— Это ты среди своих Хантером будешь! — усмехнулся подполковник, извлекая из тумбочки вездесущую афганскую «дутую» фляжку и кое-какое съестное. — Ты уж извини, Александр Николаевич, но, хочешь не хочешь, для нас ты уже окончательно Царевич — и баста! — под общий хохот закончил подполковник.

— Ну, раз так, — усмехнулся старлей, косясь на домашние разносолы, появившиеся на столе, и сглатывая голодную слюну, — тогда признаюсь, что я и вам позывные присвоил. Вы, Игорь Васильевич, — Костяная Нога, ты, Виталий, — Бриллиантовая Рука, а ты, Алексей, — Прораб!

Дружелюбно посмеялись: никто не в обиде.

— Извините, друзья, — начал вдруг Хантер оправдываться, — но у меня сейчас ни денег, ни спиртного. Хуже того — ни документов, ни всего прочего, что положено… — откровенно загрустил он.

— Товарищ старший лейтенант! — шутливо громыхнул Костяная Нога. — Еще раз услышу подобное — выселю к срочникам в палату!

— Да мне-то что, — уныло заметил Александр, — мне лишь бы на ноги встать поскорее — и обратно к моим бойцам…

— И опять — двадцать пять! — Вертолетчик чуть не сплюнул от досады. — Ты еще на каталке разъезжаешь, а тебе уже Афган вновь мерещится! Что за человек! Успеется!.. Ну-ка, к бою, мужики! — зычно скомандовал он, широким жестом приглашая к столу.

Хантер, снова позаимствовав у Прораба костыли, допрыгал до стола и спланировал на самый краешек стула.

— Чего так скромно? — поинтересовался Прораб. — Присаживайся поудобнее, не робей!

Пришлось старлею сообщить «однокамерникам» об одной странной особенности своего организма. Мол, еще со времен первой контузии после первой выпитой рюмки его начинает «штормить». Длится это недолго, а потом можно пить и есть сколько угодно.

Все пошло как по писаному: как только Костяная Нога налил по первой (во фляге оказалась так называемая «шпага» — разбавленный градусов до пятидесяти спирт) и все подняли и опрокинули за общее исцеление, Хантер, не дожидаясь «шторма», вернулся на койку и опрокинулся навзничь.

Тот не заставил себя долго ждать — давление тупо шибануло в виски, замутило, в глазах потемнело… Неожиданно дверь открылась и в палату тихо вошла Афродита. Окинув наметанным взглядом компанию за столом (стаканы и фляга еще до того исчезли в мгновение ока), она направилась к старшему лейтенанту. И тут же засекла, что с ним что-то не то. Не проронив ни слова, старшая сестра метнулась в коридор, хлопнула дверь ординаторской.

— Ну, теперь всем кранты! — укоризненно произнес, обращаясь неведомо к кому, Бриллиантовая Рука. — Завтра выпишут — и прямиком на полигон!

— Сиди, не дергайся! — тормознул Костяная Нога, флегматично жуя перышко зеленого лука. — Свежевыпитый спирт в небольших дозах унюхать не так-то просто. Тем более в госпитале, где им, можно сказать, все пропиталось! — Он неожиданно улыбнулся и откинулся на спинку стула, поглядывая на дверь.

Через минуту в палату влетел Седой в сопровождении Афродиты. Он был уже в цивильном — видно, собирался домой.

— Что с тобой, старлей? — спросил он, щупая Сашкино запястье. — Пульс бешеный, ритм сбит, выглядишь паршиво. В чем дело?

— Остаточные явления минно-взрывной травмы, — вымученно юморнул Хантер. — Чепуха, скоро пройдет. Не беспокойтесь, Владимир Иванович!

— Ты, часом, не выпил чего? — Подполковник покосился на «поляну» на столе, на соседей по палате, сидевших тихо, как мышь под веником.

— Не, мне нельзя, сам знаю, — криво ухмыльнулся Александр. — Просто мысленно вернулся в Афган…

Седой еще раз пристально всмотрелся в его лицо и вдруг спросил:

— А слыхали байку про «нам нельзя»? Нет? Мне ее в Пули-Хумри инфекционисты стравили. Если коротко — прилетает в Кабул на пересылку из Союза прапорщик-украинец. Степенный, упитанный, при нем сала чемодан, колбаска домашняя, ну и прочее всякое. А спиртное еще на таможне изъяли… — Глаза начальника отделения лукаво заблестели. — Ходит, тоскует: закуски хоть выбрось, а выпить нечего и не с кем. Глядь — в уголке за модулем двое афганцев сидят, между ними — литр водки. Наливают по грамульке, пьют без энтузиазма, занюхивают двумя конфетками. Нюхнут — и отложат.

— Эй, хлопцы! — возрадовался прапорщик. — Что ж вы конфетками давитесь! Пошли ко мне, у меня и сало, и колбаска, и лучок-чесночок! Сядем по-людски, перекусим, чарку перекинем, погутарим!

Призадумались парни, переглянулись.

— Сало, говоришь? — отвечает один. — Дело хорошее. Только нам, дядя, никак нельзя. Мы же гепатитчики!

К тому времени как шестая палата отсмеялась, полегчало и Хантеру. Байку эту он еще не слышал, хоть и родилась она в тех краях, откуда он прибыл.

— Ну, я вижу, с остаточными явлениями покончено, — усмехнулся Седой и повернулся к Афродите. — Галина Сергеевна, тут ничего серьезного, так что езжайте-ка домой. Если что — есть дежурный врач и сестры, они управятся.

— Владимир Иванович! — Афродита вдруг залилась краской. — Вы же в курсе — я живу далеко, да и поздно уже. Позвоню родителям и переночую в отделении. А старший лейтенант Петренко тут вообще ни при чем! — с вызовом добавила она, обращаясь то ли к своему начальнику, то ли к Александру, то ли ко всей палате номер шесть.

А затем торопливо выскочила в коридор, и ее каблучки застучали в коридоре. Это походило на бегство.

— Что это с ней? — удивился Седой. — Прямо не в себе девушка! — Он повернулся к Хантеру. — А ты, старлей, тут точно ни при чем?

— Еще чего! — буркнул тот.

Внезапно вспомнилась Оксанка, и тень набежала на его худощавое лицо с остро выступившими скулами.

— Ладно, чужая душа — потемки, — проговорил подполковник и вдруг заговорщически подмигнул вертолетчику: — Чего мнешься, Игорь Васильевич? Давай, разливай! Или думаешь, я не понимаю, по какому поводу вы тут собрались?

— Так мы, это… — растерялся Костяная Нога. — Мы думали, что вы…

— Кое-кто тоже думал! — Голос начальника отделения звучал возбужденно, и Хантер вдруг смекнул, что доктор уже слегка под хмельком. — Такое событие стоит обмыть — не каждый день мои пациенты попадают в программу «Время». Знаете, как в госпитале теперь величают нашу знаменитость? «Тот самый Петренко», о!.. А ты чего развалился, Александр Николаевич? — шумнул он. — Давай к столу!

— А ему не повредит? — невинно полюбопытствовал вертолетчик. — Не приведи бог что не так…

— Сто граммов — и все будет ажуре, — заверил Седой. — Но не больше — у него послезавтра операция. Оперировать буду я в присутствии кое-кого из военно-медицинского факультета. Пусть поучатся, как шить ахиллово сухожилие погружным швом.

— А это еще что за штука? — поинтересовался Хантер, прыгая на прорабовых костылях.

— Перед операцией все узнаешь, — пообещал подполковник медслужбы.

4. Операция

Наутро у него взяли все мыслимые и немыслимые анализы. Потом в палату вкатился анестезиолог — кругленький подполковник с усиками мушкой: то ли как у недоброй памяти товарища Жданова, то ли как у самого Адольфа Алоизовича. Настроен анестезиолог был решительно. Первым делом объявил, что операция — пластика ахиллова сухожилия — назначена на завтра. Наркоз специфический — обезболивающее введут длинной иглой в область седалищного нерва, и во время операции Петренко будет находиться в полном сознании.

Сделав аллергопробы, «Жданов» строго предупредил:

— И вот еще что, Александр Николаевич. Попрошу вас сегодня вечером ничего не есть, жидкость также принимать по возможности ограниченно. И ни капли спиртного!

— Вот те раз! — легкомысленно ухмыльнулся Александр Николаевич. — С чего бы это? Сухожилие расплетется?

— Иначе могут возникнуть проблемы с наркозом. — Анестезиолог явно не был расположен шутить. — Организм ваш еще слаб, наличие алкоголя или продуктов его распада в крови способно нейтрализовать наркоз. И другие реакции могут оказаться непредсказуемыми.

Когда анестезиолог удалился, к Александру подсела Афродита. Соседи по палате мигом улетучились кто куда: Костяная Нога с Бриллиантовой Рукой отправились на процедуры, а Прораб вдруг засуетился, вспомнив, что ему срочно надо позвонить по городскому телефону. В итоге молодые люди остались с глазу на глаз. Время было послеобеденное, они с девушкой уже виделись с утра, но Афродита все-таки еще раз поздоровалась, добавив: