— Да сейчас я сама, как на подводной лодке, какой музей?! Я толком-то никуда и выйти не могу, вся в кормлении, иногда чувствую себя едой, — рассмеялась Оля. — Кстати, давайте пить чай с тортиком!
— Вот от сладостей нас за уши не оторвать! — подшутил Паша над ней.
— Много будешь разговаривать, сам дочь кормить будешь! — отрезала Оля, надув губы.
— Все-все, — примирительно подняв руки вверх, засмеялся Павел. — Ставлю чайник и несу тортик.
Андрей тем временем украдкой поглядывал на Надин, как он ее называл про себя. Почему-то ему не нравилось короткое и бесцветное, как он считал, «Надя», а «Надежда» звучало очень уж официально. «Надин» было как-то даже интимно!
Да, он знал, что его серая мышка не так проста, но Париж, музей Д'Орсе… еще и первое упоминание о родителях. Он не преминул обратить внимание, что она говорила об отце в прошлом. Надо будет как-нибудь поинтересоваться, только очень осторожно, а то мышка опять заползет в норку и уже оттуда нос не покажет. Вон, сидит вся такая восхитительно розовенькая, так и хочется провести губами по пылающей щечке и двинуться вниз к шее, пощекотать губами за розовым ушком! А она наверняка думает о том, как бы поскорее отсюда смотаться домой, чтобы никогда не покидать свою норку — зону комфорта.
И снова тишина салона машины. Распрощавшись с гостеприимными хозяевами, они спустились на подземную стоянку. Напряжение нарастало.
Он понимал, что после ее откровений у Павла надежды у него нет практически никакой и все-таки произнес:
— У меня дома бутылка очень хорошего красного вина, составишь компанию?
Завел машину, ожидая ее ответ, словно водитель в ожидании команды куда ехать.
Ну и что, что она ему не пара! Ну и что, что она ничего не может ему дать, да и нужно ли ему это! Сегодня она будет с ним! Почему бы и нет? И пусть это будет всего одна ночь — она к этому готова!
— Поехали, — твердо сказала она.
— Я потом отвезу, когда и куда скажешь, — зачем он это сказал?!
— Выпив вина? — подначила она, рассмеявшись.
— Ну вызову такси. — И после паузы добавил. — За мой счет, конечно.
Очевидно, заметил, что она экономит каждую копейку. Ну и что!
То ли на нее так действовало вино, бутылку которого они с Пашей приговорили, то ли сегодня звезды повернулись другой стороной, она чувствовала себя уверенно и свободно. Сегодня! А завтра утром можно будет и сбежать, шепнула маленькая серая мышка внутри.
И снова просторная прихожая его квартиры. В прошлый раз она показалась ей несколько темнее. А помнила ли она вообще хоть что-нибудь из того вечера и окружающей обстановки кроме него?!
Он помог ей снять куртку, повернулся повесить ее в шкаф, а когда обернулся снова, она стояла совсем близко. Так близко, что он не смог не притянуть ее к себе, вдохнуть ее запах, уткнувшись лицом в волосы у уха. И почувствовал, как она в ответ потянулась лицом к нему, вверх, скользя щекой по его щеке, кровь бросилась в голову и закружила вихрем ощущений, сбивающих с ног. Вот щека сменилась губами, вот они скользнули ближе к его губам. Сладкая пытка, которую так хочется растянуть подольше, впитывая в себя эти невероятные чувства, и которую не в силах остановить из-за желания дорваться до конца. Он чуть повернул голову, встретив ее губы на полпути. Почувствовал, как они тут же открылись ему, поддались его мягкому напору, приглашая в темную бездну. Словно физически ощутил, как рухнули ее внутренние барьеры, которые она так долго удерживала, всем телом почувствовал ее капитуляцию, даже не перед ним, перед самой собой! Это был момент полного освобождения, именно сейчас, здесь, с ним!
Она сладко потянулась, удобно расположившись под его боком на широкой кровати. Сон заманивал мягкой разноцветной глубиной. Она уже закрыла глаза, приготовившись отпустить свое сознание и скользнуть туда, но вдруг услышала его тихий шепот:
— Ты не проголодалась?
И сразу приятно манящая глубина отодвинулась, и она снова открыла глаза:
— Ты знаешь, — чуть повернувшись к нему, прошептала она в ответ. — Я думала, после такого существенного ужина я не захочу есть как минимум неделю, но… — она шутливо-смущенно спрятала лицо в его плечо. — Но я действительно проголодалась.
— Давай, пойдем, поедим, — просящим тоном прошептал он, как маленький мальчик, выпрашивающий у мамы конфетку.
— Угу, — ответила она, вскакивая с постели, и в тот же момент поняла, что идти на кухню в таком виде будет, по крайней мере, холодно.
— Хм… — промычал он, все еще лежа в постели, обнимая подушку и одним глазом жадно глядя на нее. — Может, мы немного отложим поход за едой? — промурлыкал, вставая на четвереньки и медленно, как большая хищная кошка, двигаясь к ней.
Резкий прыжок и вот она уже с визгом летит на постель, а в следующее мгновенье, оказывается прижатой большим теплым телом к смятой постели.
— Ты так представлял себе процесс приема… — в этот момент она почувствовала, как он вошел в нее, нежно и сильно одновременно, волна ощущений уже подхватила ее и где-то на окраинах сознания осталось ощущение, что она что-то не доделала, но это стало так неважно и так мало по сравнению с ним, его теплом, его следующем толчком, поднимавшим ее все выше и выше к точке взрыва, что она выдохнула скорее по инерции: — … пищи…
— Ммм? — переспросил он, зная, что она уже не в состоянии ни понять, ни ответить, снова вошел в нее до конца, прикусывая сосок, наслаждаясь ее невменяемостью, тем, что он мог ТАК на нее действовать, наслаждаясь ею, всей и целиком, соединяясь с ней телом и душой.
— Ну мы есть-то будем? — проныл он ей в живот, вырисовывая невидимые узоры на ее бедре.
— После шести есть не полагается, — с видом строгой учительницы отчеканила она, поигрывая пальцами с его чуть отросшими волосами.
— А мы не после шести… — быстро перекатившись на другой бок, посмотрел на часы и усмехнулся. — Мы — перед!
— Что? — переспросила Надя.
Он снова вернулся на прежнее место, удобно устроив голову у нее на животе, мягко пощипывая губами нежную кожу.
— Будешь так продолжать — мы опять никуда не пойдем, — строго предупредила она.
Он рассмеялся. Так хорошо и уютно было слышать его смех, видеть его таким расслабленным и шаловливым как мальчишка.
— Слушай, ты как бермудский треугольник!
— Почему? — удивилась она.
— Знаешь сколько времени? Четыре утра! С тобой время куда-то просто пропадает, прям как в бермудском треугольнике! Так что, у нас сейчас будет очень ранний завтрак? — снова рассмеявшись такой глупости, сказал он.
Где-то внутри, в груди, там где душа, было так тепло и спокойно от этих милых и банальных глупостей, от того что он рядом, что не надо никуда спешить, от того что вот здесь и сейчас нет проблем, островок тепла и счастья!
— А тем не менее все равно продолжает хотеться, — улыбнулась она.
— Вспомнить бы что у меня в холодильнике валяется кроме повесившейся мыши… — задумчиво протянул он, вставая с кровати и натягивая трусы-боксерки.
— А для меня у тебя не найдется какого-нибудь халата? — с завистью глядя на свободные боксерки.
— А надо? — с восхищением глядя на ее обнаженное тело.
— Вот все вы мужчины такие, как раздеть женщину — это вас хлебом не корми, а как одеть — начинаются проблемы!
— Ну вот, начинаются сразу обобщения… — шутливо захныкал он. — Сейчас чего-нибудь тебе подыщем. Халатов нет, предупреждаю сразу! Могу предложить рубашку или футболку, ты в них все равно утонешь.
— Давай рубашку, если не жалко.
— А что должно быть жалко? После тебя останутся только лохмотья, не пригодные к носке?
Она показала ему язык.
— Осторожней, барышня, — строго выговорил он ей. — Не надо провоцировать полуголого мужчину.
— Ну я думаю, после того, как он… — тут она призадумалась, подсчитывая. — три раза доказал, что он мужчина, уже не страшно, — отмахнулась она, переворачиваясь на живот в ожидании обещанной рубашки.