- Как же это Ракитина? - спросил он.

Опарин хотел сесть, но не смог. Но старшим у орудия оставался он. Поэтому он и ответил.

- У прицела скосило. Очередью. Не думали мы, что с фланга ударить могут. Мне бы добраться до тех, кто сюда этих фрицев пропустил, я бы им такое кино показал...

- Отсмотрели они свое кино. С них больше спроса нет. С нас теперь спрос, с тех, кто жить остался... - Кречетов опять посмотрел на укрывающую убитых плащ-палатку. - Дельный у вас был командир. Это он насчет фугасов сообразил. Без фугасов нам бы еще круче досталось.

- Настоящий был командир, - признал Опарин. - С ним хорошо воевалось.

- Самостоятельный человек, - подтвердил Афонин. - Мог бы и взводом командовать.

- А уж если врубал, - похвалил командира и Лихачев, - так было за что. Для пользы дела.

- Бакурский? - спросил Кречетов.

- В окопе, когда десант придерживал. Отчаянный он был, ничего не боялся. И из пулемета стрелял, как бог.

- Не его пулемет, так не дали бы они мне поле освещать, - добавил Афонин.

- Вчера сказал, что убьют его, - напомнил Лихачев. - Значит, чувствует человек смерть свою.

- Кто знает? Когда человека убили, он не расскажет, чувствовал или нет. Всякое бывает.

Афонин вспомнил ночной разговор с Бакурским. Но решил, что знать об этом разговоре никому не надо. Сказал только:

- Переживал он очень. Оттого и мысли нехорошие. А жить он хотел. Кто же жить не хочет...

- И корреспондента убили, - продолжал докладывать Опарин.

- Башка у него работала - будь здоров! - Лихачев зауважал Бабочкина еще тогда, когда тот так легко и просто сумел вернуть Афонину нож. - Простым водителем был на самоходке, а сделали корреспондентом.

- Не бывает простых водителей, - Лихачев задел струну в душе Кречетова, и она тотчас зазвенела. - Хорошие водители бывают и плохие. Плохих гнать надо. Бабочкин хорошим был. Где стоящих корреспондентов брать, если не из водителей.

- К нам абы кого не пошлют. Начальство тоже понимает, к кому кого послать, - отметил Опарин.

- Мог уйти, - напомнил Афонин. - Стрелять из пушки не его работа. Жил бы сейчас.

- Так ведь не ушел.

- То-то и оно, что не ушел. Мог, а не ушел. С нами остался, чтобы все вместе.

- Он такой был, - подтвердил Лихачев. Не стал объяснять, каким был Бабочкин, но все поняли.

- Лейтенанта Хаустова тоже, - продолжил грустный список Кречетов. - Туго было у третьего орудия, он туда поспешил. Не добежал. Грамотный был лейтенант. Из таких хорошие командиры вырастают. Только не успел. Не повоевал еще, а убили.

Невеселый получился разговор, но и молчать Кречетов не мог. Бывают такие моменты в жизни, когда не может человек молчать и, наверно, не должен.

- Воробейчику глаза осколками выбило. Совсем ослеп... - пожаловался Кречетов. - Как он без глаз жить будет?.. Из моих шоферов только трое по-настоящему в строю остались. Привез сюда двенадцать... Золотые были водители.

- За две недели нашу батарею второй раз достает. - Опарин оперся о землю правой рукой, поднатужился, крякнул и все-таки сел, пристроился спиной к стене орудийного окопа.

- Ты-то как? - спросил Кречетов.

- Да ничего, кости целы. Повоюю еще, на мне быстро зарастает. Отдохну в санбате и вернусь.

- Обмундирование нам с тобой менять надо. У тебя шаровары никуда не годятся, мне гимнастерку испортили. Придется новые доставать. Ты после госпиталя БУ не бери. Новые требуй. Должны дать. Не на гулянке изорвал.

- Должны, - согласился Опарин.

- У тебя что? - дошел Кречетов до Афонина.

- Фриц больно здоровый попался. Кажется, ногу сломал. Ступить не могу, как шилом колет. - Горло у Афонина болело, и говорил он хрипло, с трудом.

- У молодых быстро срастается, - обнадежил Кречетов. - через месяц плясать будешь.

Он осторожно дотронулся до сбитой своей скулы. Она огнем горела. Опухоль расползлась вниз, по щеке, и вверх, к глазу.

- Шальные какие-то фрицы пошли, - поморщился старший лейтенант. - Все в лицо метят. Мишень себе нашли. Ну, да им тоже неслабо досталось.

Кречетов оставил в покое распухшую щеку, провел рукой по волосам и здесь тоже почувствовал непорядок.

- У кого расческа есть?

Откуда у них, стриженых, расчески, да и зачем им расчески. А у Дрозда и чубчик налицо, и расческа к этому чубчику. Торопливо вынул из кармана свою алюминиевую.

- Есть, товарищ старший лейтенант.

Причесался Кречетов и опять стал похож на того старшего лейтенанта, которого они знали.

- У других как? - спросил Афонин.

- Как у вас, так и у них. Мало нас осталось. Такие вот дела. Кто у вас эти махины исковеркал? - кивнул Кречетов на два застывших в какой-нибудь сотне метров от "пятачка" танках.

- Лихачев постарался, - с удовольствием сообщил Опарин. - Они на пару с Дроздом работали. Такое кино устроили...

- Твоя работа?! - не то удивился, не то обрадовался старший лейтенант.

Лихачев, в который раз глянул на свои танки. Здоровенные. И орудия у них - будь здоров. Только теперь уже не танки, а железяки поганые, в дребезги разбитые. Как он это сделал? Ничего Лихачев толком не помнил. Одно знал точно: стрелял по ним и попал. А Дрозд снаряды подавал. Опарин командовал. Так и объяснил:

- Втроем мы. Я да Дрозд стреляли. Опарин командовал. - И признался: - А как это произошло я, товарищ старший лейтенант, не помню. Нервничал очень. Я, наверно, случайно в них попал.

- Нормально, Лихачев. Для первого раза вполне нормально.

Два раза сказал Кречетов "нормально". Лихачев знал, что от скупого на похвалу старшего лейтенанта такое не часто можно услышать.

- В другой раз аккуратней буду и спокойней, - пообещал он. Потом еще раз посмотрел на танки и добавил: - Не нравятся они мне вообще-то. Грубые обводы корпуса, несоразмерно длинный ствол орудия и эти бездарно нарисованные кресты - сплошная безвкусица. Но в таком вот виде смотреть на них даже приятно.

- Правильно рассуждаешь, Лихачев, в таком виде они смотрятся приятно, - согласился Кречетов. - Так что действуй. Назначаю тебя командиром орудия.

- Так я же рядовой, - улыбнулся Лихачев. Шутка старшего лейтенанта ему понравилась.

- Лычки мы тебе повесим. Это я гарантирую.

- А нельзя ли сразу командиром взвода и хоть одну звездочку. Солидней будет.

- Взвод не потянешь, - отказал Кречетов. - Пока орудием командуй, а там видно будет.

И до Лихачева вдруг дошло, что старший лейтенант не шутит. Он и растерялся. Знал, что от старшего лейтенанта всего можно ожидать, но не такого же.

- Я не умею! - взмолился он.

Кречетов встал, расправил гимнастерку.

- Видели! Машину он водить умеет, танки крушить умеет, а командиром орудия быть не умеет! Слушай мой приказ, рядовой Лихачев! Назначаю тебя командиром орудия! Готовься к отражению танковой атаки!

- К отражению? - Лихачев растерялся по-настоящему. - Стрелять, значит?

- Еще как стрелять. Круши их на металлолом для пионеров.

- Слушаюсь! - А что он еще мог сказать? Отказаться? Так старший лейтенант его живьем схарчит, без горчицы.

- И пушку свою береги. - Кречетов посмотрел на исхлестанное пулями и осколками орудие. - В музей мы ее после Победы отдадим. Посмотрит человек и сразу поймет, что такое война. Береги свое орудие. А сдашь в музей, можешь опять за баранку садиться. В мирное время пушка нам ни к чему. Делом будем заниматься. Понял?!

- Понял. - Куда ему было деваться?

- А это что за свалка? - Кречетов пнул ногой гильзу, она покатилась, ударилась о другую, та ударилась сразу о две, и звон пошел по всему окопу. - Гильзы валяются, ящики разбросаны... Лихачев: бардак ликвидировать! Раненых и пленных переправить на КП, привести расчет в нормальный вид!

Так получил свой первый втык уже в должности командира орудия Лихачев. Он с грустью подумал, что врубать ему теперь станут гораздо чаще.