Стали прибывать гости из Союза: Тяжельников Е.П. - первый секретарь ЦК ВЛКСМ с чемоданом комсомольских наград, Терешкова В.Н., тогда еще с мужем Николаевым А.Н. И вот приезжает Н.В.Подгорный — председатель Президиума Верховного Совета СССР. Этот наград не привез почему-то.

Выступая, Николай Викторович сказал о том, какую важную победу мы одержали, как это важно для страны. Подбрюшье южных границ Союза и т. д. «Вы знаете, что в Средиземном море плавают эти… как их…». Помощник подсказывает: «Авианосцы». «Да, да авианосцы НАТО», — повторяет Подгорный. Там, где выступающий отрывался от текста, выручал помощник. Дошла очередь до вручения подарков. От нашего имени Подгорному Н.В. вручают сделанный умельцами из крыла сбитого «Фантома» подарок — на фоне пирамид Гизы ракетный комплекс и сбитый «Фантом». Высокий гость тоже достает что-то и говорит: «А вот вам…», — и опять заикается. Мы уже видим, что это уменьшенная копия скульптуры воина-освободителя, установленная в Трептов-парке, скульптора Вучетича. Помощник уже громко кричит: «Воин-освободитель!». «Да, да. Вот вам воин-освободитель». Слышу голоса в разных уголках зала: «Твою мать! Кто же нами руководит!» Посадили дерево дружбы, и на этом встреча закончилась.

Для половины состава бригады вскоре командировка закончилась. Они пробыли ровно год. А когда меня спрашивают, сколько я был в этой командировке, я четко отвечаю: «Год, три месяца и один день». Да, именно «И один день». Почему? Попытаюсь объяснить.

Когда в марте 1971 г. половина бригады уехала в Союз, на их место прибыли новички. Новыми были командиры и их замы, т. е. руководство дивизии, бригад и дивизионов. А замзамы, часть инженеров и техников остались еще на 100 дней. Как у Ю. Полякова «Сто дней до приказа». Хорошие взаимоотношения сложились не у всех. Мы еще жили воспоминаниями о боях, о потерянных товарищах. У них этого груза за спиной не было. Они в первую очередь интересовались, что, где и как можно купить, можно ли заработать на машину, какие льготы ждут в Союзе, кто на какую должность назначен из первой партии, отправленной на Родину и т. д. Это все настолько вылезало наружу, что вызывало негативную реакцию у оставшихся, которые прибыли сюда воевать за идею, и только потом узнали о льготах, которые во многом не реализуются и поныне.

На двери нашего бункера появился лист ватмана, разделенный на клетки, с обозначением чисел и дней недели — 100 клеток. Каждый вечер, наливая фронтовые 50 г спирта, из Деда Мороза (трехлитровая бутыль) или Снегурочки (литровая бутыль), мы в торжественной обстановке, стоя провожали еще один день, вычеркивая его в календаре. Через месяц, собираясь в бункере перед обедом, кто-то уже вычеркивал этот день. А последние из 30 дней вычеркивались первым проснувшимся товарищем рано утром. И, наконец, сборы домой. Какое это счастье. Сердце замирает до сих пор при одном воспоминании.

Поездом едем до Александрии. Далее борт теплохода «Россия». Стюардессы, бары и т. д. Правда, только пятая часть стюардесс от штата, они выполняли роль официанток во время обеда. Бары не функционировали, парикмахерские тоже.

Мне вручили билет в каюту № 17-люкс. Старшая стюардесса Мария Николаевна Вечная рассказала, сколько знаменитых людей было в этой каюте, включая уважаемого мною Алексея Николаевича Косыгина. А старшая стюардесса — Мария Николаевна, которая вместе с мужем, к тому времени уже покойным, ходила на этом, немецкой постройки, теплоходе более 30 лет и историй знала премножество. В этой каюте нас поселили втроем, но постоянно находилось 5–6 человек: весь наш бункер с авиабазы Кайро-Уэст переселился сюда вместе с запасом спирта и закусок, потому что у нас в каюте был холодильник и стол для разделки продуктов. Дулись в преферанс и ждали скорейшего возвращения в порт, откуда более года назад нас увезли в Египет. Босфор проходили днем. Прогулочные катера, музыка, веселье. Обе части Стамбула уже связывает красавец вантовый мост, которого не было чуть более года назад.

К родному берегу подходим глубокой ночью. На освещенном берегу видим группы военных, среди них и генералы, и пограничники. Все ринулись на один борт. Шум, гам, неразбериха. Потом уже дружное «Здравствуй, Родина», и многоголосое «Ура», которое было слышно за много километров. С причала в мегафон раздается: «Прекратить шум». А как его прекратить? Да и никогда не понять этому человеку, который кричал в мегафон, что это такое — вернуться на Родину с войны живым, после такой долгой разлуки с ней. Здоровье проверяли сразу при выходе с корабля, заставив всех приспустить брюки. Некоторых с дизентерией отправили проходить карантин в соседний палаточный городок. Бочки с селедкой, черный хлеб в избытке. Какая радость. Теперь осталось добраться до жен и семей. Через два дня все бациллоносители были отсеяны, и поезд Николаев — Москва понес нас еще ближе к дому. Телеграммы успели отослать. В поезде отказались выпить хотя бы каплю спиртного. В Москве встречают семьи. Меня встречает моя жена, самая терпеливая, самая красивая, самая желанная, и сын пяти лет, зажавший в руке подарок папе, орденскую колодку, снятую с моего кителя. Слезы радости и счастья. Мы дома. Что нам Родина приказала, мы все выполнили.

12 июня 1971 года. На следующий день Выборы в Верховный Совет. На радостях опять проголосовал за Подгорного Н.В. Три дня нас с женой никто не тревожил. Сын был у соседей. Мы упивались любовью. А через две недели я уже сдавал экзамены в академию. Но льготы при поступлении имели только награжденные орденами. А мое представление к ордену Красной Звезды с 12 февраля 1971 г. где-то блуждает до сих пор, да и не у меня одного. Да бог с ней со звездой.

Так закончились наши египетские ночи. Но в памяти все события свежи, как будто это происходило только вчера, хотя уже ряды ветеранов войны в Египте редеют. И нервные перегрузки, и стрессовые ситуации и повышенная солнечная радиация, дают о себе знать до сих пор. И все равно жизнь наша разделена на две части. До Египта и после Египта. Вспоминая при встречах какие-либо случаи из жизни, мы так и говорим, это было еще до Египта, не называя календарные годы. Поскольку для каждого из нас это рубежный период, оставивший зарубку в памяти, а у некоторых и рубец на сердце.

А что же в Египте? Смерть Насера потрясла всех в Египте, как жителей, так и нас, прибывших защищать дело июльской революции 1952 года. Сила Насера заключалась в том, что его авторитет в народе и армии был непоколебим. Но созданный им режим оказался режимом личной власти. После его смерти в стране не оказалось таких институтов, которые продолжали бы его курс. Сторонники Насера не успели организоваться после его смерти. К власти пришел Мухаммед Анвар Садат, показавший себя очень ловким, опытным, авантюрным политическим игроком. Участник революции 1952 г., вскоре после ее победы он был отодвинут Насером на вторые роли из-за своих правых убеждений, но затем он стал вице-президентом, который, правда, осуществлял только протокольные функции. Сразу же после смерти Насера Садат активно включился в борьбу за власть. Результат оказался для него удачный. После ареста 9 министров кабинета и других крупных фигур просоветской ориентации в стране был установлен режим военно-полицейской диктатуры. Была осуществлена бескровная контрреволюция.

В Египте начала 70-х годов был модным следующий анекдот. Вскоре после захвата власти Садат решил проехать по столице на президентском автомобиле. Машина, управляемая водителем, служившим еще у Насера, достигла перекрестка дороги. Водитель уточняет у президента, куда поворачивать, налево или направо? «А какую дорогу выбирал Насер?» — спрашивает Садат водителя. «Насер всегда ездил налево», — ответил водитель. Обдумав ответ водителя, Садат приказал: «Включай левый поворот, но поезжай направо». И этот включенный, мигающий левый поворот долго еще вводил в заблуждение многих, включая и руководителей нашей страны. Но я отвлекся. Высокие материи — дело политиков.

Приход Садата к власти я встречал в бункере, будучи оперативным дежурным зенитно-ракетной бригады. Сигнал по телефону с КП дивизии о том, что в стране неспокойно, усилить бдительность, удвоить посты, могут быть провокации в отношении русских. Я все это выполняю, довожу обстановку до дивизионов, что 9 министров арестовано и т. д., а мы пофамильно уже знали, кто за дружбу с СССР, а кто за дружбу с Западом. Пистолет из сейфа перекочевал за пояс. На КП были вызваны 2 расчета «Шилок» и протянута прямая проводная связь с ними. Ночь никто не спал, но все внешне прошло спокойно. А потом нас все-таки попросили из Египта. Пожалуй, наиболее характерной чертой садатовского правления является то, что политические и социальные ориентиры июльской революции 1952 г. затянуло пеленой песчаной бури. Хамсин дул над Египтом уже не 50 дней, а десять лет правления А.Садата. Каковы последствия этого правления? Вот как описывал С.Я.Елпатьевский в своей книге «Египет», изданной в 1891 г. в Санкт-Петербурге, последствия хамсина: «Последствия хамсина очень печальные: все задыхаются, страдают головной болью и ожидают, когда пройдет ветер…»