Из дома мы выехали в половине двенадцатого. Хотя до Смоленского православного кладбища было рукой подать, я предпочел заранее вывести «Икар» из бокса. Почему бы и не насладиться открытой водой, рассекаемой носом катера, уютной и родной капитанской рубкой, излюбленным штурвалом?.. Совершив круг почета по каналу Беринга, я обогнул кладбище по периметру и, подъехав к парадному входу, подрулил к причалу. Оставив катер, я спустился на набережную. Кубинец следовал за мной.

Погода выдалась на редкость прохладная, точно июль-сумоист, выиграв очередной раунд в схватке с городом, присел на скамеечку, дабы перевести дух. Сильный, пронизывающий ветер с Невы так и норовил сорвать с моей головы шляпу. Кубинец поступил мудрее. К своему головному убору он приделал затягивающийся ремешок на ковбойский манер и теперь, затянув оный под горло, ехидно смеялся над всеми попытками ветра лишить его шляпы. Последняя трепыхалась, словно избиваемая хозяином парализованная кошка, но держалась крепко.

Тучки над городом кружились серые, набухшие. «Быть дождю, — решил я. — Только бы успеть тело вырыть да провести все необходимые процедуры. Негоже под ливнем в хлюпающей грязи копаться!»

При входе на кладбище нас встретили бабки с цветами и траурными венками. Отпихивая и разнося в пух и прах товар конкуренток, они предлагали закупиться перед посещением могил. Проигнорировав их настойчивость, мы направились по знакомой дорожке в дальний угол кладбища, где и находилось место упокоения Троя Епифанова (или того, кто лежал вместо него).

Возле могилы Епифанова никого не было. Кладбищенский камень, оградка да покрывало цветов, чуть поднявших, но еще хранивших вкус земли, в которую они впивались жадными корнями, высасывая влагу и необходимую для роста силу. Ныне, лишенные корней, они лежали на земле и задыхались от жажды, выжигаемые солнцем… Как странно, что до этой могилы не добрались кладбищенские старухи, делающие бизнес на том, что собирают по кладбищу цветы, принесенные умершим друзьями и родственниками, а затем втридорога продают добычу посетителям…

Я извлек из кармана пиджака сигару и предложил ее Кубинцу. Гонза отказался. Скинул целлофановую обертку, откусил кончик сигары и сунул в рот. Прикурив, жадно втянул терпкий табачный дым и выпустил его кольцами.

Была крошечная вероятность того, что кто-то из Епифановых, имея контакт с черным, доложит ему о грозящем разоблачении и мы застанем на месте могилы воронку или с неба упадет градина размером со шпиль Александрийского столпа. Но ничего необычного вроде не произошло.

Полиция в лице инспектора Григория Лесника, двух поручиков и двух в штатском появилась ровно в двенадцать в окружении гробокопателей — полупьяных мужиков, что подрабатывали как копанием могил, так и откапыванием оных. Завидев меня и Кубинца, Лесник направился к нам, распорядившись начать процесс эксгумации. Поздоровавшись с Кубинцем, Лесник пожал мне руку и зябко поежился.

— Ну и погодень! — изрек он. — Точно: Петрополис — город парадоксов. Только что жара стояла, и вдруг такой дубак!

— Ничего. На небо взгляни — скоро дождь начнется. Нам бы успеть до него, — утешил я, попыхивая сигарой.

— Ой, мать… — Лесник смачно выругался, потирая замерзшие ладони. — В Москве все более упорядочение: жара — так жара, дождь — так дождь…

Мужики приступили к работе. Разобрали лопаты, что привезли на телеге, поплевали на ладони, окружили могилу. Один из них сбил огромным молотом оградку, которая мешала, не давая развернуться гробокопателям.

Могила была уже наполовину вырыта, когда на аллее появился Карп Троевич Епифанов в компании строгого бородатого мужика с кожаным дипломатом.

— Немедленно прекратите этот разбой! — заголосил бородач издалека.

Григорий нахмурился, сплюнул, выражая свое презрение к адвокатскому сословию, и махнул рукой. Поручики тут же распорядились приостановить работы.

— Что за индюк? — поинтересовался Кубинец.

— Адвокат Епифановых, — опять сплюнул Лесник.

— Я уже с ним знаком. Он Самсона защищал. Мерзкое существо.

Карп и адвокат приблизились к нам. Карп коротко кивнул, здороваясь, а адвокат перешел в наступление:

— Хотелось бы узнать, на каком основании происходит эксгумация тела?

Григорий Лесник молча полез во внутренний карман кителя и извлек документ, запаянный для сохранности в пластик. Адвокат аккуратно взял его и принялся изучать. Через четверть часа он вернул документ Леснику и сообщил Карпу:

— Все по форме. Придраться не к чему. Карп скривился, но промолчал. Стал накрапывать мелкий дождь.

— Надо торопиться, — сказал я.

Григорий Лесник спрятал документ, подписанный прокурором, в свою ухоронку и дал отмашку поручикам. Они засуетились, подгоняя работников.

Покуривая, я, Кубинец и Лесник скучали, стараясь держаться подальше от Епифанова и адвоката, которые увлеченно о чем-то беседовали.

Гора земли росла, скрывая под собой ограду, засыпая памятник. Чья-то лопата со звоном ткнулась во что-то твердое. Мужик прокричал, что гроб найден, можно извлекать, и тут я заметил какое-то движение в стороне.

Когда хоронили Троя, за деревьями в тени чужих могил прятался черный. Теперь же откуда-то появились люди в темных костюмах — человек пять. Чем они занимались, бог их знает, но что-то мне в их поведении не понравилось. Я хлопнул Лесника по плечу, намереваясь привлечь его внимание к костюмам, но из могилы уже начали извлекать гроб. Вдруг что-то вжикнуло в воздухе, и мужик, принимавший груз наверху, оступился, выпустил ящик с мертвецом из рук и завалился в сторону, захрипев.

Лесник впал от неожиданности в ступор. Я дернул из плечевой кобуры револьвер, ожидая нового нападения, и оно не замедлило последовать. Костюмы развернулись и заспешили к нам. Теперь можно было разглядеть, что на их лица надеты черные маски, а в руках они держат короткие автоматы с глушителями. С противоположной стороны появился стрелявший в гробокопателей — один, в черном костюме, в перчатках и маске, поверх которой имелась еще и шляпа. Его автомат опять ожил.

Первыми пали от пуль поручики — наивные молокососы, только недавно нацепившие полицейские погоны. С остекленевшими глазами, в которых погасли понимание, радость и живость, они застыли рядом с разрушенной могилой.

Гробокопатели не спешили вылезать из вырытой могилы. Они схоронились под гробом и сидели тихо-тихо.

Убийца в маске переключился на нас. Я успел сбить Лесника с ног и ушел от очереди сам, мельком глянув на Гонзу. Кубинец — человек опытный: он уже залег за соседним памятником, сжимая в руках пистолет «Фантом».

Я вскинул руку с револьвером и, не прицеливаясь, открыл огонь. Убийца в маске упал на мокрую от небесных слез землю и откатился за каменный памятник, по которому тотчас процокали пули, высекая искры. На помощь убийце полицейских спешили костюмы, стреляя на ходу. От их рук погибли эксперты в штатском, приведенные Лесником.

Григорий наконец пришел в себя. Такой наглости он не ожидал. При свете дня напасть на полицию! Причем так основательно! Это не укладывалось в его столичной голове… Он выдернул из кобуры тяжелый пистолет марки «Царь-пушка» и бабахнул по памятнику, за которым укрылся убийца в маске.

— Не давай ему высунуться!! — крикнул я, оборачиваясь к приближавшимся костюмам.

В этот момент пуля нашла дорожку к Карпу Епифанову. Забытый всеми, брошенный адвокатом, который спасал свою жизнь за стволом могучего столетнего дуба, он продолжал стоять на месте в растерянности. Пуля пробила его грудь, и с удивлением в глазах он завалился на сырую землю.

Я тщательно прицелился и спустил курок. Костюм, бежавший первым, кувыркнулся, сраженный наповал. Кубинец, поняв мою стратегию, поддержал меня прицельным огнем, в то время как Лесник не давал убийце в маске высунуться из-за надгробия.

В течение двух минут число костюмов изрядно сократилось, и они обратились в бегство, но далеко уйти им не удалось. Выпрямившись в полный рост и получив возможность бить прицельно, я отцедил последних двоих.