Все положительные качества, какие Галя только сумела вспомнить, она приписала барану и получилась прекрасная характеристика. Добавить сюда что он активно участвует в общественной жизни коллектива, политически грамотен и морально устойчив, поставить печать, три подписи и вполне можно было рекомендовать барана для туристической поездки за рубеж. Даже в капиталистические страны.

-- Да, он был очень добрым и умным, - дополнила характеристику Александра Федоровна. - Когда я его о чем - нибудь спрашивала, и он соглашался со мной, то кивал головой. А если не соглашался, то не кивал, а иногда даже отворачивался. Вот такой он был умный.

-- В старости, когда станешь знаменитой ученой, и будешь писать мемуары, непременно расскажи о Геродоте. Всем будет очень интересно, - посоветовал Лисенко.

-- Не буду я писать мемуары, - отказалась Александра Федоровна. - Я буду Коленьку воспитывать, это важней чем какие-то мемуары.

-- Как хочешь, - не стал спорить Лисенко, - хотя о таком замечательном баране могла бы и написать. Люди, в мемуарах пишут о собаках, о кошках, о лошадях. Кое-кто даже об утконосах. О самой разной скотине пишут. А о баранах никто еще не написал. Учти - ты будешь первая.

-- Все равно не хочу, - не соглашалась Александра Федоровна.

-- У тебя еще есть время подумать. Коленька вырастет, ты станешь старенькой, выйдешь в академики, и самое тебе тогда будет время писать о баранах.

-- О баранах никто читать не станет, - вмешалась Верочка. - Кому нужны воспоминания о баранах?

-- Не скажи. Это если обычный человек о баране напишет, его никто читать не будет. А если академик - все не только читать станут, но и будут искать в этом глубокий смысл. Критики отметят яркие впечатления автора, глубину мысли, тонкий анализ и ценный вклад.

-- Вклад во что? - поинтересовалась Галя.

-- Не знаю уж во что, но отметят, кому нужно будет, тот придумает. Тут ведь целое направление может появиться. Есть же у нас аграрники, промышленники. Будут баранники или баранисты, критики мигом название подберут. Тут целина, так что специалисты непременно появятся. А ты, Александра Федоровна, станешь патриархом этого нового направления.

-- Не может она быть патриархом, - машинально поправила Верочка. - Она женщина.

-- Ну - матриархом, тоже неплохо звучит.

-- Не буду! - стояла на своем Александра Федоровна. - И академиком не хочу становиться и матриархом не хочу. Мне это не нужно. Я в школу пойду, учителем. Пусть Верочка идет в академики, пишет о баранах и становится матриархом. У нее способности к научной работе.

-- Раз так - вернемся к серым будням, - предложил Лисенко. - Покопаем, а ты пока подумай. Еще не поздно. Можете обе написать. У вас же впечатления индивидуальные, интересно будет сравнить. А что касается траурного митинга в честь безвременно усопшего барана, то я объявляю его закрытым. Тем более, что ясности пока никакой нет. Петя ведь говорил, что ничего с нашим бараном в ближайшее время не случится. Звезды не позволяют.

34

Неуклюже ковыляя по кочкам, машина подошла к лагерю, и остановилась все еще подрагивая от напряжения испытанного во время непривычного для нее путешествия по пересеченной местности. Александр Александрович выключил зажигание, поставил машину на ручник и облегченно вздохнул. Машина тоже облегченно вздохнула. Облегченно вздохнул в кузове и Петя Маркин.

-- Я думал она рассыплется, когда мы там прыгали, - признался профессор, выбираясь из кабинки и потирая ушибленное во время поездки колено. - А ничего, добрались, можно сказать, вполне благополучно.

-- Отечественная, - похвалил свое сокровище Александр Александрович. - Крепкая машина. Если у такой машины хороший водитель, - под хорошим водителем он имел в виду себя, - она, где хочешь, пройдет. Даже по самой непроходимой местности.

- "Там где пехота не пройдет, где бронепоезд не промчится", - выдал из кузова Петя Маркин строчку из суровой асовиахимовской песни, про стальную птицу. - Прыгучесть у нее высокая - будь здоров!

Александр Александрович тоже выбрался из кабины и два раза лягнул каблуком переднее колесо, определяя таким надежным способом давление в камере.

-- Американская бы точно рассыпалась. У нас ведь какие дороги! - с гордостью отметил Александр Александрович. - На наших дорогах ни одна американская машина не выдержит. Металл у них не тот. И водители не те.

-- У них ни один шофер не сумел бы вот так лихо проехать, - продолжал издеваться Петя Маркин. - Слабо им. А нам кочки не помеха. "Нам нет преград ни в море, ни на суше" - вспомнил он строчку из другой песни, героической, зовущей на подвиг. - Ох, и отчаянный же мы народ.

-- Мы, где хочешь, проедем, - до Александра Александровича маркинское ехидство не доходило. - По дороге, без дороги - все равно проедем, - хвастался он опьяненный тем, что благополучно добрался до лагеря, а в следующий раз ехать ему придется не скоро. - А у них водители туфтовые.

-- Им не знакома романтика трудных дорог, - продолжал подначивать Петя.

-- Так у них какие дороги?! На ихних дорогах за баранкой спать можно. Они даже машины сами не ремонтируют, - окончательно заклеймил американских водителей Александр Александрович.

Шеф попытался захлопнуть дверцу кабинки, но она не закрылась.

-- Вы ее покрепче, Иван Васильевич, - подсказал шофер. - Посильней ее надо, чтобы зазвучало.

Иван Васильевич хлопнул посильней. Зазвучало, но дверца все равно не закрылась.

-- Да не так, ее шваркнуть надо.

Несмотря на свое благородное происхождение Александр Александрович иногда употреблял в разговоре слова совершенно удивительные и загадочные. Вероятней всего это было результатом общения со средой обитающей в гараже Академии Наук.

-- Это, в каком смысле шваркнуть? - заинтересовался профессор.

-- Сейчас покажу.

Александр Александрович обошел машину и шваркнул. Дверца послушно захлопнулась.

-- Да, - согласился профессор, - эффектно получается. Теперь понятно. Но американцы вряд ли догадаются: них мыслительный процесс совершенно в другую сторону направлен. Отстали они в этом деле. Ну и ладно, им на наших машинах все равно не ездить... Выгружайте барана, а я пойду, переоденусь, - и он ушел в свою палатку.

Когда Сан Саныч открыл борт, к машине несмело подошла Серафима. Она боялась увидеть что-то страшное и кровавое. Но кузов выглядел вполне благопристойно, никаких следов крови. В центре неподвижно лежал баран, и все у него было на месте: и рога и копыта. А над ним стоял столь же неподвижный и мрачный Петя Маркин с неприязнью разглядывающий рогатое сокровище экспедиции.

Серафима не разбиралась в том, как обрабатывают зарезанных баранов. Но что-то здесь было не так...

-- А почему с него не сняли шкуру? - Серафима показала пальчиком на барана. - Я думала, что шкуру всегда снимают.

-- Индюк тоже думал и в суп попал.

Петя был явно не в духе и грубил. Серафима вполне резонно отнесла это к тому, что Пете пришлось прокатиться с Сан Санычем.

-- А ты, Петя, не груби, тебе это нисколько не идет, - все-таки отчитала его Серафима. - Я знаю, что шкуру надо снимать. Разве не так?

-- Ты, оказывается, жестокий человек, Серафима. Кто же снимает шкуру с живого барана, - Петя сплюнул за борт и отвернулся. - Сплошное живодерство...

Не дождавшись толкового объяснения от Пети, Серафима уставилась голубыми глазищами на Александра Александровича, и тот любезно объяснил:

-- Понимаете, Серафима, такое у нас приключение произошло неожиданное, что некому оказалось барана резать. Уехал мясник к родственникам, на несколько дней. И мы привезли барана обратно. Жив он ваш баран. Как видите, жив, здоров, и низко вам кланяется.

В подтверждение того, что он жив, здоров и низко кланяется Серафиме, Геродот поднял голову и посмотрел на девушку большими грустными глазами.

Геродоту было плохо. Все косточки у него болели, даже рога и копыта. А, кроме того, он не любил лежать со связанными ногами и никак не мог понять, что происходит. Ведь ему предложили прогуляться. И он охотно согласился. А они что сделали... Связали ноги, бросили в прыгающую машину и стали возить по кочкам. Почему ему связали ноги? Зачем возили по кочкам? Что его ждет впереди? И, конечно - же - что делать? Вопросов было много и ни на один из них не было ответа. А это очень плохо, если вопросы есть, а ответов на них нет. Геродот понимал, что пока он не найдет ответы на все эти вопросы, он не почувствует себя полноценным бараном.