Липатников сидел на совещании у заместителя министра, когда ему сообщили о самоубийстве одного из его осведомителей. Совещание затянулось: началось засветло, а уже давно стемнело, поэтому любой на его месте вздохнул бы с облегчением, покидая кабинет замминистра, если бы не причина, позволившая это сделать — повесился Кривцов.
Труп обнаружила женщина из девятиэтажного дома напротив. Поливая цветы на подоконнике, она взглянула на улицу и увидела в освещенном квадрате окна мужчину, застывшего в неестественной позе. Она тут же позвонила в милицию. Кривцова в районном отделении знали, поэтому не стали ломать входную дверь. Дождались прихода жены, которая тут же позвонила Липатникову с просьбой срочно приехать.
Труп был еще теплый. На кухне горели две газовые конфорки. Вовсю работали батареи парового отопления. Все окна были плотно закрыты. Осмотр места происшествия не дал оснований усомниться в самоубийстве. Отсутствие следов насилия на теле покойного, расположение странгуляционной борозды и узла петли на шее исключали факт насильственной смерти. В замках на входной двери не было следов повреждения. Все предметы интерьера и вещи оставались на обычных местах. Не тронуты деньги и ценности. В квартире царил идеальный порядок. Складывалось впечатление, что самоубийство — не сиюминутная вспышка, аффектированное помрачение рассудка, а заранее продуманный и хладнокровно осуществленный шаг, хотя и отсутствовала предсмертная записка.
Единственными следами, обнаруженными криминалистами, были три отпечатка пальцев на полированной крышке стола под скатертью. Как выяснилось впоследствии, они не принадлежали никому из зарегистрированных в картотеке лиц и могли быть оставлены гораздо раньше кем-то из знакомых Кривцовых.
В комнате горел свет, поэтому можно было относительно точно назвать время самоубийства: поздние сумерки или наступление темноты. Случай, можно сказать, хрестоматийный.
— Теперь мне понятно, почему Игорь ходил последние дни такой мрачный. Его что-то угнетало, не давало покоя, — призналась Антонина Липатникову, когда он приехал.
— Я видел его вчера и не заметил ничего необычного.
— Он умел скрывать чувства. Не любил выпячивать свои проблемы. Терпеть не мог, когда кто-то его жалел.
— Были на то причины?
— Наверное. Иначе чем объяснить его полнейшее безразличие к жизни и мрачно-мистическую меланхолию? В последнее время он перестал мною интересоваться. Мы даже спали на разных кроватях. А на меня еще юнцы заглядываются.
— Где ты его похоронишь?
— Рядом с матерью. Где же еще? Мы, кстати, в последнее время несколько раз говорили об этом.
— Даже так? Никогда не подумал бы. Никак не укладывается в голове. Никак.
Самоубийство Кривцова не удивило никого из его знакомых, хотя никто из них не мог сколько-нибудь вразумительно объяснить его причину. Лишь Шацкий, начальник ипподромной милиции, не поверил, не захотел поверить.
«Это дело рук Бори Резаного, говнюка рэкетира. Больше некому. Хотя нет. Могла и его жена из-за денег. Алчная дамочка. Но с ней разговор особый. В тюрягу сажать не буду, если действительно это она. Бабенка аппетитная и при деньгах. Неплохо бы подъехать. Упакую Резаного — будет повод для этого».
Шацкий добился разрешения на вскрытие трупа, В желудке оказалось достаточное количество непереваренной пищи, в крови — следы алкоголя. Хотя, как следовало из протокола осмотра квартиры Кривцова, на кухне и в столовой не обнаружено ничего, что указывало бы на застолье. Конечно, можно предположить, что покойный перед тем, как влезть в петлю, плотно поел, выпив рюмочку для аппетита, тщательно убрал за собой и вымыл посуду. Можно, конечно. И наверное, такие педанты существуют в природе, но уж слишком неправдоподобно это для наших нравов.
Кроме того, в левом полушарии головного мозга обнаружено аномальное отечное образование при отсутствии наружного повреждения, что косвенно свидетельствовало об отравлении алкалоидным ядом.
Это уже кое-что. На основании заключения судебно-медицинской экспертизы можно возбуждать уголовное дело. И возбудили. Неважно, что это «глухарь». Тем весомей будет успех Шацкого, когда он притащит за шиворот в МУР Борю Резаного. Будет очень кстати. Тем более что объявился какой-то умник с лохматой рукой в министерстве, который метит на место Шацкого и пытается съесть его. Раскатал губы. Подавится.
На Катерину внезапная кончина Игоря Николаевича не произвела никакого впечатления. Она даже не поехала на похороны. Но спустя два дня вдруг запаниковала, испугавшись за Рогалева.
Не придумав ничего лучшего, она решила поговорить с сестрой начистоту, выложить все, что узнала, случайно подслушав разговор, предостеречь от поспешных решений, а если потребуется, и припугнуть. Настроенная решительно, Катерина позвонила Антонине и попросила срочно приехать.
По интонации, волнению, неумело скрываемому Катериной, Антонина догадалась, о чем намерена поговорить сестра, и, предвидя неприятный разговор, прихватила бутылку «Мартини», зная слабость сестры к хорошим импортным винам.
— Чем моя красавица так встревожена? Кто нас обидел? — с порога спросила Антонина, пытаясь под шутливостью тона скрыть беспокойство.
— Раздевайся и проходи в комнату.
— Приготовь что-нибудь легонькое на закуску. Я принесла бутылочку вина.
— По какому поводу?
— А без всякого. Мы же с тобой родные сестры и так редко бываем вместе.
«Сладко поет», — подумала с раздражением Катерина и, стараясь казаться безразличной, поинтересовалась:
— Николая ты еще не бросила?
— А как ты догадалась, что собираюсь это сделать?
— Черт нашептал.
— Какие у тебя прозорливые знакомые. А не может он тебе нашептать, на сколько пунктов подскочат акции «Газпрома» после возвращения Вяхирева из Англии?
— У тебя только одно на уме, будто ничего другого, кроме денег, в жизни не существует.
— А что еще может быть более интересного в жизни, чем деньги и мужчины? Что покраснела? Скажешь, я не права? Давай наливай. По полной. Первую побольше, чтоб забрало.
Вскоре глаза у сестер заблестели. Катерина неожиданно быстро опьянела.
— Тебе Игоря Николаевича жалко? — спросила она.
— Не знаю, что и ответить. Мне он был небезразличен.
— Наверное, страшно увидеть близкого человека в петле?
— Я толком ничего сразу не поняла. Такая суматоха была. Милиция, понятые. Соседи. Все плыло перед глазами. Единственное, что врезалось в память, это момент, когда перерезали веревку. Нож тупой. Представляешь? Они пилят, пилят, как по живому. Хорошо еще, что входную дверь не сломали. А то бы пришлось попрыгать. Одной. Без мужика.
— И долго он там висел один?
— Я думаю, часа два. Хорошо, что Липатников меня быстро нашел, а то могло бы получиться гораздо хуже. Я как раз собиралась в театр, а туда сейчас, сама знаешь, не дозвониться.
— Ты что, в тот день не ходила на работу?
Антонина из-под ресниц подозрительно посмотрела на Катерину.
— С чего ты взяла?
— Начало спектаклей в семь, ты заканчиваешь в половине восьмого.
— Я отпросилась пораньше. Давай еще по одной. А то мне что-то не по себе. Так о чем ты хотела поговорить со мной?
— О разном. В основном о жизни. Какие у тебя виды на Николая?
— Никаких. Он всего лишь эпизод, один из многих.
— Тебя к следователю не вызывали?
— С какой стати?
— У Игоря Николаевича, ты это отлично знаешь, были приятели милиционеры. А они — любители покопаться в чужом белье.
— Муж покончил жизнь самоубийством. Это официально запротоколировано в присутствии понятых. Я что-то не пойму тебя. В чем, собственно, дело?
Катерина решала: стоит ли говорить сестре о звонке из милиции? В день похорон ей позвонил какой-то чин, невнятно отрекомендовался и, сказав, что этот разговор — пустая формальность, попытался выяснить мотивы самоубийства. Дескать, не слышала ли она о каких-то серьезных проблемах на работе, не было ли у Игоря Николаевича проблем со здоровьем, и прочее в том же духе. Потом стал расспрашивать очень дотошно о его привычках: насколько он был педантичен, любил ли порядок в доме, не мерзляк ли? А под конец разговора задал уж совсем дурацкий вопрос: задергивал ли Игорь Николаевич обычно шторы на окнах перед тем, как включить свет в комнате? И хотя в этой телефонной беседе ни разу не было названо имя сестры, Катерина сделала вывод, что большая часть вопросов имела цель выяснить именно ее роль в самоубийстве. В противном случае все это можно было узнать от нее самой. Или он не хотел преждевременно спугнуть Антонину, или проверял правдивость ее слов. И то и другое свидетельствовало о подозрениях против нее. В этом Катерина ни секунды не сомневалась.