— Ты должен завтра извиниться перед Хелене.
— Д-да, мама.
Она ушла, а я зарыдал, накрывшись одеялом. Мне казалось, что я не переживу этого позора. Минут через пятнадцать вошла тётя Азнив, мамина незамужняя сестра, — мы, дети, любили её как вторую мать — и села у кровати. Она недавно вернулась из паломничества в Иерусалим.
Её любимцем тоже был Оник, они спали в одной комнате. Но мне она привезла из Стамбула инкрустированную перламутром маленькую мандолину, а из Бейрута — французскую почтовую открытку, на которой был изображён Наполеон верхом на лошади. Поистине утончённый комплимент!
— Шат чар эс — ты ужасный шалун, — сказала она, и в голосе её слышалось отчаяние. — Почему ты не можешь быть таким, как Оник? Он не такой проказник, как ты.
— Всё равно папа никогда бы его не побил! — сказал я, заглушая подушкой рыдания. — Здесь только меня одного наказывают. Если с-сломается с-стакан — то я его с-сломал… Потеряется что-нибудь — т-тоже я… Учителей мне не нанимают, учиться музыке не отдают!.. Таскать воду должен я, сходить в лавку за овощами и хлебом — опять я. И не б-беда, если у меня заплата на штанах… А Оник и Нвард могут делать всё, что им захочется…
— Они старше тебя, родной. Хочешь, я тебе сказку расскажу? Жил-был человек, — начала она, — у которого было три сына. Повадился к ним по ночам вор красть урожай. Тогда попросил отец сыновей поймать его. В первую ночь поле караулил старший сын, но уснул, и вор утащил урожай. Во вторую ночь поле караулил средний сын, но и с ним приключилась та же история. В третью ночь пришла очередь младшего сына — Манука. Братья посмеивались над ним, говорили, что он и мухи не поймает.
Стал Манук ждать вора. Чтобы не уснуть, он порезал себе палец перочинным ножиком, а в рану втёр соли. В полночь услышал он гул ветра и, посмотрев на небо, увидел вдруг огненного коня — крылья огненные, из глаз сыпались молнии, а из-под копыт снопами вылетали искры. Летел он быстро, а как приземлился прямо на поле — земля задрожала.
Этот удивительный конь стал поедать урожай. Манук следил за ним из-за кустов. Так вот кто вор! Он подкрался к нему сзади, прыгнул на спину и крепко стянул ему верёвкой шею. Конь забил копытами, взвился на дыбы, пытаясь сбросить Манука, да не тут-то было.
Тут конь почуял, что нашёл своего настоящего хозяина, и взмолился:
— Отпусти меня, Манук. Никогда больше не трону ваш урожай. А за доброту твою — отплачу. Свистни только и скажи три раза: «Огненный конь!» — я тотчас же примчусь.
— Хорошо, — ответил Манук. — Я тебе верю.
И отпустил коня; тот полетел и скрылся в небе. Вернувшись домой, Манук рассказал отцу и братьям, что поймал вора, но отпустил, взяв с него обещание и близко не подходить к их полю. Братья обозвали его дураком. Но с той поры никто уже не крал их урожая.
Была у царя очень красивая дочь, которую он хотел выдать замуж за лучшего наездника в царстве. Разослал царь гонцов во все концы страны, и они объявили о большом дворцовом празднестве, во время которого царевна сядет у окна во дворце, а на пальце у неё будет кольцо. Тот, кто допрыгнет на коне до окна и сорвёт кольцо с её пальца, тот и получит её руку.
Со всех концов царства поспешили наездники на состязание. Старшие братья Манука тоже решили участвовать, ведь они были добрыми наездниками. Они оделись во всё самое лучшее, вскочили на лучших коней и поскакали, оставив Манука дома. Они не захотели взять его с собой.
— Дурачок, — сказали они, — куда тебе с нами тягаться?!
У Манука не было коня, ходил он в обносках братьев и знал, что некрасив. Он совсем было приуныл, как вдруг вспомнил об огненном коне. Вышел он в поле, свистнул и позвал три раза: «Огненный конь!» Тотчас же земля загудела, задрожала, и перед ним невесть откуда возник прекрасный конь с серебряным седлом.
— Я твой друг — Огненный конь, — сказал он. — Что прикажешь?
— Скачи со мной ко дворцу, на состязание.
— С большим удовольствием.
Взобрался Манук на коня и превратился в прекрасного рыцаря. Он скакал во всю прыть. Состязание уже началось. Когда настал его черёд, конь прыгнул выше всех, не доставая нескольких вершков до кольца. Толпа закричала от восторга. — Кто он? Кто он? — спрашивали все. Но Мануку не хотелось открывать своего имени. Он повернул коня вспять и исчез.
Вечером братья рассказали отцу о таинственном наезднике, который чуть не выиграл состязание. Манук слушал их, улыбаясь про себя.
Но неудача не обескуражила братьев. На следующий день они сделали новую попытку. Манук снова всех превзошёл. Ему удалось достичь окна, коснуться руки царевны, но он не сумел сорвать кольца. Он уехал прежде, чем толпа хватилась его.
В третий и последний день состязаний Мануку наконец удалось снять кольцо с пальца царевны.
— Кольцо! Оно у него! — закричали люди. — Держите его! Узнайте, кто он!
Но Манук мгновенно исчез. Он поблагодарил Огненного коня, отпустил его и пошёл домой, повязав руку тряпкой, чтобы скрыть кольцо. Он притворился, будто порезал палец.
Царские гонцы разнесли всем приказ участвовать в новом состязании. Людей вели на состязание под угрозой смерти. В этот раз братья позволили Мануку поехать с ними. Заметив его перевязанную руку, царская дочь уже в роли гостеприимной хозяйки спросила:
— Что с твоей рукой?
— Ничего, — отвечал Манук, — я порезал себе палец.
— Дай я его перевяжу, — сказала царевна.
— Ты очень добра, — сказал Манук и снял с руки грязную тряпицу.
Царевна поразилась, увидев на его пальце своё кольцо с самым крупным бриллиантом на свете. Она улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ. Она взяла его под руку и повела к царю.
— Отец, познакомься с моим женихом, — сказала она, и Манук поклонился.
— Ах! — воскликнул царь, отложив свой золотой меч в сторону и закрутив усы. — Так это ты — победитель! Я отдаю тебе свою дочь, бери её.
— Благодарю вас, ваше величество, — промолвил Манук. — Я её очень люблю.
В царском одеянии, с золотым мечом на боку Манук казался самым красивым и счастливым юношей в царстве. Его свадьбу с прекрасной царевной играли семь дней и ночей…
Когда тётя Азнив закончила свою сказку, я забыл обо всех невзгодах, выпавших на мою долю. И с той поры я всегда ездил на огненном коне. Я многим ему обязан, даже жизнью.
Глава четвёртая
В АРМЯНСКОЙ ДЕРЕВНЕ
Меня разбудил цокот лошадиных копыт и грубые голоса извозчиков. Выскочив из постели, я стянул с себя ночную сорочку и, дрожа от возбуждения, лихорадочно оделся. Надел новые, с загнутыми носками туфли — специально для деревни. Они были такими лёгкими, что хотелось в них летать. Кубарем скатившись по лестнице, я выбежал на улицу посмотреть на лошадей.
Они неловко переступали по булыжной мостовой. Кони редко появлялись на нашей улице, конец которой между домом Персидесов и нашим был отгорожен стеной. Я оглядел лошадей хозяйским глазом: две серые в яблоках, две гнедые с красноватым отливом и одна белая. Мне нравилось, как они пахли — запах здоровых животных, смешанный с острым ароматом седельных вьюков, кожи и сена.
Светало. Большая бледная звезда всё ещё мерцала над Серой горой, напоминающей по контурам монашью рясу. На её верхушке всё отчётливее проступал высеченный в скале византийский монастырь, возносящийся ввысь подобно белым воздушным ступеням, ведущим к божьему трону. Как первозданна и чиста была вселенная в этот ранний час, как прохладен серо-голубой рассвет! В воздухе стремительно проносились ласточки, то взмывая с пронзительным криком вверх, то устремляясь вниз. С криками, вращая в воздухе верёвками, к нам ворвались бесшабашные извозчики-лазы. Красивые, хорошо сложенные, они двигались быстро и грациозно, как дикие кошки. На них были костюмы их племени, серого или чёрного цвета: плотно облегающие колени, но сильно расширяющиеся кверху шаровары, нарядные, вышитые по краям рубашки с патронташами; чалма, обёрнутая вокруг головы, со свободно свисающими до плеч концами; башмаки с загнутыми носками, как у меня. У каждого был при себе либо кинжал, либо нож.