Безуспешно пытались пройти на реку Обь и служащие «Московской компании» (как стало называть себя общество английских купцов, торговавших с Россией через Архангельск) Пэт и Джекмен. Их плавание летом 1580 г. было неудачным. Попытку пройти на Обь сделали также и голландские купцы. Один из них, Оливер Брюннель, в 1584 г. на небольшом судне, очевидно, рассчитанном на мелководное море, прибыл к южному берегу Новой Земли, к Костину Шару. Голландец хотел через один из новоземельских проливов добраться до Оби, но не смог отыскать прохода. Пришлось отступить на юг, к печорскому берегу, где у опасного для мореплавателей Русского Заворота судно Брюннеля потерпело крушение. В описании этого путешествия, составленном самим Брюннелем, есть сведения о том, что предприимчивый купец, находясь на службе у сольвычегодских купцов Строгановых, по суше перешел на реку Обь. Правда, эти сведения внушают большие сомнения. Ловкий голландский купец, очевидно, слышал от русских, как пройти к Оби, а затем выдал это за свое собственное путешествие туда. В 1594 г., когда поморы уже освоили путь в Мангазею, голландская экспедиция капитана Ная, преодолев Карские Ворота, приблизилась к реке Каре. Это был самый крупный успех западноевропейских морских экспедиций в XVI в. Дальше Ная на восток никто не плавал. Но и такая удача оказалась неполной. Встретившись у Кары с тяжелыми льдами, голландские корабли не прошли их и повернули обратно. В следующем году Най повторил свое плавание. Пройдя Югорский Шар, он достиг острова Местного, но на дальнейшем пути опять встретились льды. В третьей попытке пройти в Сибирь, это случилось уже в 1596 г., погиб выдающийся голландский мореплаватель Виллем Баренц, принимавший участие и в предыдущих голландских экспедициях. Баренц решил достичь Обской губы, обогнув Новую Землю с запада. Зима застала корабль у восточного берега северного острова Новой Земли. Тревожной и тяжелой оказалась зима для голландцев в Ледяной гавани, где от цинги умер Баренц и несколько его матросов. Остальных голландцев спасли русские поморы, промышлявшие моржей неподалеку от голландского лагеря. После неудачи Баренца голландские экспедиции в Арктику почти прекратились. Известны экспедиции 1609–1610 гг., которые возглавлял Гудзон. Успех не сопутствовал и этому мореплавателю. Непреодолимые ледяные препятствия встали на пути иностранных предпринимателей, отправлявшихся в Сибирь.
В «смутное время» и позднее в Москве в Казанском приказе и в Тобольске знали о том, что иностранные корабли не могут пройти в Сибирь по морю. И все же опасность появления их там была одним из предлогов для запрещения Мангазейского морского хода. Понять это Данила Наумов никак не мог.
В 1618 и 1619 гг. о проходе иностранцев в Сибирь заговорили в Казанском приказе вновь в связи с настойчивыми просьбами тобольского воеводы Ивана Куракина, причем Куракину обещали полную свободу действий. Об этом свидетельствовала грамота 1618 г., снимающая запрет на плавание из Поморья в Мангазею. Царь писал в Тобольск: «А во всем мы в том морском Мангазейском ходу положили то дело на тебя, боярина нашего, на князя Ивана Семеновича: и ты бы всякое наше дело делал в Сибири, смотря по тамошнему делу, как бы нашему делу было прибыльнее и порухи некоторые в нашем деле не было». Этим и воспользовался Куракин. Написал он в Москву новую челобитную царю, где снова настаивал на запрещении Мангазейского морского хода и переводе сибирской северной торговли в Тобольск и Березов. Куракин подчеркивал, что торговые люди ездят в сибирские города мимо Тобольска и от этого происходит «умаление» таможенных сборов. Последнее обстоятельство, очевидно, сильно подействовало на начальников Казанского приказа, и поэтому во изменение своего ранее данного указа царь Михаил Федорович в 1619 г. направил Куракину новую наказную память, которую в феврале 1620 г. привез в Тобольск атаман Третьяк Юрлов. В новой своей грамоте царь согласился с доводами тобольского воеводы и окончательно запретил Мангазейский морской ход. Торговым и промышленным людям предлагалось ездить в Сибирь через Урал по рекам Усе, Соби на Березов, а из Березова в Мангазею.
Победу одержал князь Иван Куракин. Но из корыстных ли только побуждений действовал он? Не защищал ли он интересы страны, жертвуя Мангазейским морским ходом, не предотвратил ли проникновение иностранцев на Обско-Енисейский Север? На эти вопросы мангазейский воевода Данила Наумов ответить, конечно, не смог.
В книгах, в статьях, в очерках высказано много предположений о том, что вызвало запрет 1619 г. Одни считают, что главной побудительной причиной царского решения явилось стремление оградить Сибирь от проникновения иностранцев. Но Казанский приказ и тобольский воевода знали уже о неудачах западноевропейских моряков и поэтому не могли серьезно поверить в реальную угрозу для Сибири со стороны одиночных и весьма неорганизованных экспедиций в полярные льды. Другие утверждают, что запрет плаваний поморов преследовал чисто таможенные интересы. Но никто не доказал, что имелось в виду в данном случае. Ведь таможенный сбор производился в Мангазее и Туруханске, и никому не удалось обойти таможни. Ведь и после запрета плавать по морю в Мангазею таможенный сбор осуществлялся в тех же пунктах. А вместе с тем осталось незамеченным наступление крепостного государства на позиции торгово-промышленного люда Сибири.
В «смутное время» Сибирь наполнилась беглыми крестьянами и холопами. Мангазейская дорога стала одним из важных путей, по которым передвигалась крестьянская вольница в далекие сибирские земли. После ликвидации смуты правительство царя Михаила Федоровича потребовало от воевод ликвидации сложившихся в предыдущий период порядков, укрепления налогового пресса и увеличения доходов в старых и новых уездах Сибири. Наступление крепостников на крестьян и городское население проходило по всей стране. Завершилось оно Соборным уложением 1649 г. В то же время ничем не стесненные поездки северных крестьян в Мангазею шли вразрез с новой крепостной политикой. Они являлись бельмом на глазу не только у сибирских воевод, но и у администрации северных областей, так как касались самих основ феодального государства. Сохранилась отписка 1623 г. мангазейских воевод Дмитрия Погожева и Ивана Танеева в связи с запрещением плавания из Поморья на Обь и Таз. Воеводы заявили, что «… в Мангазею же де приезжают, бегаючи с Мезени и Пустоозера, и с ними всякие люди (из других районов страны) от государевых податей, а иные от воровства и от своей братии от всяких долгов».
Мангазейский морской ход, запрещенный царем, — это путь в Сибирь для тех, кто не располагал большими капиталами, не смог снарядить в Сибирь богатых экспедиций, это дорога бедных и средних крестьян-промышленников. И запрещение ее нанесло удар и им, и Мангазее. В год запрещения мангазейского мореплавания мангазейские воеводы Погожев и Танеев писали царскому двору. «В той нашей десятинной мяхкой рухляди недобор великой для того, что поморские промышленные люди подымаютца из своих домов до Мангазеи морем своими невеликими ужинами, а сибирская дорога (через Урал) от поморских городов удалела… И впредь нашей десятинной мяхкой рухляди будет мало». И действительно, помор-крестьянин после запрета плавать в Мангазею потерял возможность появляться в Сибири в качестве промышленника-своеужинника. Он просто не имел на это средств. Отныне, чтобы попасть в Сибирь, он должен был по крайней мере вложить свой скудный капитал в строительство коча или лодьи, чтобы добраться до Печорского устья, или приобрести оленьи или собачьи упряжки, чтобы доехать до среднего течения Печоры, откуда начинался «Черезкаменный путь» по рекам Усе и Соби. Крестьянин должен был платить и за транспортировку своих грузов через Урал до Оби. В Березове его снова ждали расходы — наем морского судна. По Обской и Тазовской губам ходили большие дорогостоящие морские кочи, поднимавшие до 2 тысяч пудов груза, а не малые волоковые, которыми он пользовался, плавая из Поморья в Мангазею. Кроме того, в Березове с него брали деньги за работу вожа. Фактически средний, а тем более бедный крестьянин не мог позволить себе такой поездки. Поэтому количество своеужинников, плававших в Мангазею, после 1619 г. резко сократилось.