А Кречетов пошел к окопу Исаева. Постоял там, вспомнил каждого. Было отделение Исаева, и нет его. Не научил он своих воевать...

* * *

Вернулся Кречетов на КП и первым делом сел писать донесение в штаб корпуса. Доложил, что ночная атака отбита. Уничтожено одиннадцать танков и до роты пехоты. Мост наш. И еще сообщил, что потери велики: выбыли из строя три четверти личного состава и одно орудие. Отряд, прикрывающий мост, насчитывает сейчас девятнадцать человек. Имеется два орудия с неполными расчетами и восемь ящиков снарядов. Стрелковое оружие боеприпасами обеспечено.

Вот так коротко и доложил. Не мастер был расписывать. А помощи не просил. Сами должны понять. Только потребовал, чтобы как можно быстрей прислали транспорт за ранеными, ибо своим транспортом управиться не может.

Потом вызвал троих оставшихся в строю водителей автобата. Те привычно вытянулись перед старшим лейтенантом. На груди автоматы, у двоих на ремнях, туго перепоясавших кожаные куртки, светло-коричневые кобуры парабеллумов, у третьего на поясе - кинжал. Разжились в бою немецким оружием. Стояли орлами. Те же водители, с которыми не один месяц служил. Высокий, тощий, с лицом, потемневшим от степного солнца и ветров, Гришин, полноватый по военным временам, пухлолицый Туркин да всегда хмурый, будто сердится на кого-то, Ковалев. Те да не те. И чем-то неуловимым стали они похожими друг на друга. Из-за глаз, что ли, которые смотрели сейчас пристальней и серьезней. Видели дальше и знали больше. Посмотрели смерти в лицо. Такое бесследно не проходит.

- Вот вы и солдатами стали, - сказал Кречетов.

Водители молчали. Поняли: это не похвала. Просто они стали другими, и старший лейтенант это отметил.

- Тяжело раненых надо отвезти. Бери, Гришин, "студер" третьего орудия и в медсанбат. Не гони. Не картошку повезешь. Потом передашь в штаб донесение. Если спросят, как у нас, да что, не стесняйся, расскажи, какая здесь свадьба была, какая музыка играла. Сам ушки на макушке держи, смотри в оба. С водителями поговори, порасспрашивай. Они много видят, много знают. Должен сообразить, собираются нам замену послать или нет. Если собираются, то когда... И шементом обратно.

Погрузили в кузов восемь тяжелораненых, да еще двоих подсадили, раненых легко, присматривать в дороге. И отправился Гришин в путь.

Потом втроем пошли к ЗИСу. Один у них ЗИС остался. Второй ночью шальным снарядом накрыло. Кречетов сам забрался в кузов и быстро разыскал припасенные там Воробейчиком два ящика "лимонок". Солдаты отнесли их на КП.

- Вам задание особое, - сказал Кречетов Туркину и Ковалеву, когда ящики с гранатами уложили на землю. - Самое ответственное. В разведку отправитесь.

Не хотелось им ни в какую разведку. Такой бой - и уцелели. И вроде бы пора в автобат возвращаться. Но вида не показали. Не тот случай. И доверие оценили.

- Ответственное задание, - повторил Кречетов. - Надо узнать, где фриц зацепился. Берите "студер" второго орудия. Езжайте до высотки. Там машину оставите, на вершину поднимайтесь пешком. Автоматы с собой. На самый верх - ползком. Не сидеть, не стоять, только лежать. И не высовываться. Наблюдать за рощей, за дорогой. Вот вам бинокль, - Кречетов передал Ковалеву бинокль Хаустова. - Смотрите и запоминайте. Можете солдат увидеть, машину, мотоцикл, танк. Дымы от костров или кухни. Им как раз сейчас завтракать пора. Все на ус мотайте. Задача - выяснить, есть там немец или нет. Справа от рощи степь. Если там фриц появится, сразу увидите. Близко не подпускать, в бой не ввязываться. Бегом к машине и сюда.

Подробно все объяснил: первый раз ребята в разведку идут.

- Самое ответственное задание, - в третий раз подчеркнул Кречетов. Должны проникнуться.

Солдаты прониклись.

- Будет выполнено, товарищ старший лейтенант, - ответил за себя и за товарища Ковалев.

- Сделаем, - подтвердил Туркин. - А сколько там быть, если фриц не появится, когда возвращаться?

- Часы есть?

У водителей автобата да часов не будет...

- Есть, - ответили в один голос.

- Через три часа и возвращайтесь. Трех часов, думаю, хватит. Но если увидите, что они там суетятся, тогда срочно.

- Могут опять навалиться? - не поверил Турки. - Ведь мы им! - И он показал кулаком, как "мы им".

- Дело темное. Я бы на их месте как раз сейчас и ударил. Но они так и не поняли, какие у нас здесь силы. Огонь мы вели плотный, окопались хорошо. Если по плотности огня судить, могли подумать, что нас вдвое втрое больше. Одиннадцать танков уничтожили. Тоже не хвост собачий. Могли подумать, что на крупные силы нарвались. Тогда не полезут. И рощу могут оставить. Отойти. А может все и по-другому обернуться. Поэтому и посылаем разведку. Ясность нужна.

Отправил и этих. Теперь можно было себя в порядок привести. Рукав гимнастерки не то чтобы пришил, но крепко прихватил на живую нитку. Сапоги почистил и обмундирование, как смог. А бриться не стал. Какое тут бритье, если правую щеку так разнесло. Не одну же левую брить.

Так и встал возле своего КП: без фуражки, небритый, правая щека ободрана и раздулась, белки глаз красные от усталости и бессонной ночи. Но ремень затянут плотно, воротничок застегнут, и сапоги блестят.

* * *

От КП вся линия обороны хорошо видна. Почти полкилометра. Хлипкая оборона, в любом месте прорвать можно.

"По-умному, думал Кречетов, - надо отойти на левый берег и укрепиться там. Так это - по-умному. У нас по-умному не получается, мост надо держать. Придется стоять на правом. Орудия у нас для танков есть. Но снарядов маловато. И прикрытие жидкое, совсем ерундовое. Десять человек на полкилометра, да два-три в резерве. Дыра на дыре. Сжимать надо оборону, это и ежу понятно".

И пошел сжимать.

* * *

Старички в линялых от солнца и частых стирок гимнастерках сидели, будто отдыхали после смены. Только не "козла забивали", а трехлинеечки свои чистили. У одного правый глаз заплыл, вокруг него все припухло, и ожидался там здоровенный во все цвета радуги фингал. У другого под пилоткой голова забинтована. У третьего нос распух, губы разбиты и зубов, чувствовалось, уже не полный комплект. По такому бою - пустяки. Эти в строю остались. Как в письмах пишут: "Живы, здоровы, чего и вам желаем".

Старшего лейтенанта приняли, как своего. Ночью вместе отмахивались от фрица, выручали друг друга. Теперь - вроде родня. А службу соблюдали. При появлении Кречетова сделали вид, что хотят встать, но не торопились, дождались, пока тот остановит.

Кречетов и подсел к ним, как за стол, "козла" забить. Вынул из кармана помятую пачку "Беломора", угостил всех и сам закурил.

- Винтовочка-трехлинеечка, - погладил он коричневый приклад. - Всем хороша.

- Так ведь какую войну она нас выручает, - поддержал его сосед с перевязанной головой. - Ухаживай за ней, она не подведет.

- Ну-ка, - Кречетов взял винтовку, вскинул, посмотрел в канал ствола. Тот блестел, как зеркало. Ни раковин, ни царапин, только нарезы извивались. Кречетов другого и не ожидал.

Хороша в рукопашной, - он взвесил в руке тяжелую винтовку и передал ее хозяину. - Только людей у нас осталось мало. Скорострельность нужна. Вы бы себе автоматы подобрали.

- Подобрали мы, - ответил тот. - Вон лежат, - он показал на что-то, укрытое плащ-палаткой.

- А винтовки зачем?

- Казенные. За них спросят. Их бросать нельзя.

- Нельзя, - согласился Кречетов. - Спросят. Вы вот что, закончите с винтовками, перебирайтесь на левый фланг, за первое орудие. Прикройте его. Метров за двадцать от орудия оборудуйте себе окопчик и устраивайтесь.

- Могут опять полезть? - спросил тот, что с фингалом.

- Могут.

- Понятно. Кончаем с винтовками и пойдем. Автоматы прихватим. К винтовкам все равно патронов, считай, не осталось. По две обоймы.

- Как это вы пилотки в рукопашной не потеряли? Научите, - попросил Кречетов. - Я вот без фуражки остался.