоры со Швецией завершились, между противоборствующими сторонами 17 февраля был подписан договор о вечном мире. Русские отдавали западному соседу Иван-город, Ям, Копорье, Орешек и Корелу, обязались уплатить противнику 20 тысяч рублей.

В 1618 году начались боевые действия с Польшей. Король Владислав в августе отправился в поход на Москву, рассылая по Русской земле послания, в которых он напоминал русским людям об избрании его на московский трон, о бедах народа при русских царях и о том, как хорошо будут жить русские люди, если он, Владислав, воссядет на престол. Он был очень щедрым в своих обещаниях. Иной раз такая щедрость подкупает людей.

Царь всея Руси Михаил Федорович Романов по привычке созвал 9 сентября Земский собор «всех чинов людей Московского государства», спросил их мнение. Многие из заседавших читали послания Владислава, видели, как тяжело русскому царю дается дело царское, как много беспорядка творится на Руси. И мнение они высказали единодушное: будут они биться с врагами, не щадя живота своего, а если битву проиграют, то будут в осаде сидеть до последнего, буквально до последнего живого человека русского. Это было мнение русского народа, весьма немалодушного.

Владислав проиграл ту войну. 1 декабря 1618 года между двумя государствами было заключено так называемое Деулинское перемирие сроком на 14 лет и 6 месяцев. Вновь Русь, как и в случае со Швецией, теряла некоторые территории, поэтому договор этот может показаться унизительным, но современники так не считали. Сложной была внутриполитическая ситуация, и Деулинское перемирие давало возможность совсем не стремительно, очень плавно выйти государству из смертельного пике Смутного времени.

Летом 1619 года в Москву прибыл Филарет, отец Михаила Федоровича, — Федор Никитич Романов. В июне он был посвящен в патриархи.

Филарет отличался от своего венценосного сына. В молодости он был первым в Москве красавцем и щеголем, законодателем мод. Обычно такие люди с большим трудом переносят невзгоды. С Федором Никитичем Романовым этого не произошло. Насильное пострижение в монахи, тюрьма, унижения от Тушинского вора, польский плен… не каждому даже очень сильному человеку удается, испытав подобное, сохранить в себе волю к жизни и к победам, ум, способный мыслить категориями государственными, душу, способную руководствоваться не только личными, часто мелковатыми, интересами, энергию.

Первым делом Филарет разобрался с Салтыковым, учинившим интрижку в деле Хлоповых. По настоянию патриарха Салтыковы были выпровождены из Москвы в ссылку в свои имения. Мать их заключили в монастырь. Поместья и вотчины передали в казну.

Гаврилу Хлопова вернули из ссылки, а Марию нет. Всесилен был патриарх Филарет, но и он не был сказочным волшебником. Инокиня Марфа, жена Филарета в миру, решительно воспротивилась ее возвращению. Марфа прекрасно понимала, что здоровье у Филарета не богатырское, что, оставшись одна, она (если бы Мария стала-таки женой Михаила) претерпела бы от молодой царицы немало горя. В данном случае инокиня Марфа, запрещавшая сыну жениться на Марии, готовила себе на старость прочный щит. По-видимому, Филарет и Михаил тоже понимали это и не хотели отнимать у самого близкого человека, у матери и жены, надежду на спокойную старость.

Марию Хлопову перевели в Верхотурье, где она жила недолго, а потом — в Нижний Новгород, и поселили в доме умершего незадолго до того Кузьмы Минина. Царь в то время до того расхрабрился, что послал вместе с указом о переводе Марии в Нижний Новгород письмо к ней и подарки. Бывшая невеста и этому была рада. Вскоре в Нижний приехал боярин Шереметев, объявивший Хлопову Ивану, что царь отказался жениться на его дочери, что повелел он Хлоповым жить в Нижнем Новгороде, что из казны будет им поступать ежегодное жалованье, и немалое.

Михаил Федорович обещание свое исполнил. Жалованье действительно приходило крупное и вовремя, но Мария Хлопова, кроткая, миловидная, угасала на глазах и вскоре умерла. Жители Нижнего, близкие люди проводили подругу детства Михаила Романова в последний путь и долго с грустью вспоминали о ней.

Двоевластие

После посвящения в патриархи Филарета Михаил Федорович заявил, что его отцу должна быть оказываема такая же честь, как и ему. В стране наступило двоевластие. Полный государь в церковных делах, патриарх стал не только первым советником и наставником царя, но и фактическим соправителем Русского государства. Все грамоты они подписывали оба: впереди стояла подпись Михаила Федоровича, затем — Филарета, которому, как и царю, присвоили титул «великого государя».

Жесткую политику патриарха быстро почувствовали все. Царя оставили в покое «временщики», присосавшиеся к кремлевским богатствам, как вампиры. «В новом великом государе Москва, — по мнению С. Ф. Платонова, — сделала большое приобретение, она получила то, в чем более всего нуждалась: умного администратора с определенными целями. Даже в сфере церковной Филарет был скорее администратором, чем учителем и наставником церкви»[225].