К полудню даже Франсуа и Селест, обычно, кроме друг друга, никого и ничего вокруг не видевшие, кое-что заметили. Солей споткнулась, сходя с лодки на берег, и упала бы, если бы Франсуа не подхватил ее за локоть. Но ногу она все-таки промочила.
— Что это я? — она попыталась улыбнуться, но это ей не удалось. Она с трудом подавила в себе желание согнуться пополам, судорожно прижалась к брату.
— Что такое? — удивленно воскликнул Франсуа.
— Ребенок? Время? — догадалась Селест.
Солей ответила не сразу: выждала, пока отпустит боль. Голова кружилась, на теле выступил холодный пот.
— Наверное.
— Давно у тебя это?
Она отбросила волосы со лба — он был весь мокрый.
— Несколько дней уже. Но не все время. То отпустит, то…
Франсуа глянул на небо, сжал зубы.
— Далеко отсюда до этого индейского поселка? Не можешь сказать?
— Вон то поваленное дерево я, кажется, помню. Или не то? Если то, то еще полдня.
Она взмолилась, чтобы это было так. Больше она не выдержит.
— Тогда не будем останавливаться. Давайте обратно в лодку!
Теперь уже гребла одна Селест, поэтому приходилось часто останавливаться. Солей сидела на средней скамье. Схватки становились все чаще. Она так вцепилась обеими руками в борта лодки, что пальцы побелели. Когда боль отпускала, она чувствовала невероятную слабость и вся обливалась холодным потом.
Через какой-то туман до нее донеслись слова Франсуа:
— Смотри, вон тот старый кедр, с лысой верхушкой — ты его не могла не запомнить! Ни о чем тебе не говорит?
У Солей все расплывалось перед глазами. Она поморгала, медленно и тихо откликнулась:
— Точно! Мы его видели. Это перед самым поселком. Не больше мили осталось…
Франсуа с Селест, ободренные, с новыми силами, взялись за весла. Солей думала только об одном: как бы продержаться. Между приступами боли она лихорадочно хватала ртом воздух, шепча слова молитвы. Ничего не понятно: рано ему еще родиться, а вот поди же ты! А ведь недоношенные так часто умирают… "Господи, только бы был жив, ведь это ребенок Реми, господи, ниспошли мне терпения…." В один из коротких перерывов между схватками — тупая боль не считалась, она уже не проходила — Солей вспомнила, как она хотела заключить свой договор с Богом: если Реми вернется, она вновь поверит в него.
Реми не вернулся. Бог не ответил на ее мольбы. Но тут она вспомнила, как совсем маленькой она тоже обиделась на господа, когда какая-то ее просьба осталась невыполненной, и как Барби, улыбаясь, сказала ей: "Знаешь, он не всегда отвечает "да". Но это не значит, что он тебе не отвечает. И это не обязательно "нет". Это может быть и "жди".
Нет, она не будет опять думать об этом договоре. С господом нельзя торговаться. Ребенок — вот что главное, она будет просто молиться, чтобы он остался в живых, чтобы с ним все было хорошо. Не будет она гневить всевышнего — слишком много поставлено на карту.
— Вот прогалина на берегу! — крикнул Франсуа.
Солей с радостным ожиданием подняла голову. Индианки знают, что делать в таких случаях, они ей помогут.
Еще несколько минут — и все в ней оборвалось. Она услышала сразу изменившийся голос брата:
— Они ушли. В деревне никого не осталось.
58
Легкие снежинки медленно опускались вниз со свинцово-серого неба. Все трое оцепенело глядели на расстилавшуюся перед ними поляну.
— Ну, ладно, — промолвил наконец Франсуа. — По крайней мере, большой вигвам остался. Надеюсь, незаразный. Придется туда.
Никто из них не произнес страшное слово "оспа", но все подумали об этом. Заразиться можно и через несколько месяцев после того, как в помещении находился больной. Однако выбора не оставалось: у Солей начались схватки, им надо где-то найти пристанище.
Франсуа зашел в вигвам первым и, вернувшись, сообщил:
— Вроде никаких следов паники. Просто откочевали. И давненько, видать. После них здесь уже были постояльцы. Давай заходи, Солей. А ты, Селест, тащи остальные вещи. Я пособираю сушняка, попробую огонь зажечь. Все отсырело там.
Солей решительно вошла внутрь. Что же, здесь так здесь. Она не боится. Несколько часов — и все… Эх, если бы Реми был сейчас рядом…
— Все будет хорошо! — подбодрила ее Селест, правда, не слишком уверенно.
— Рано слишком! — от резкой боли на лбу у Солей выступили капельки холодного пота. — Не доносила! Боюсь, не выживет — с таким сроком!
— Ну, давай святой деве помолимся, авось поможет!
— Ой, все бы отдала, только бы мама сейчас со мной тут оказалась!
— Постараюсь заменить! — Селест хотела, чтобы это прозвучало легко и шутливо, но не очень-то получилось.
Странно, но волнение подруги как-то успокоило Солей.
— Да, ночка будет, пожалуй, длинная. Ой, как он толкается! Видно, уже невтерпеж!
Вернулся Франсуа, сказал, что снег повалил вовсю — как будто зима вернулась.
— Слава Богу, хоть крыша над головой! Спасибо микмакам!
Солей уже ничего не слышала; схватки начались по-настоящему. И вдруг все кончилось! Послышался какой-то мяукающий писк, перед глазами возникло улыбающееся лицо Селест: она протягивала подруге мокрое, дрожащее тельце.
— Господи, нам даже обтереть его нечем — нижней юбкой разве?
— Девочка? — Солей приподнялась на локтях, потом перевалилась на бок, чтобы получше рассмотреть дочурку. — Не очень маленькая?
— Крохотулька! — согласилась Селест. — Но ведь все на месте. Красотка такая!
Солей отогнула импровизированную пеленку: головка темненькая, а пальчики какие смешные! Потрогала за один, та его согнула, как будто уже с самой играет. Глаза Солей наполнились слезами — слезами нежности и радости. Новорожденная повернула к ней головку, зачмокала ротиком.
Солей засмеялась:
— Уже есть просит!
— Это хороший признак. Обычно новорожденные не сосут даже, — сказала Селест тоном опытной акушерки.
— Да, ну и вымоталась я! — призналась Солей. — Самая тяжелая работа в моей жизни!
— Отдохни, теперь можно!
Солей прижала к себе новорожденную и погрузилась в сладкий сон.
За ночь погода несколько раз менялась: снег сменился дождем, потом опять подморозило. Утром Селест первой выглянула наружу и не могла сдержать возгласа восхищения:
— Ой, глядите! Красиво как!
Деревья стояли будто обвешанные хрустальными гирляндами, землю покрывала сверкающая ледяная корка.
Франсуа улыбнулся сестре:
— Это в честь тебя и твоей крошки! Пойди посмотри!
— Уже бегу и падаю! — отозвалась Солей, завертываясь поплотнее в меховое покрывало.
— Как ты ее назовешь? — поинтересовалась Селест, опуская полог вигвама.
— Мишлен, — задумчиво проговорила Солей. — Если бы был мальчик, назвала бы Реми, конечно. Мы с ним как-то говорили насчет этого. Если девочка, то, он сказал, пусть будет другое имя, не мое. Пусть у него в жизни будет только одна Солей. — Глаза ее повлажнели, но она улыбалась. — Так что — Мишлен!
— Хорошее имя. Нашу мы назовем Виктуар — победа. А мальчика — в честь обоих дедушек Жорж-Эмилем.
Прошло какое-то время, прежде чем до Солей дошел глубокий смысл этих слов подруги.
— Селест! Так, значит, ты?..
— Думаю, да. Почти уверена. Я сегодня как раз сказала об этом Франсуа — после твоих родов.
Франсуа оскалился как дурачок. Думает небось, что это все его заслуга. Может быть, конечно, он и сам дозрел бы, но хорошо все-таки, что они с Селест все это придумали. Мужчины порой так нерасторопны в этих делах.
Впрочем, о Реми этого не скажешь. Солей заморгала, прижала к себе дочурку. Та издала какой-то недовольный звук: мол, так удобно было, зачем ты, мама, меня потревожила? Нет, она не будет плакать. Во всяком случае, сегодня. Не надо омрачать такой день.