Мне казалось, что он весьма болезненно воспринимал замечания, касающиеся недостатков в боевой подготовке флота, и всегда давал понять, что последнее слово остается за ним. Многие предложения наших советников не получили от него «путевки в жизнь». Помню, что адмирал не дал согласие на введение особого оперативного режима в районе Александрии. Ночью море почти до самого горизонта светилось многочисленными огнями рыболовецких судов, и, естественно, среди них легко было «затеряться» любому судну противника. Хотя по какой-то «негласной договоренности» израильтяне не бомбили Александрию, как и египтяне — израильские порты, тем не менее обеспечение безопасности в районе Александрии приобретало особую актуальность в связи с ожидавшимся приходом советских подразделений ПВО и возможным посещением советских атомных подлодок. Наши советники предлагали адмиралу Зикри ввести строгий контроль за выходом судов в море, однако он не согласился, мотивировав свой отказ тем, что рыболовецкие суда должны выходить в море не по расписанию, а когда появляется рыба. Советники же объясняли его отказ тем, что командующий военным флотом был «по совместительству» хозяином и рыболовного. Справедливости ради, надо сказать, немного перефразировав классика советской сатиры, что «рыба в Александрии была», и рыбный базар, располагавшийся прямо на дороге, ведущей к штабу флота, напоминал больше музейную экспозицию диковинных морских животных. «Экономическими причинами» объясняли наши советники и отказ адмирала Зикри обстрелять эксплуатировавшиеся израильтянами нефтяные промыслы на Синае: поговаривали, что он владеет акциями этих нефтяных разработок, которые приносят доход независимо от того, в чьих руках они находятся, ибо право частной собственности — священно. «По своим деньгам не стреляют» — говорили наши советники.

(Позже, в ходе «войны на истощение» он был отправлен в отставку, и на этом посту его сменил адмирал Махмуд Фахми, однако впоследствии, уже при президенте Садате, я узнал из газет, что он снова командовал флотом).

В то время подобные действия (или «бездействие») вызывали со стороны советников резко отрицательную реакцию и даже рассматривались как своего рода саботаж, однако сейчас, по прошествии многих лет, мне кажется, что это было проявлением мудрости египтян, нежеланием подвергать народ излишним трудностям и лишениям.

Что касается простых египтян, рядовых матросов, то они были удивлены отсутствием высокомерия, с которым в недавнем тогда колониальном прошлом европейцы относились к местному населению. Однако случалось и так, что простота и доступность, привычка относится ко всем людям как к равным, получали превратное истолкование. Многие помнят товарный дефицит, царивший у нас в стране в то время, поэтому, естественно, что ширпотреб закупался советскими загранработниками в изрядных количествах. Все это создавало у местного населения впечатление о бедности советских людей, и многие египтяне недоуменно спрашивали: «Зачем вы нам помогаете, если сами бедные».

Недобрую службу сослужил бюрократизм, привычка перестраховываться. Однажды из Каира пришло распоряжение, в котором указывалось, что между советниками и «подсоветными» складываются слишком тесные личные отношения. Обычным делом стало приглашение друг друга в гости, что может способствовать утечке секретной информации, которой многие советники, будучи старшими офицерами, безусловно, владели. Поэтому предлагалось поддерживать сугубо официальные, деловые отношения. Мне представляется, что тем самым была упущена возможность наладить по-настоящему глубокие дружеские отношения, особенно с офицерами среднего звена, ибо высшие офицеры и без того были не слишком склонны к установлению доверительных отношений со своими визави. Вполне возможно, что, если бы «неформальные» отношения развивались и дальше, то не было бы такого резкого охлаждения советско-египетских отношения в последующий период. Не очень разумные распоряжения приходили и в области хозяйственной деятельности, особенно это касалось автотранспорта, о чем, кстати, мы прочли в одном американском журнале («Newsweek» или «Time»). Начальство (из аппарата Главного военного советника в Каире) посчитало, что автомашины советников слишком интенсивно эксплуатируются, имеют большой пробег. Никакие аргументы вроде того, что город Александрия «вытянут» вдоль моря почти на 40 км, не принимались во внимание, и «газики» некоторых советников были поставлены на «козлы», так что старшим офицерам пришлось «кооперироваться», т. е. пользоваться машиной одного, пока другие машины «отдыхали». Создавалось впечатление, что между «каирским» и «александрийским» начальством отношения были весьма прохладные. «Александрийские» советники объясняли это тем, что главный военный советник в Каире и советник командующего флотом имели равные воинские звания (генерал-лейтенант и вице-адмирал), пока главному военному советнику не присвоили чин генерал-полковника.

Были оплошности и в работе наших советников, причем один случай имел трагические последствия. Долгое время слабым звеном египетских ВМС была служба тыла, особую озабоченность вызывали большие сроки и низкое качество ремонта кораблей, причем вызвано это было отнюдь не технической отсталостью ремонтной базы. Надо сказать, что в силу специфики флота — насыщенности сложной техникой — там служила наиболее грамотная (и состоятельная в материальном отношении) часть призываемых в армию египтян. Многие рядовые матросы окончили высшие учебные заведения, имели свой собственный бизнес. Известны случаи, когда советники восхищались усовершенствованиями, особенно в электронной аппаратуре, предлагаемыми египетскими инженерами. Вместе с тем, на недоуменные вопросы наших советников, почему невозможно ремонтировать египетские корабли быстро и качественно, как ремонтируются в тех же Александрийских доках советские корабли, входящие в состав средиземноморской эскадры, следовал ответ, что ремонтом советских кораблей занимается частный сектор, а египетские суда ремонтируются силами флота, то есть государством. Однако, судя по всему, дело обстояло несколько сложнее. По странному стечению обстоятельств нередко затягивался ремонт именно тех кораблей, которые должны были выходить в боевой поход. На одной подводной лодке, назначенной для проведения разведки у берегов Израиля, перед самым окончанием ремонта был обнаружен разбитый перископ. Некоторые египетские офицеры объясняли этот случай перепадом температур на поверхности моря и в глубинах. Тогда был проведен эксперимент: стекло перископа опускали поочередно то в горячую, то в холодную воду — никаких повреждений не возникало. Просто некоторые офицеры не очень торопились выходить в море. Короче говоря, в этом сложном хозяйстве требовалось наведение порядка.

Много сил и времени было потрачено нашими советниками, чтобы подобрать на должность начальника тыла достойную кандидатуру, причем главная трудность состояла в том, что в египетских вооруженных силах была принята такая система продвижения кадров, когда повышение в должности осуществлялось согласно списку очередности, в который заносилось имя офицера при окончании им военного учебного заведения, при этом учитывалась успеваемость и прочие заслуги или прегрешения (так, одним из видов наказания могло стать перемещение в этом списке назад на несколько позиций, в то время как обратное, насколько мне известно, не практиковалось). По всей видимости, система не такая уж плохая, поскольку ставит определенные преграды на пути «блата», однако в данном случае она тормозила дело, поскольку впереди этого офицера по списку числилось еще несколько человек, непригодных для этой работы, так что какое-то время было потеряно, пока одним не подобрали должности повыше, а других не отправили в отставку. Наконец, все препятствия были преодолены, и к общему удовлетворению бригадный адмирал Али Осман [за точность имени не ручаюсь, но помнится, что в это время в арабских кинотеатрах показывали фильм «Могучий Осман», и его арабские сослуживцы — некоторые шутя, а некоторые и с завистью — называли его этим прозвищем] занял кабинет начальника тыла. Надо сказать, что это и в самом деле был могучий Осман — веселый человек незаурядной физической силы.