– Продолжайте, прошу вас, – сказал Боб тихо. Мы подошли к изогнутой части дороги с ограниченной видимостью. – Вы видите Майю? – спросил я. – Не так, как вы, – сказал он, – но из чего я делаю вывод... – Мою собаку, Боб, вы видите мою собаку? Я коротко свистнул, и через несколько секунд она, подпрыгивая, появилась из-за угла позади нас, и нарвалась прямо на свежую погоню за теннисным мячом. – Для многих искренних людей, как вы, – продолжил я, – духовность это прогулка в парке солнечным днём, голова кипит красивыми идеями о мире во всём мире и доброй воле к человеку. Это мягкая духовность, полная лёгкой концентрации, неяркого освещения и приятной музыки, всё такое мягкое и пушистое, всё движется к некой очень важной кульминации, которая никогда, по всей видимости, не наступит. Любой, кто вовлечён в действительный процесс пробуждения, видел бы такое легкомыслие так, как мужчина на кровавом поле боя видит детей, играющих в войну во дворе. Вы говорите о революции, но революции не похожи на полуденные чаепития из тонких фарфоровых чашек с оттопыренным мизинцем, это адский кошмар, от которого вы не можете проснуться. Реальная духовность это жестокий бунт, восстание угнетённых с лозунгом «Свобода или смерть!». Это не то, что люди делают, чтобы улучшить себя, или заработать заслуги, или впечатлить друзей, или чтобы найти бóльшую радость и смысл в жизни. Это самоубийственная атака на врага, невообразимо превосходящего по силе. – Как Давид и Голиаф, – предложил он. – В общем-то, да, хорошая аллегория. Наш Голиаф огромен, силён, хитёр и всевидящ. Наш Давид тщедушен, слаб, глуп и слеп. У него нет никакого преимущества в этой битве, кроме страстного желания биться и его камня. Можно сказать, что камень — это истина, а истина убивает гигантов. Истина уничтожает всё. У Голиафа есть вся мощь и преимущество, кроме истины, и поэтому мы можем сражаться и победить: у нас есть истина, а у Майи нет. Однако, это не дело одного броска, когда Давид метает камень, и Голиаф опрокидывается замертво. Это долгая, ужасная битва, потому что мы сами являемся как другом, так и врагом – как Давид, так и Голиаф обитают внутри нас. Каждый дюйм отвоёванной земли забирает всё, что у нас есть. Уроки не приходят в виде маленьких причудливых аллегорий и иносказаний, но в виде невосполнимых утрат – урок за уроком, утрата за утратой. Каждый шаг — это потеря, и до тех пор, пока есть ещё что терять, остаются ещё шаги. Всё потеряно. Ничего не приобретено. – Значит, вы говорите, что я должен... – Вовсе нет, Боб. Я не подстрекаю вас к бунту или к объявлению восстания. Царство сна — это величайший парк развлечений, я никогда никого не стал бы уговаривать пытаться сбежать из него. Это было бы абсурдом, как предложить кому-то совершить самоубийство для его же блага. Несколько мгновений Боб молчал. – Чёрт, – промолвил он наконец.

25. Карнавализация

Человек подобный ребёнку это не тот, чьё развитие остановилось, напротив, это человек, который даёт себе шанс продолжать развиваться намного дальше большинства взрослых, закутавшихся в коконы привычек и условностей среднего возраста. – Олдос Хаксли –

Смерть витала в воздухе. В моей жизни было два человека, значительно помогавших мне в моих скромных финансовых делах. Можно сказать, никто из них ничего не делал, и не выставлял счетов, однако было всё сделано и за всё заплачено. С Кларком мы общались в основном за обедом, а с Норманом – по телефону. Оба они были из другой эры Нью-Йорка, оба уже наполовину отошли от дел и были практически членами семьи, когда я был ещё ребёнком. Кларк умер несколько лет назад, а Норман, подмигивающий, пьющий бренди, вечно при галстуке чемпион по джин-рамми*, умер незадолго до того, как я должен был ехать в Вирджинию с помощью Лизы, чтобы произнести прощальную речь Брэтт. ------- *карточная игра ------- Именно Норману я позвонил, когда хотел купить дом в Ахихик, и мне нужно было как можно скорее перевести мои скромные активы в наличность с наименьшими налоговыми последствиями. Я доверил ему законное право действовать от моего лица, а он придумал и претворил в жизнь решение, которое дало мне то, что было нужно и в требуемый отрезок времени. Но Норман оставил кое-какие незаконченные дела, так что мне пришлось ехать в Нью-Йорк и НьюКанаан, чтобы завершить их. Я был в Коннектикуте, где остановился на ночь и утро, когда зачирикал мой новый знакомый ненавистный одноразовый телефон. Это была Лиза, она звонила, чтобы сообщить мне, что Фрэнк, её отец, умер. Сердечный приступ во сне, сказал она. Ей необходимо было привезти тело обратно в штаты для процедур и похорон на семейном участке кладбища рядом с её матерью, которая умерла в прошлом году. Естественно, я освободил её от любых обязательств, которые она чувствовала относительно нашей поездки в Вирждинию, но она уверила меня, что сильнее чем раньше желает предпринять эту поездку, и что раз уж мы оба в штатах, то может быть, нам встретиться на пару дней раньше и совершить это путешествие в менее напряжённом режиме.

***

Мы пересеклись в Национальном аэропорту Рейгана, рядом с границей Вашингтона. Я просил её взять напрокат комфортабельный седан, но она взяла классом выше величественно-чёрный «Линкольн Навигатор», объяснив это тем, что хочет, чтобы эта поездка была особенной, и что она оплатит разницу. Нам нужно было проехать всего пару сотен миль, и мы могли это сделать за один раз, но решили растянуть маршрут на два дня и до пятисот миль, сперва отправившись на восток, затем неторопливо повернуть к югу, и потом на запад, останавливаясь и заезжая куда-нибудь по пути, если захочется, избегая большие города, скоростные трассы и туристические поля сражений Гражданской Войны, насколько возможно. Из-за ограниченности во времени назад в Вашингтон нам придётся ехать прямиком через Блю Ридж Хайлэндс и Долину Шенандоа, всю дорогу проделав ночью, что мне особенно по душе. Я и Лиза в этот период прощались не только с другими людьми в своей жизни, мы также прощались друг с другом. Когда мы приедем в аэропорт, я сяду в самолёт, и мы, вероятно, больше никогда не увидимся. Почти всё утро мы ехали не спеша. Остановились пообедать на веранде с видом на доки причудливо обшарпанной пристани, запивая чесапикские* устрицы холодным пивом. ------ *Чесапик – город в Вирджинии ------

Я не мог сказать этого Лизе, но было заметно, что за последние несколько месяцев, в течении которых мы были знакомы, она стала очень привлекательной. Для меня это не было сюрпризом – я видел, как многие искусственно привлекательные люди становились подлинно привлекательными уже на ранних стадиях перехода из искусственной индивидуальности в подлинную. Когда мы познакомились, Лиза была привлекательной в другом смысле – деловой, городской/провинциальной женщиной, всегда бодрой заботливой мамочкой; всё у неё было в порядке – косметики не много, но она всегда присутствовала, волосы пострижены так, чтобы за ними было легко ухаживать, и всегда уложены, аксессуары тщательно подобраны. Теперь она от всего этого отказалась, и в то же время всё это стало ненужным. Она стала сама собой, и теперь её привлекательность исходила скорее изнутри, нежели чем из универмагов, клубов здоровья, или из ежедневных обрядов причёсывания и прихорашивания. Она выглядела прекрасно в джинсах, теннисных туфлях и футболке, волосы завязаны назад или распущены. Она была более здоровой и счастливой, что выражал её внешний вид. В течение тех нескольких недель, которые она провела со мной в Мексике, её тело, ухватившись за столь редкую возможность, подверглось глубокой физической трансформации. Поначалу она сходила с ума, осознавая, что ей приходится сражаться с целой уймой недоброкачественных симптомов, к тому же её дискомфорт ухудшался из-за общего беспокойства. На моём опыте всё это было довольно обычным, я утешал её и уговаривал расслабиться в процессе и довериться ему. Её тело не упустило своего шанса, приведя себя вновь в гармоничное состояние после стольких лет чрезмерного натяжения во всех направлениях. Оно выпускало множество накопившихся токсинов, смешивая и переваривая их всех разом. Для того, кто плохо спит и ест, чьи нервы измотаны постоянно присутствующими электромагнитными полями, кого со всех сторон бомбардируют сводящими с ума изображениями и сообщениями из всех средств информации, кто постоянно задыхается под давлением работы, семьи, времени, для кого даже отпуск является организованным безумием, и кто, прежде всего, считает это состояние нормальным и здоровым, для такого человека истинное расслабление может стать подобным новому рождению. Самая важная вещь — это сон. Первое, чего желает тело, это отключиться, и люди, которые не спали больше пяти-шести часов годами или десятилетиями, приходят в шок, погружаясь в глубокий непрерывный сон на десять-двенадцать часов подряд, ночь за ночью, плюс к тому короткий сон в дневное время. Им кажется это чем-то мистическим или духовным, и так оно и есть, но не в том смысле, как они думают – это простой мистический и духовный образ жизни. Они не просто спят, но спят хорошо, и просыпаются глубоко отдохнувшими и удовлетворёнными, так что это кажется им новым, чудесным и удивительным. Они оживают и молодеют. Быть может, с детства они не испытывали ничего подобного, и уже не думали, что такое возможно. По-видимому, всё главным образом зависит от того, насколько сильно они перекосились. Когда телу позволяют восстановиться и исцелиться до своего естественного состояния, начинает происходить целое множество кардинальных изменений. Изменяются вкусы, вредные привычки естественным образом отпадают. Годы спадают с внешнего вида. Килограммы спадают тоже, возвращается здоровый тонус кожи и мышц. Не в первый же день, конечно, но удивительно быстро. Поразительно, каким жизнеспособным и прощающим может быть тело. В случае Лизы ей нужно было ещё преодолеть некоторые зависимости от химических веществ. Её тело развило в себе слишком большое пристрастие к кофе, диетической содовой воде и нескольким прописанным лекарствам, и прошёл месяц, прежде чем она смогла без напряжения снизить дозу до такой степени, когда она могла утром выпить со мной чашку кофе с нормальным октановым числом и остановиться на этом. Не знаю, какие у неё были алкогольные привычки, но у меня было такое чувство, что пара стаканов вина пару раз в неделю означали уменьшение дозы. Этот период, что довольно естественно, может быть также очень эмоционально напряжённым, и Лиза рассчитывала на мои советы, поэтому я дал ей мантру: отдых, дыхание, плавание, прогулки. Отдых, дыхание, плавание, прогулки. Отдых, дыхание, плавание, прогулки. Ум гораздо медленнее освобождается от ядовитых мыслей, чем тело восстанавливает своё здоровье. Лиза испытывала внутренний конфликт, исходящий из глубоко укоренившихся взглядов на продуктивность и управление временем. Спать полдня было ленью и бессовестностью. Дневной сон был публичным оскорблением её рабочей этики. Всё время ничего не делать было для неё большой проблемой. Ей нужно было бороться, чтобы просто увидеть, что, возможно, нет необходимости постоянно чем-то заниматься. В