– Вот дерьмо! – злобно произносит он, осматривая подошву своего ботинка, сделанного на заказ в Италии и явно не приспособленного для суровых российских реалий. – Действительно, дерьмо!

Даже не смешно – Рябинов постоянно во что-то вляпывается, опрокидывает на себя или проливает – в порядке вещей.

– Надо бы вытереть, а то не комильфо на переговорах попахивать – уроним тень на репутацию компании, – достаю из сумки влажные салфетки и протягиваю ему.

Грязно матюгаясь себе под нос, он принимается вытирать ботинок, а я гадаю, какие еще сюрпризы нас поджидают. Нет, я отнюдь не фаталистка – но день, определенно, не задался. Смотрю на часы – через пятнадцать минут у нас встреча, а тут он, со своим ботинком! И зачем я вообще его с собой взяла – и так контракт у меня в кармане. Всему причиной субординация: на встрече с президентом «Оушен» должен быть кто-то повыше начальника управления. Неважно, что вести переговоры буду я, а Рябинов – просто отсвечивать рядом: это ведь он – заместитель генерального директора. Конечно, если понадобится, то он вставит пару убедительных реплик, и даже если встреча пойдет под откос (при этой мысли по спине пробегают мурашки: вверх, потом вниз), сможет вырулить ситуацию. Все это, конечно, замечательно, но пока он пытается стереть фекалии вместе с подошвой своего ботинка, мы можем опоздать на самую важную в моей жизни встречу.

– Кажется все, – Рябинов морщит нос. – Куда мне теперь деть салфетку?

Да избавься ты от нее и быстрее пойдем: мы опаздываем! Оглядываюсь по сторонам и указываю взглядом на урну метрах в десяти от него. Радостно улыбаясь, он деловито шагает к урне. Я не дышу: лишь бы снова ни во что не вляпался!

До здания «Оушен» удалось дойти без приключений, что порядком подбодрило начальника после неприятных инцидентов. Он обещал «принять удар на себя» и «быстренько порешать все вопросы», после чего хотелось ударить его сумкой по голове, дабы привести в чувство. Неужели Рябинов на самом деле думает, что мы зашли в «Оушен» по нелепому письму с предложением о сотрудничестве?! После стольких лет работы в корпоративных продажах он все еще верит в чудеса?! Я даже пожалела, что не сообщила о дружбе папá с Алексеем Константиновичем, но сейчас это явно было бы лишним. Поэтому, прикусив язык, я внимала его речам и крепко сжимала сумку в руках.

Приемная президента «Оушен» похожа на склеп: огромный холл с выкрашенными в светло-серый цвет стенами и полами из мрамора того же цвета. Четыре колонны, расположенные по центру в форме ромба, подпирают пятиметровые потолки. Секретарша преклонного возраста гордо восседает за длинной беленой стойкой, напоминающей гроб, и тонкими пальцами перебирает какие-то бумаги. У кого-то явно пунктик на размерах, совсем как у Рябинова! Откуда эти имперские замашки? Единственное, что радует взгляд во всем этом безобразии – эта самая секретарша. Потрясающе выглядит: благородно-седые волосы собраны в высокую прическу, аккуратный макияж, идеальный маникюр. Сразу же обращаю внимание на жемчужный комплект в розовом золоте – серьги, ожерелье и кольцо – восхитительно!

– Феофан Эрнестович освободится в течение десяти минут, – четко выговаривая каждое слово, изрекает она, после чего в приказном тоне обращается к молоденькой блондинке, переминавшейся с ноги на ногу возле стойки (я даже не сразу ее заметила): – Елена, помоги гостям раздеться!

Блондинка подскакивает, вырывает из наших рук верхнюю одежду и куда-то исчезает. Рябинов почему-то морщится, хотя по классике жанра он должен был одарить девушку мечтательным взглядом и облизнуться.

– Разрешите проводить вас в переговорную. Как только Елена вернется, она предложит вам напитки.

Удивительно, как эта особа в ее-то возрасте может ходить на высокой шпильке, держать при этом идеальную осанку и совсем не хрустеть суставами. Очевидно, бывшая балерина, не иначе!

Усаживаемся за длинный, но узкий – менее полутора метров – стол из дерева (у президента «Оушен» явно какие-то комплексы!). Из окна открывается удивительный вид на Москву, но я не успеваю им насладиться, так как Рябинов принимается кричать мне на ухо:

– Какая фамилия у этого Феофана?

– Терехов, – отвечаю я и вздыхаю: вечно он все забывает!

– Конечно! – он бьет себя ладонью по лбу. – Почему ты мне раньше не сказала?

– Это не закрытая информация. А в чем, собственно говоря, дело?

– Все на мази! – он сияет. – Я с ним учился в одной группе в академии. Клиент точно наш!

Что-что? У меня пересохло во рту, а сердце бешено заколотилось: это мой договор, мой! И мои переговоры, мои связи, моя идея – все мое! Это я напялила на себя дурацкое синее платье, которое искала несколько дней, собрала волосы в пучок, хотя я ненавижу эту прическу, два часа проторчала на маникюре, подбирая нужный оттенок красного! С трудом сдерживаю желание выцарапать Рябинову глаза: целый месяц готовилась к этой сделке, все шло идеально, но он украл мой звездный час!

– Чай, кофе или лимонад? – спрашивает показавшаяся в дверях блондинка.

– Капучино, – отвечает Рябинов, развалившись в кресле и расплывшись в довольной улыбке.

О, да, я знаю эту манеру: он всегда так делает, когда «все на мази»! Значит, на сто процентов уверен в успехе, иначе не позволил бы себе подобные вольности. Ненавижу его, ненавижу! Да, мы – одна команда, но только не сейчас! Эта сделка не должна была стать командной, она должна была стать только моей!

– Воды. С газом. И со льдом, – сухо произношу я.

– Не бойся, мы их сейчас сделаем, – Рябинов ободряюще треплет меня за плечо.

«Мы» в ключе всего происходящего звучит как издевка. «Мы» проведем переговоры, потом «мы» вернемся в офис и на очередном совещании у генерального Рябинов расскажет, как ОН сделал месячный план департамента за чашечкой кофе с однокурсником. Конечно, он упомянет мое имя, но этого никто не услышит... Генеральный похвалит, подчиненные будут восхищаться, подхалимы – падать к его ногам, а завистники – злобно шипеть в углу. Что остается делать мне? А я… Мне повезло: вхожу в круг избранных и называю его Витя, пусть только в глаза и при коллегах, и когда хорошее настроение. «Поэтому придется радоваться за успех Вити с остальными избранными, и нужно попытаться делать это искренне», – произносит здравый рассудок. Тщеславие рассыпается в проклятьях, потому что прекрасно понимает, что должность директора Департамента удаляется от нас, словно горизонт… Видимо, судьба решила, что на сегодня с Рябинова хватит злоключений и пора подсластить его участь.

Делаю глубокий вдох и с грустной улыбкой произношу:

– Конечно, мы их сделаем.

Ровно через десять минут, как и обещала секретарша преклонного возраста, в переговорную входит президент «Оушен» в компании Алексея Константиновича. Феофан Эрнестович Терехов практически на голову выше своего вице-президента. Он выглядит на тридцать с небольшим – крайне странно, ведь Рябинову уже сорок два. Быть может, Витя ошибся, и это не его однокурсник? Здравый рассудок крутит пальцем у виска: вряд ли имеются тезки с подобным ФИО.

Вьющиеся смоляные волосы, легкая небритость, узкий разрез черных глаз… Дорогой иссиня-черный костюм идеально сидит на нем, а расстегнутая верхняя пуговица бледно-голубой сорочки – явно не по протоколу – напоминает окружающим, что здесь он – Бог. Здравый рассудок сразу же отчитывает меня за нездоровый интерес и заставляет перевести взгляд на более безобидный объект – Рябинова. Тот приоткрывает рот на пару секунд, но тут же приходит в себя и встает с места, чтобы обменяться рукопожатиями с пришедшими.

Я, как и предполагает этикет, продолжаю сидеть и лишь чуть заметно улыбаюсь, стараясь следовать совету здравого рассудка и не смотреть более на Терехова. Может, вообще покинуть помещение: тут все «порешают» и без меня, какой смысл отсвечивать рядом с Рябиновым? Еще этот Терехов, со своей небритостью и прищуром, уставился на меня, как на экспонат в Кунсткамере. Он смотрит с минуту, после чего через стол протягивает мне руку. Шутит? Это даже не смешно! Что он себе позволяет? Удивленно поднимаю глаза, но его не смущает мой недоумевающий взгляд, поэтому не остается ничего иного, как вложить в его руку свою ладонь. Не люблю, когда ко мне прикасаются посторонние люди. Мурашки пробежались сначала вверх, потом вниз – наверное, от злости… Впрочем, Терехов не собирался обмениваться рукопожатиями: он лишь чуть сжимает мою ладонь, после чего аккуратно освобождает ее, а его глаза еще больше сужаются. Извращенец какой-то!