— Я принес новости о сражении.

— Сражении?

— Да, господин. Там, наверху, идет битва.

— Ах да, битва, — согласился архимагос. Наицин не стал обращать внимания на заминку в памяти Амаэтона. Уже шесть веков он был напрямую подключен к бьющемуся сердцу цитадели, и все это время он контролировал каждую операцию ее систем и деятельность гигантского лабораториума, скрытого под цитаделью. Последние сто лет он уже не мог покидать этот храм, и по мере того, как тело его постепенно дряхлело и умирало, Амаэтон все больше становился частью цитадели. Недалек тот день, когда от старика не останется ничего, кроме биоэнграмм, и те пойдут на изготовление программных карт, с которых сервиторы-рабочие будут считывать задачи и инструкции.

Наицин знал, что чувство реальности Амаэтона, и до того шаткое, в последнее время еще больше ослабло, и только изредка он мог активировать достаточно памяти, чтобы говорить с другими. Первая атака врага вызвала в нем панику, отчего сознание архимагоса вновь обрело удивительную ясность, но сейчас эффект шока практически сошел на нет.

— Сражение, — повторил Амаэтон, и какой-то из его кристаллов памяти отреагировал на это слово. — Да, теперь я вспомнил. Они пришли за тем, что мы здесь охраняем. Они не должны это заполучить, Наицин!

— Нет, архимагос, не должны, — подтвердил Наицин.

— Откуда он вообще узнали о том, что это существует?

— Не знаю, господин. Но каким-то образом им это удалось, и нам надо составить план на тот случай, если оборонительные сооружения цитадели не смогут остановить захватчиков.

Амниотическую жидкость всколыхнула рябь, на которой закачались органические останки Амаэтона.

— Нет, Наицин, захватчики не пройдут. Эта цитадель была построена лучшими военными архитекторами своего времени, и нет врага, который смог бы взять ее укрепления.

— Конечно же, архимагос, вы правы, но все равно, нам нужен план действий при непредвиденных обстоятельствах. В гвардии служат обычные люди. Плоть, кровь и кости. Органика уязвима. На них нельзя полагаться.

— Да, да, ты прав, — сонно согласился Амаэтон. — Плоть слаба, Наицин. Силой обладает только машина. Мы не можем допустить, чтобы враг захватил лабораториум.

— Как всегда, ваши слова полны мудрости, архимагос. Но уже сейчас враг приближается к укреплениям Тор Кристо, и через несколько дней они, вероятнее всего, падут.

От этой новости оплывшие черты лица Амаэтона исказились, веки задрожали от внезапной тревоги.

— А туннель, который соединяет нас с Тор Кристо? Враг знает о нем?

— Не думаю, архимагос, но если Кристо падет, туннель неизбежно будет обнаружен.

— Нельзя допустить, чтобы им воспользовался противник! — воскликнул Амаэтон.

— Да, и поэтому-то я установил подрывные заряды для его уничтожения.

— Ты сообщил об этом Вобану?

— Нет, архимагос.

— Хорошо. Вобану не понять, почему мы вынуждены так поступить. Сострадание, с которым он относится к подчиненным, может обернуться для нас катастрофой.

Казалось, Амаэтон вздохнул; после нескольких минут молчания он добавил:

— Я уже… не так силен, как раньше, Наицин. Я несу слишком тяжелую ношу.

Магос Наицин поклонился.

— Тогда позвольте разделить с вами этот тяжкий груз, архимагос. Когда враги подойдут к внутренним стенам цитадели, помимо контроля за работой всех систем, на вас ляжет огромная нагрузка по поддержанию энергетического щита. Позвольте мне принять на свои плечи часть вашего бремени.

Кожаная маска, заменявшая Амаэтону лицо, кивнула; затем архимагос прошептал, резко меняя тему разговора:

— А что с астропатами? Тебе удалось выделить вирус, из-за которого умолкли их мыслеголоса?

На мгновение замешкавшись, Наицин ответил не сразу:

— Сожалею, но нет, хотя я уверен, что ответ лежит в одном из ваших логических стеков. Скоро я смогу восстановить их способности, и мы вновь сможем посылать сообщения за пределы планеты. Это лишь вопрос времени.

— Очень хорошо. Мы должны запросить помощь, Наицин. Невозможно представить, как велики будут последствия в случае нашего поражения.

— Поражения не будет, — заявил магос Наицин, вновь склоняясь в поклоне.

К утру одиннадцатого дня осады батареи Форрикса были готовы; часть огромных орудий на новые позиции перетащили, обливаясь потом, бригады рабов, другая же часть, оживленная дьявольской силой, прогрохотала на свои места собственным ходом. Спустя всего несколько минут после того, как наблюдатели на стенах Тор Кристо заметили движение у батарей, имперские «Василиски» открыли огонь, и под шквальным обстрелом пространство перед крепостью превратилось в ад, полный огня и шрапнели.

Но только прямое попадание могло поразить цель в расширенных и углубленных траншеях, и в результате обстрела были уничтожены всего два орудия, расчеты которых погибли под смертоносным дождем из стальных осколков. Один снаряд разорвался прямо над вычурной длинноствольной гаубицей, задев ее скользящим ударом. Одержимая демонической энергией варпа, машина войны взревела в безумной ярости, разорвала сдерживавшие ее магические оковы и устроила погром в соединительной траншее, передавив четыре десятка рабов, которые тащили ее, и охранников, следивших за транспортировкой. Для того, чтобы утихомирить демона, потребовались совместные усилия Джарека Келмаура и семи колдунов его кабала, а также жертвоприношение сотни рабов; но вскоре орудие заняло свою позицию перед стенами Тор Кристо.

Понимая, что шансы поразить орудия, пока те перемещались вдоль траншей, были невелики, артиллеристы крепости попытались навести огонь на сами батареи, но Форрикс удачно рассчитал их положение, и «Василиски» не могли достать цель, расположенную так близко к возвышению, на котором стоял Кристо.

Еще три часа оглушительного грохота — и Форрикс был, наконец, доволен расположением орудий. Рабы приковали дьявольские машины к стальным плитам, служившим настилом на батареях, и спустя несколько часов после того, как солнце перевалило зенит, Форрикс отдал приказ открыть огонь.

Первые снаряды обрушились на юго-восточный фас бастиона Кейн и смели со стен его гарнизон. От взрывов раскололся рокрит, в воздух взлетели обломки серого камня величиной с кулак и удушающее облако пыли. Через несколько секунд раздался залп второй батареи, поразивший противоположный фас бастиона.

Прицел для второго залпа был взят выше, в результате чего вся стрелковая ступень была уничтожена, обращена в шквал каменных осколков, под которым погибли десятки людей.

Повсюду были кровь и крики. Уцелевшие товарищи спустили со стен вопящих от боли солдат и перенесли их во внутренний двор, где на помощь раненым бросились врачи. И минуты не прошло, как на стены посыпались новые снаряды, и бастион Кейн содрогнулся до самого своего основания.

Грохот стоял немыслимый. Майор Тедески знал: ему никогда не забыть этот невыносимый звук вражеского артобстрела, от которого грозила лопнуть черепная коробка. Батареи стреляли по очереди, и тяжелые орудия посылали снаряды в сторону его стен с невероятной силой. Коренастый майор сменил парадную форму на куртку небесно-голубого цвета, не отличавшуюся от тех, что носили все гвардейцы его полка, — за исключением того, что пустой рукав был подвернут вовнутрь. Капитан Поулсен, то и дело вздрагивавший, стоял позади Тедески, и лицо его искажалось каждый раз, когда разрывался снаряд.

На глазах у Тедески угловая артиллерийская башня рухнула со стены, унося с собой с десяток человек навстречу смерти на скалах внизу.

— Паршиво выглядит, честное слово, — пробормотал майор.

— Сэр? — переспросил Поулсен.

Ничего, — ответил Тедески, внимательно осматривая стены. — Я хочу, чтобы все убрались отсюда. Пусть первый и пятый взводы останутся на парапете, а остальным прикажите отступить.

Поулсен передал приказ командира, с благодарностью ухватившись за повод хоть как-то отвлечься от грохота обстрела. Команду передали дальше по стене, и Тедески заметил облегчение на лицах тех, кто получил приказ отступить, и страх на лицах тех, кому выпало остаться. Земля содрогнулась от очередных взрывов, и Тедески выругался: целая секция южной стены треснула и обрушилась до самого основания. Хотя стрелковой ступени изрядно досталось при обстреле, орудиям противника понадобится еще некоторое время, чтобы пробить в стене приемлемых размеров брешь и создать под ней навал из обломков, по которому смогли бы подняться атакующие.