Георгий Никитич. Зря. Париж заслуживает. Ну вокруг Париж. А я где-то заседаю, на какой-нибудь рю или пляс. И произношу слова. Толпа веселится, а я еду в машине. На улицах парижанки, с ума сойти, тебя переодеть — ты тоже будешь парижанка, ты красивенькая!
Ася. Спасибо.
Георгий Никитич (вздохнул). Я один говорю, а ты делаешь вид, что тебе интересно. Так, что ли?
Ася молчит.
Давай, смелее!
Ася. Так, Георгий Никитич!
Георгий Никитич. Ты на самом деле смельчак! Смельчак ты потому, что обаяшка. Муж есть?
Ася. Нету.
Георгий Никитич. Правильно. Зачем смолоду закабаляться. Сюда ты чего пошла, в казенщину?
Ася. Меня выдвинули. И почему не заработать?
Георгий Никитич. И никаких тайных причин или поручений?
Ася. Никаких.
Георгий Никитич. Разговор не получается у нас.
Ася. Извините, но я не умею разговаривать с такими важными людьми.
Георгий Никитич. Тогда будем молчать.
Ася. Я пойду?
Георгий Никитич. Я ясно выразился, употребил множественное число. Будем молчать, оба!
Пауза.
Георгий Никитич достает из кармана блокнот, ручку, что-то пишет, вырывает листок из блокнота и передает Асе, при этом прикладывает палец ко рту, молчи, мол! Ася прочитывает записку. Иронически-запрещающим жестом Георгий Никитич призывает ее не проявлять эмоций. Неожиданно встает, подходит к Асе, поднимает, опять предупреждая жестом, чтобы молчала, и… сажает на стол.
Ася совсем растерянна. Георгий Никитич снова вырывает листок из блокнота, снова пишет записку, снова передает Асе… Ася читает и недоверчиво мотает головой — не может этого быть!
Георгий Никитич утвердительно кивает, мол, именно так, я точно знаю!
Теперь Георгий Никитич, тоже без слов, тоже мимикой и жестом показывает Асе, чтобы она вернула записку. Ася отдает записку, но Георгий Никитич также безмолвно напоминает, что записок было две. Ася послушно возвращает и вторую записку. Теперь Георгий Никитич добывает из кармана зажигалку, пододвигает к себе пепельницу, складывает в нее записки, поджигает, а когда они превращаются в пепел, ссыпает пепел в руку, а затем в карман. Смотрит на Асю и смеется. Ася не смеет смеяться. Она лишь улыбается. И тут в гостиной появляется взволнованная до крайности доктор 3обова.
Зобова. Извините, Георгий Никитич, я врач — Зобова Наталья Владимировна…
Ася пытается соскочить со стола, но Георгий Никитич ее решительно останавливает.
Георгий Никитич. Сидеть! (И поворачивается к Зобовой.) Почему вы сюда врываетесь, доктор Зобова?
Зобова. Такая тишина… и я подумала…
Георгий Никитич. Откуда вы знаете, что тишина и что она такая?
Зобова (запинается), Я не знаю… мне… мне сказали…
Георгий Никитич. Кто сказал?
Зобова. Мне приказали…
Георгий Никитич. Кто приказал?
Зобова. Я… я позабыла!
Ася снова пытается сползти со стола.
Георгий Никитич (Асе). Сидеть! (Возвращает Асю в прежнее положение и поворачивается к Зобовой.) Вы ничего не помните, у вас выпадение памяти, но то, что, вы врач, — это вы помните?
Зобова. Да… это я отчетливо помню…
Георгий Никитич (не расположен шутить). И вы, врач, без стука, без дозволения врываетесь в «Уют сердца», где я отдыхаю? Я!
Зобова. Я не врывалась, я мчалась вас спасать!
Георгий Никитич (все так же серьезно). От кого или от чего?
Зобова. От всего, Георгий Никитич, и от всех!
Ася сидит на столе — ни жива ни мертва… Шевельнулась…
Георгий Никитич (достаточно громко). Не болтайте ногами, Ася, не маленькая, сидите на столе спокойно! Вы его сломаете, он старинный! (Снова к Зобовой.) Вот вы, доктор, вломились в гостиную, чтобы увидеть меня. Надеюсь, вы меня видите?
Зобова (вопрос сбил ее с толку). Да… вижу… и это для меня большая честь и событие в жизни!
Георгий Никитич. И что же я сейчас делаю?
Зобова. Вы?… Не знаю…
Георгий Никитич (настаивает). И все-таки?
Зобова. Извините, Георгий Никитич, но вы ничего не делаете!
Георгий Никитич. И какое же у меня состояние здоровья? Вы же ради этого вторглись (чуть улыбнулся) на мою территорию!
Зобова. Сейчас… (Сосредоточивается.) Пульс 72 удара в минуту, давление 130 на 70.
Ася (не удержалась). Вот это да!
Георгий Никитич. Знаешь, Ася, это правда — типичное мое давление. Что у меня на левом колене, доктор Зобова?
Зобова. Шрам, Георгий Никитич, вертикальный.
Георгий Никитич. А под правой лопаткой, доктор Зобова?
Зобова. Извините, еще один шрам, наискосок.
Георгий Никитич. Все точно, вы не доктор, вы шаман. Теперь последний вопрос — с кем я нахожусь в «Уюте сердца»?
Зобова (переспрашивает, чтоб выиграть время). С кем в «Уюте сердца»?
Георгий Никитич. У вас ведь зоркое зрение!
Зобова (все еще подыскивает ответ). С кем вы, Георгий Никитич?
Ася (больше не выдерживает). Да! С кем он сам, Георгий Никитич?
Зобова (с трудом решается наконец на ответ). Вы, Георгий Никитич, вы совершенно один!
Ася зашлась от восторга, но молча зашлась.
Георгий Никитич. Хотел вас уволить, доктор Зобова, но теперь передумал — вы различаете мои шрамы на левом колене и под правой лопаткой, и вы справедливо видите, что я совершенно один! Человека с таким проницательным зрением следует ценить! Подите вон!
Зобова в панике покидает гостиную.
Ну, как мы с тобой, Ася, на высоте?
Ася (от души). Здорово!.. (Просительно добавляет.) Только можно я со стола слезу?
Георгий Никитич. Зачем слезать? Я тебя на него усадил, я тебя с него и сниму! (Без видимых усилий приподнимает Асю и бережно опускает на пол.) Сильный я, верно?
Ася. Да, даже удивительно!
Георгий Никитич. Я вообще удивительный. А ты — чудо! Особенно, когда сидишь на столе и дрыгаешь ногами!
Ася в азарте вновь взбирается на стол и молотит ногами по воздуху.
Вечер того же дня. Горничная Тамара зажигает свечи. Георгий Никитич лениво развалился в кресле. Входят Пряник в высоком поварском колпаке и Ася.
Пряник. Добрый вам вечер, Георгий Никитич, вызывали?
Георгий Никитич (засомневался). Ты шеф-повар?
Пряник. Я.
Георгий Никитич. А почему ты не толстый?
Тамара тихонько хохотнула.
Пряник (меланхолично). Виноват. Конструкция такая. Не в коня корм.
Георгий Никитич (с насмешкой). Значит, корм есть?
Пряник. Аппетита нету!
Георгий Никитич. Значит, втихаря попиваешь, шеф кастрюльный! Сегодня я сам имею желание принять рюмку-другую. Какие предложишь водочные сорта?
Пряник (без всякого выражения). Московская в экспортном исполнении, «Золотое кольцо» высшей очистки, лимонная в экспортном исполнении, старка, зубровка, латышская — «кристалл», белорусская — «беловежская пуща», «кауно» — каунасская особая, «паланга» — тоже литовская, горилка с Украины — внутри перчик живой, польские — «вырубова» и «житна» — пшеничная, чешская сливовица, венгерская на черешне или на абрикосе, саке — японская рисовая, подаем подогретой, чача — грузинская виноградная… (Смолкает.)
Георгий Никитич (с искренним удивлением). И это все?
Пряник. Вроде бы все…
Георгий Никитич. А датская тминная?