Дима покрутил головой, пытаясь найти хоть какое-нибудь оружие - нож, верёвку, палку, что угодно. И тут Олег закашлялся во сне. Из его лёгких вырвался свист и хрип, а на ободранной клеёнке, на которой лежала его щека, появились потёки крови вперемешку со слюной.

- Так ты подыхаешь, - мстительно проговорил Дима. – Чтоб тебя черти в аду жарили!

Парень вышел из кухни и направился к серванту в комнате. Он распахивал все дверцы, вываливая старое барахло на грязный пол. В третьем ящике он нашёл то, что искал. Пухлый фотоальбом, в выцветшей замшевой обложке с примитивными берёзками. Из картонных страниц вылетела чёрно-белая фотография, с разводами по краям. Женщина с выпирающими скулами, маленькими чёрными глазками и двойным подбородком, держала на коленях белокурого ангелочка лет семи. На нём была надета однотонная рубашечка и тёмные шорты. На одной коленке красовалось тёмное пятно, видимо, от зелёнки. Его невозможно было не узнать. От него невозможно было отвести глаз. Андрей. Рядом сидел сбитый отец семейства, с высокими залысинами, тёмными усами, глубоко посаженными глазами и нависшим лбом. Было очевидно, что от таких родителей мог родиться только такой, как Олег. Дима запихнул альбом в рюкзак и зашёл на кухню. Мог ли он оставить здесь этого человека, никому не сообщив о его преступлении? Нет ли на его совести других детей с искалеченной судьбой? Парень смотрел на Олега с секунду и затем решительно дёрнул его за руку. Тот повалился на пол кулём, но не проснулся. Дима перевернул его на спину, схватился рукой за рядом стоявший шкафчик для равновесия, примерил ботинком мужчине между ног и опустил всю тяжесть своего тела на его пах. Мужчина дёрнулся, захрипел, на его шее вздулась вена, но в себя он так и не пришёл. Видимо, глубокий обморок.

- Теперь, тебя никто не введёт во искушение, - процедил Дима и вышел из квартиры.

Мужиков внизу уже не было - видимо, жильцы подъезда пить им здесь не давали.

Дима не помнил, как он дошёл до станции, как ехал в электричке, как добрался от вокзала домой. Дома он спрятал альбом с фотографиями. От себя спрятал, не в силах туда заглянуть. Если он увидит Андрея в детстве, будет разглядывать его невинное детское личико, тонкую шейку и острые коленки, зная, что с ним случилось, он просто сойдёт с ума. Фантазия сразу нарисует ему этого ребёнка в слезах и горе, и тогда лучше в петлю. Сидя в ванной, под струями воды, Дима думал о том, что его боль от потери Андрея никогда не сравнится с той болью, которую испытывал маленький мальчик, сирота, подвергаясь насилию в собственном доме. Все его обиды и претензии к Андрею сейчас казались Диме какими-то глупыми и эгоистичными. Как, пройдя через этот ад в детстве, Андрей мог быть таким лёгким, вальяжным и расслабленным, словно сытый кот. Это маска? Это болезнь? Что Дима может сделать для него, как помочь?..

Иногда Дима мечтал умереть. Или спиться. Парень не знал, что у отчаянья может быть столько оттенков. Мать больше не приезжала, но звонила каждый день. Дима не смог взвалить на неё этот ужас и героически отвечал, что ему «получше». Единственное, что вытаскивало парня из состояния зомби – это занятия. Готовясь к соревнованиям в начале июля, Дима не жалел себя, вселяя надежду на победу в возбуждённого Сотникова. Демидов тоже рвался на чемпионскую тумбу. В минуты куража, он клал Диме руку на плечо, как бы приобнимая и глядя куда-то вверх, пафосно говорил:

- Нам-то с тобой уже бояться нечего, это пусть нас боятся, - и он вздыхал, вроде как жалея ни в чём не виноватых соперников, обречённых на позорное фиаско. Дима не спорил.

Глава VI

Дима вышел из Сапсана на перрон Питерского вокзала под названием «Московский». Всё-таки, четыре часа рядом с несмолкающим Демидовым – это перебор. Как его бедные родители терпят? Дима повернулся к Сотникову, перекидывающему спортивную сумку через плечо.

- Далеко до гостиницы?

Сотников покрутил головой, и ринулся в толпу, кивая ребятам. Гостиница при спортивном комплексе была маленькой и без претензий на гламурность. Судя по всему, она была довольно старой, и владельцы не видели смысла вкладывать в неё деньги. Она была простеньким дешёвым середнячком, принимающим, в основном, приезжих на соревнования спортсменов. Диме было совершенно всё равно, где переспать эту ночь. В отличие от Демидова с Сотниковым, он собирался укатить в Москву на следующий день, сразу после соревнований, на вечернем Сапсане. Оставлять Бантика одного на две ночи парень не хотел. Он забрал на стойке свой ключ и сразу пошёл в номер, кивнув Сотникову на предложение собраться через часик в фойе, чтобы погулять по центру Питера. Дима швырнул сумку на кресло и рухнул на жёсткую кровать. Эта хроническая усталость и вялость, будто он умирающий раковый больной, уже стала привычной. Он не боролся с ней, понимая, что в ближайшие пару десятков лет вряд ли сумеет «включить» себя снова. Он так и не открыл тот альбом, трезво оценивая свои душевные силы. Не хотелось доводить себя до состояния, при котором он сможет жить только на таблетках. В дверь постучали. Неужели уже час прошёл? Дима поглядел на наручные часы и недовольно нахмурил брови. Если это Демидов – он его выгонит.

- Войдите, - недружелюбно крикнул Дима.

В некогда советской гостинице двери открывались с обеих сторон, будучи оборудоваными классической нажимной ручкой. Дима сел на кровати, глядя на опускающуюся алюминиевую ручку и перестал дышать, увидев человека в дверном проёме.

Андрей вошёл в комнату медленно, словно вплыл и тут же закрыл за собой дверь, откинувшись на неё спиной. Дима вытаращил глаза, чувствуя приступ удушья. Кожа на щеках стала покалывать от прилива крови, и Дима инстинктивно потянул себя за ворот футболки. Из его горла вырвался сиплый хрип, и он замахал руками, глядя на своего объявившегося любовника, будто утопающий. Андрей в два шага подошёл к парню и тряхнул его за плечи.

- Дим, ты чего? А ну дыши! – Андрей удивлённо оглядывал Диму, явно не ожидая такой драматической реакции на своё появление.

Дима вдохнул полной грудью, будто астматик после ингалятора. Он резко встал с кровати и шагнул к попятившемуся от него Андрею. Прижав его спиной к облезлому шкафчику, парень схватил его за плечи, ощупывая его руки, грудь, словно слепец, пытающийся узнать своего друга.

- Ты... Откуда ты здесь?.. Где ты был?..

Дима забыл обо всех своих терзаниях. То, что он видел Андрея живым и невредимым, уже успокоило его бедное сердце. Блондин замер и безропотно терпел все Димины нервные поглаживания. Сейчас он выглядел откровенно озадаченным.

- Андрей, я тебя искал, звонил! Что ты молчишь? – Дима убрал от него руки и уставился прямо в глаза.

Тренер поднял ладони, призывая парня успокоиться.

- Дима, тише, - проговорил он, будто уговаривал ребёнка не шуметь. – У меня были дела, а потом я уехал из города, отдыхать. Что...

- Дела?! – Дима осёкся, поняв, что слишком повысил голос.

Пытаясь взять себя в руки, парень сел на кровать. Ему стало душно, на лбу выступила испарина. Тренер подошёл к кровати и несмело сел рядом с ним. Дима боролся с собой, пытаясь быть взрослым и сильным, пытаясь не спуститься до детских обвинений, что его «бросили». Сейчас он должен поговорить с Андреем спокойно и понять - понять, что между ними и что им с этим делать. Он закрыл глаза на секунду, собираясь с мыслями.

- Я люблю тебя, Андрей, – не поворачивая головы к мужчине, проговорил Дима. – Я не имею права предъявлять тебе претензии или принуждать к чему-то, но ты должен мне сказать, какого чёрта между нами происходит, потому, что у меня скоро крыша съедет.

Дима старался говорить спокойно, не дрожать голосом, избегая резких выражений, однако, его заметно потряхивало и побелевшие костяшки на сцепленных пальцах выдавали его с головой. Наконец, он осмелился поглядеть на Андрея. Тот смотрел на покрывало на кровати, угрюмо сдвинув брови. Почувствовав Димин взгляд, мужчина поднял на него свои прозрачные глаза. По выражению его лица было сложно понять, что он думает. Пауза затягивалась и Андрей не стал нагнетать ситуацию.