В 1614 году московскому правительству удалось покончить с Заруцким, засевшим в Астраханском кремле вместе с Мариной Мнишек и ее сыном. Участь их была печальной. Заруцкого и «воренка» казнили, Марина Мнишек умерла в тюрьме, оставив недобрую память о себе и дневник. В том же году правительственные войска разгромили несколько отрядов казаков, не согласившихся на предложение Земского собора перейти на службу к царю. Именно от Земского собора, от «земли» шли все указы из Москвы. Русская земля объединилась в борьбе против разбойников. Михаил Федорович вообще не распускал Земский собор вплоть до 1622 года, а только менял его состав. Все сколько-нибудь серьезные проблемы он решал только совместно с выборными со всей Русской земли людьми. Это была уже не Боярская дума, это был Земский собор, выражающий интересы всех сословий.

Положение на русско-польской и русско-шведской границах оставалось крайне напряженным. Москва долгое время не могла справиться со свирепым и неуловимым Лисовским, а затем, после его смерти в 1616 году (он упал с лошади и разбился насмерть), с «лисовчиками». Не в силах была Москва справиться и со шведами, русские обращались даже за помощью к голландцам и англичанам. В Европе отнеслись с пониманием к нищим послам из богатейшей страны. Голландцы, например, выдали русским послам 1000 гульденов на пропитание.

С помощью европейских дипломатов Москве удалось выйти на переговоры со Швецией, король которой, Густав Адольф, как и многие европейские монархи, готовился к Тридцатилетней войне. В декабре 1616 года, когда в селе Столбово начались русско-шведские переговоры, никто еще не знал, когда эта война начнется, как разложится военно-политический пасьянс в Европе и что это даст Швеции и России, но… знали бы русские послы о предстоящих великих событиях в Европе, быть может, и вели бы они себя на переговорах посолиднее… Впрочем, Густав Адольф был очень силен, и дразнить его было опасно.

В том же году у русского царя появилась еще одна важная задача: женитьба! Михаилу Федоровичу исполнилось двадцать лет. Возраст для создания царской семьи подходящий. Этим важным для государства делом занялась мать Михаила Федоровича, инокиня Марфа. Иначе и быть не могло. До этого момента Марфа имела на сына огромное влияние. Жила она в Вознесенском монастыре по-царски. Имела богатый двор и сонм бессловесных монахинь. Любое важное дело царь обсуждал с матерью, она давала ему соответствующие наставления, благословляла или не благословляла те или иные дела его, указывала ему, каких людей (естественно, из рода Салтыковых и их союзников) на какие должности расставлять.

Ее муж, Федор Никитич Романов, «был человек крутого и жесткого нрава», но Марфа отличалась еще более крутым, еще более властным характером. «Достаточно взглянуть на ее портрет, на низко опущенные брови, суровые глаза, крупный, с горбинкой нос, а всего более на насмешливые и вместе с тем повелительные губы, чтобы составить себе понятие об ее уме, сильном характере и воле, но эти признаки мало говорят о мягкости и доброте»[224].

Жизнь не баловала Марфу. Гонения, которым подверглась семья Федора Никитича Романова (Филарета), ужесточили ее нрав.

Как сильная, незаслуженно обижаемая женщина, насильно постриженная к тому же, она вполне могла мечтать о мести. Но мстить в открытую, как совсем недавно спокойно делали приближенные к трону и сами венценосцы, ни Марфа, ни кто-либо в Русском государстве при постоянно действующем Земском соборе не могли, хотя, естественно, мстить-то они мстили и порою не менее жестоко, чем во времена оные.

А тут пришла пора жениться ее сыну.

По древнему обычаю в Кремль собрали всех девиц на выданье. Боярыньки и дворяночки, робкие и смелые, нежные и суровые, все как на подбор статные, красивые, выстроились в ряд. «Каравай-каравай, кого хочешь выбирай!» Михаил был однолюбом, выбрал среди множества претенденток свою подругу детства Марию, дочь незнатного дворянина Ивана Хлопова. Выбрал, во всеуслышание заявил — делать нечего, надо соблюдать обычаи, на них Русь стояла веками, на них ни великие князья, ни цари не посягали. Марию Хлопову тут же взяли в теремные хоромы цариц, нарекли ее по воле царя Анастасией, приказали всем оказывать ей царские почести. Из дворяночек да в царицы? Нет, пока лишь в невесты царя молодого, неженатого.

Неожиданное возвышение бедного рода Хлоповых Салтыковым не понравилось: своих что ли мало!

Михаил Федорович, как человек тихий и сосредоточенный, мог — и этого очень боялись Салтыковы, — женившись, полностью сосредоточиться на Марии Хлоповой, и в этом состоянии полного сосредоточения он, естественно, стал бы менее зависим от инокини Марфы. А там, глядишь, и дети у дворяночки пойдут — совсем плохо будет Салтыковым жить при дворе.

Брат Ивана Хлопова Гаврила слабо разбирался в кремлевской жизни, был он человеком прямым и в прямоте своей неосторожным. Салтыковы некоторое время приглядывались к нему и к Ивану, будто бы приноравливались: а может быть, и с Хлоповыми в Кремле жизнь будет не хуже? Нет, хуже.

Как-то отправился царь на экскурсию в Оружейную палату. Любил он посмотреть на красивое оружие. Сам-то Михаил Федорович был человеком невоинственным, старался держаться от военного дела подальше, но на оружие любил смотреть. Особенно нравились ему сабли.

Михаил Салтыков, желая потрафить венценосцу, показал ему турецкую саблю — красавицу, глаз не оторвешь, как от невесты. «Хорошая сабля!» — восхитился царь, а Салтыков ему в ответ: «У нас тоже могут такую сделать, даже лучше». Михаил Федорович пожал плечами и спросил у стоявшего рядом Гаврилы Хлопова: «Неужто у нас такие умельцы есть?» Гаврила по простоте души своей возьми и ляпни: «Такую не сделают». Михаил Салтыков оскорбился и крикнул: «Не говори, чего не знаешь!» Не обращая внимания на царя, они стали орать друг на друга, разошлись врагами. Салтыковы, узнав об этом, решили расстроить свадьбу. Средства для этого важного для себя дела они использовали самые разные, благо при невесте постоянно находились люди Салтыковых.

Анастасия Хлопова, которую поминали в молитвах во всех церквах государства, в которую заочно уже стал влюбляться доверчивый народ, вдруг занемогла странною болезнью: ее постоянно рвало. Хлоповы подумали, что это от сладкого. Анастасия очень любила сладкое. Царь знал это с детства. Став женихом и невестой, Мария-Анастасия и Михаил Федорович ездили вместе на гулянье в село Покровское. Царь захватил с собой красивый расписной ларец с сахарными леденцами и заедками, подарил сладости сластене. Анастасия на радостях съела чуть ли не все содержимое ларца, не догадываясь, что некоторые заедки и леденцы были отравлены подкупленными женщинами. Вернулась она из Покровского очень счастливая: и сладостей объелась, и с женихом погуляла, и на людей посмотрела, и люди на нее посмотрели — что еще надобно царской невесте для полного счастья?

Ночью Анастасии стало дурно, разболелся желудок, появилась сильная постоянная рвота. Двор переполошился. Иван Хлопов закручинился, догадываясь, к чему идет дело. По дворцу побежали грозные слухи: «Черная немочь у невесты! Черная немочь!» Иван запретил дочери есть сладкое, через некоторое время болезнь утихла, но не успели друзья Хлоповых порадоваться, как рвота вновь стала мучить бедняжку.

Салтыковы были тут как тут. Они доложили царю о чрезвычайном происшествии в теремных хоромах царицы. Михаил-однолюб взволновался, приказал позвать к Анастасии доктора из иностранцев, тот осмотрел невесту и доложил, что у нее обыкновенное расстройство желудка, что это никак не отразится на здоровье невесты, что рожать она будет исправно.

Царь успокоился, но Салтыковы нашли другого врача, помоложе возрастом и поменьше рангом. Молодой, но, впрочем, опытный в дворцовых интригах врач обнаружил у Анастасии желтуху. Салтыковы, проявляя удивительное рвение, сами взялись отслеживать процесс лечения Хлоповой. Михаил Салтыков передал больной через Гаврилу какую-то водку, обещая, что это лекарство обязательно вылечит невесту.