— Когда вы пришли, он находился в спальне?

— Да. Я оказала ему первую помощь.

— Вы изучали медицину?

— До замужества я работала медицинской сестрой.

С самого начала Мегрэ не мог определить, к какой социальной среде принадлежит мадам Гуэн Теперь он понял, на чем основана эта уверенность в себе.

— Продолжайте.

— Это почти все. Я хотела позвонить одному из наших друзей — он врач, но Этьен пришел в себя и запретил мне вызывать кого-либо.

— Он удивился, обнаружив вас у своей постели?

— Нет. Он всегда и обо всем говорил мне. Не скрывал ничего. В ту ночь он поднялся со мной наверх и спокойно уснул.

— Тот приступ произошел с ним впервые?

— Года три назад тоже произошла подобная история, но менее опасная.

Она по-прежнему держалась так спокойно и уверенно, что можно было подумать, что мадам Гуэн в костюме медсестры находится у постели больного. Если кто и удивлялся, так это Люка, который не знал подробностей дела и не понимал, как женщина вообще может так спокойно говорить о любовнице собственного мужа.

— Почему вы решили поговорить со мной сегодня? — спросил Мегрэ.

— Консьержка сказала, что вы хотите поговорить с мужем. И я подумала: нельзя ли этого избежать? Не смогу ли я снабдить вас аналогичными сведениями? Вы знаете профессора Гуэна?

— Только понаслышке.

— Это необыкновенный человек. Таких, как он, — единицы.

Комиссар согласно кивнул головой.

— Он всю жизнь посвятил своей работе, и она для него — настоящее призвание. Кроме того, что ему приходится делать в больнице Кошена, случается, он проводит три-четыре операции в день, а вы, наверняка, знаете, как тонки эти операции. За них не берется ни один врач. Так что ничего удивительного, что я взяла на себя все остальные заботы, стараясь оградить его от повседневной суеты.

— После смерти Луизы Филон вы видели вашего мужа?

— Он приходил пообедать. Утром же, когда он уходил, мы ничего еще не знали.

— Как он воспринял сообщение о ее смерти?

— Это было сильным ударом для него.

— Он любил ее?

С минуту мадам Гуэн смотрела на Мегрэ, не произнося ни слова. Потом бросила быстрый взгляд на Люка, чье присутствие ее явно смущало.

— Мне кажется, господин комиссар, насколько я о вас слышала, вы человек, способный понять многое. В том числе и то, почему я хочу избежать огласки. Профессор принадлежит к той категории людей, которых не должны касаться сплетни, а его работа слишком валена для людей, чтобы обременять его повседневными заботами.

Услышав — слова «повседневные заботы», Мегрэ невольно посмотрел на то место, где еще сегодня утром лежал труп Луизы Филон.

— Если позволите, я вкратце опишу его характер.

— Будьте любезны.

— Вы, вероятно, знаете, что он родился в Севенне, в бедной крестьянской семье?

— Я знаю лишь, что он из крестьянской семьи.

— То, чего он добился, произошло исключительно благодаря его собственному уму и сильной воле. Без всякого преувеличения можно сказать, что у него никогда не было детства. Вы понимаете, что я этим хочу сказать?

— Прекрасно понимаю.

— У него попросту природный дар. Хоть я и его жена, но рискну утверждать, что он — гений. И многие говорят это, и еще будут говорить.

Мегрэ одобрительно кивал.

— У большинства людей странное отношение к гениям. Они считают вполне нормальным, что те отличаются от всех умом и профессиональными способностями. Никого из больных не удивляет, например, то, что профессор Гуэн поднимается в два часа ночи, чтобы провести операцию, которую только он в состоянии сделать, а ровно в девять утра он должен быть в больнице у своих пациентов. Однако все эти больные будут шокированы, если узнают, что профессор Гуэн отличается от них и в остальных вопросах.

Мегрэ догадался, куда она клонит, но предпочел, чтобы мадам Гуэн закончила свою мысль. Она сделала это с полным самообладанием.

— Его никогда не интересовали мелкие жизненные радости. У него и друзей-то нет. Не припомню, когда он в последний раз ездил в отпуск. Его жизненная сила и энергия поразительны. Но единственным способом снять это напряжение для него являются лишь женщины.

Она бросила быстрый взгляд на Люка и снова обратилась к Мегрэ.

— Надеюсь, вас это не шокирует?

— Абсолютно нет.

— Вы понимаете, о чем я говорю? Профессор не из тех людей, что способны ухаживать за женщинами. Он просто не любит этого, да у него и не хватает терпения. Ему нужна от женщины только грубая физическая близость, и вряд ли он когда-либо в жизни влюблялся.

— В вас он тоже не был влюблен?

— Я сама часто задумывалась над этим. Понятия не имею. Мы поженились двадцать лет назад. Когда мы познакомились, он был холостяком и жил один со старой служанкой.

— В этом доме?

— Да. Он снял эту квартиру случайно, когда ему было тридцать лет, и ему не приходило в голову сменить ее, даже когда он стал профессором в больнице Кошен, находящейся на другом конце города.

— Вы работали в больнице вместе с ним?

— Да. Думаю, что я могу быть с вами откровенной? Долгое время он не обращал на меня ни малейшего внимания. Я, конечно, знала, как и все в больнице, что через его постель прошло большинство сестер. Но на следующий день он забывал об этом. Однажды ночью, когда я дежурила и мы оба ждали результата одной очень сложной операции, которая длилась три часа… тогда мы и стали близки.

— Вы его любили?

— Думаю, что да. Во всяком случае, восхищалась им, как и все медсестры. И меня очень удивило, когда через несколько дней он пригласил меня пообедать в один ресторанчик на Фабур Сен-Жак. Спросил, замужем ли я. Раньше это его не интересовало. Потом спросил, чем занимаются мои родители, я ответила, что отец мой рыбак в Бретани. Вам не скучно?

— Нет, отчего же.

— Мне так бы хотелось, чтобы вы все поняли.

— Вы не боитесь, что муж, вернувшись, удивится, не застав вас дома?

— Прежде чем спуститься к вам, я позвонила в клинику Сен-Жозеф, где он оперирует. Раньше половины восьмого он не вернется.

Было только четверть седьмого.

— О чем это я говорила? Ах, да, мы вместе обедали, и Гуэн спрашивал, чем занимается мой отец. Сейчас мне понятно, почему он об этом спрашивал, и мне не хотелось, чтобы вы ошиблись. Он успокоился и даже был доволен, что я происхожу из такой же простой семьи, как и он. Ведь никто не знает, как он страшно, я бы даже сказала болезненно, смущается, когда встречает людей, принадлежащих к иному социальному слою. Думаю, что именно из-за этого он не женился до сорока лет, и, как говорится, не вращался в обществе.

— Понимаю.

— Я не раз спрашивала себя, мог ли он с другой…

Она покраснела, и слова ее сразу приобрели определенный смысл.

— Он привык ко мне, но не прекращал связей с другими, как делал это и раньше. А потом спросил как-то раз мимоходом, не хотела бы я выйти за него замуж. Я согласилась. Вот и вся наша история. С тех пор я живу здесь и веду дом.

— Служанка ушла?

— Через неделю после свадьбы. Наверное, не стоит говорить, что я не ревновала. Это было бы смешно с моей стороны. Он продолжал спать с медсестрами, со своими ассистентками и вообще со всеми первыми попавшимися девушками. Конечно, при условии, чтобы они не усложняли ему жизнь. И это очень важный аспект. Он ни за что на свете не пошел бы на любовную связь, если бы это отнимало время, предназначенное для работы.

— А Лулу?

— Дойдем сейчас и до нее. Вы увидите, что с ней было точно так же, как и с остальными. Позвольте стакан воды?

Люка хотел встать, но мадам Гуэн уже направилась в кухню, откуда донесся шум льющейся из крана воды. Когда она снова уселась в кресло, то губы ее были влажны, и на подбородке висели капли воды.

Ее нельзя было назвать красивой в обычном смысле этого слова, даже хорошенькой, несмотря на правильные черты лица. Но на нее было приятно смотреть. Она излучала чувство покоя. Мегрэ подумал, что если бы он заболел, то лучшей медсестры и не надо было бы желать. Она принадлежала к тому типу женщин, с которыми можно пойти куда-нибудь пообедать или поужинать, и вовсе не обязательно при этом ломать голову над тем, как поддерживать разговор. Одним словом, хороший друг, все понимающий, ничему не удивляющийся и ми на что не обижающийся.