Изменить стиль страницы
* * *

Между тем по городу ходили ужасные слухи о том, что в больнице Отель-Дье от неизвестной причины умерло четырнадцать больных, бывших уже на пути к выздоровлению. Никто из врачей, несмотря на все старания, не мог определить причину их смерти. Больные постепенно худели, слабели, высыхали и наконец умирали. При вскрытии в их органах находили сильнейшие изменения, но причина, вызвавшая их, все же оставалась неизвестной.

Маркиза тотчас же после первых случаев таинственной смерти поспешила в больницу и выказала самое живейшее участие и сожаление; она была так огорчена, что монахиням приходилось утешать ее. Она вела длинные переговоры с врачами о причинах смерти и самым подробным образом осведомлялась о симптомах; на все свои расспросы она получала неизменный ответ мужей науки:

— Мы не можем определить причину смерти, наша наука тут бессильна.

— Знаете, сестрица, — сказала маркиза при уходе сестре Бенинье, — у меня есть знакомый врач, который лечил моего покойного отца в Офмоне; это — очень знающий человек, хотя он и не имеет громкого имени. Мы с ним говорили об этих ужасных случаях; он высказал желание увидеть трупы умерших и думает, что ему удастся определить причину таинственной смерти.

— Это очень легко сделать, скажите привратнику, и он проводит Вашего доктора.

Трупы таинственно умерших лежали в покойницкой больницы; их не торопились хоронить, так как многие врачи и студенты приходили, чтобы осмотреть их, к великому удовольствию привратника; ему немало перепадало на чай, а потому он был очень доволен, когда однажды вечером раздался звонок и от имени маркизы де Бренвилье появился доктор Клеопас, изъявивший желание осмотреть трупы и также обещавший на чай.

Брюно зажег факел и повел доктора в покойницкую. Пройдя по двору больницы, он остановился перед низкой дверью и, отодвинув задвижку, проговорил:

— Пожалуйте, господин доктор.

Войдя в огромное, низкое помещение, плохо освещенное несколькими свечами, Брюно привычным жестом стал сдергивать полотно с длинных, стоявших по стенам столов, на которых лежали трупы. У доктора вырвался невольный крик ужаса; но, овладев собой, он подошел к ближайшему столу, и, закрыв нос и рот рукой, спросил привратника:

— Где тут Бенуа и Шалалиль?

— Первые; они все лежат в том порядке, в каком умирали.

Доктор повернулся спиной к Брюно, чтобы тот не видел дрожания его рук, и стал внимательно осматривать умерших. В это время дверь отворилась и вошли еще два господина.

Доктор Клеопас отошел в тень и надвинул на голову капюшон.

Вновь пришедшие были также врачи; осмотрев некоторые из трупов, они углубились в ученый спор, к которому Клеопас внимательно прислушивался.

— Что Вы скажете, коллега? — обратился, наконец, один из них к Клеопасу, — согласны ли Вы с моим мнением. Я приписываю смерть известным миазмам и пришел, чтобы посмотреть, какое действие оказывает на трупы ночной воздух.

— Я не согласен с Вами, — ответил Клеопас, — по-моему, больные умерли от какой-нибудь пищи, в которой развились ядовитые процессы, вероятно от посуды, где она была приготовлена. Я боюсь, что это — не последний случай в Париже. К сожалению у меня нет времени подробнее развить свою теорию. Спокойной ночи, господа!

С этими словами доктор Клеопас поспешно вышел из покойницкой, сопровождаемый Брюно, боявшимся упустить обещанную награду.

Когда калитка больницы закрылась за доктором Клеопасом, он облегченно вздохнул и почти бегом пустился по пустынной улице. За углом его встретила темная фигура.

— Ну, что? — послышался голос.

— А, это — ты, Мария? — сказал доктор. — Как я счастлив, что вышел из этого ужасного здания!..

Читатель без сомнения узнал, что перед ним Сэн-Круа и маркиза де Бренвилье. Годэн, под видом доктора, хотел изучить на трупах действие своих ядов.

— Какой ты трус! — презрительно сказала Мария, — каково действие наших капель?

— Капли подействовали прекрасно.

— Как я рада; значит, мы смело можем действовать. Годэн, мы скоро достигнем цели!

X

Лашоссе и Экзили

Пенотье был на седьмом небе; все дела удавались ему, как никогда. Его покровитель граф Лозен, вернувшись из тюрьмы, был щедрее прежнего осыпан милостями короля. В доме Пенотье собиралось самое разнообразное общество: тут можно было встретить солидных людей, прожигателей жизни, дам из высшего круга, маленьких людей, стремившихся выдвинуться с помощью Пенотье, и разные темные личности, которые он принимал по ему одному известным причинам. Благодаря этому никто не был удивлен, когда однажды в салоне Пенотье появились маркиз и маркиза де Бренвилье, в сопровождении знаменитого поручика де Сэн-Круа; не произвело также ни малейшего впечатления появление щепетильной госпожи Скаррон. Иногда у Пенотье можно было встретить Мольера и Люлли; ле Нотр[18] также не брезговал прекрасным ужином гостеприимного хозяина.

Особенным успехом в этом обществе пользовался поручик Сэн-Круа. Молодой, красивый и изящный, одаренный блестящим красноречием, он возбуждал большой интерес в обществе, и последний особенно усилился после трагического исхода его романа.

Однажды, когда после блестящего вечера гости разъехались, и Сэн-Круа остался один с Пенотье, последний, в волнении ходивший по комнате, раздраженно сказал поручику:

— Это должно кончиться, Годэн. Я готов еще помогать тебе, но эта маркиза Бренвилье! Нет, милый, довольно!

— Пенотье, — сказал Сэн-Круа поднимаясь, — ведь ты знаешь, к чему это поведет. Нужно дать опять.

— Прекрасно, но время идет, а ты все уверяешь, что ты еще не все знаешь. Если бы хоть раз повидать итальянца!

— Пенотье, — сказал Сэн-Круа, кладя руку ему на плечо — теперь я уже знаю все, что мне было нужно.

— Неужели? Но когда же наконец? Уже давно пора.

— Нельзя ли подождать еще недели три?

— Пожалуй, но потом ни гроша больше… Слышишь, Годэн? Если Вы, непременно, хотите разделить со мной доход…

— Нет, но нам нужна известная сумма.

— Вам постоянно нужны какие-нибудь суммы! Только смотри, сдержи слово! Я знаю, как ты занимаешься своими науками и какие ты производишь опыты!

— Черт возьми, — воскликнул Годэн, — Мария разболтала!

— Что там; ведь мы — друзья, будем говорить откровенно. Ты опять без денег?

— Да. Маркизе нужно двадцать тысяч франков, а мне — восемь.

— Ха, ха, ха, — рассмеялся Пенотье, — вы — очень дорогие друзья! Сколько я уже передавал Вам?

— Да, но какие это пустяки в сравнении с теми богатствами, которые посыплются на тебя, если ты получишь место Сэн-Лорена!

— “Если, если”… Нечего тянуть. У тебя вечно отговорки. Сэн-Лорен опять в Париже. Уверен ли ты в своих силах?

— Да, если Мария тебе проболталась, то ты знаешь, что мы можем точно рассчитывать время и действие.

— Ты не боишься?

— Нет, я уже разучился бояться.

— Ну, хорошо. Я выплачу Вам четырнадцать тысяч; вторую половину — через месяц, — когда все будет сделано.

— Я согласен, но месяц — длинный срок. Что, если ты в течение этого времени умрешь?

Пенотье побледнел и воскликнул:

— Ты так свободно распоряжаешься теперь жизнью и смертью, что прямо пугаешь. Что ты хочешь сказать этим?

— Я хочу сказать, чтобы ты дал мне чек на четырнадцать тысяч, чтобы я мог получить их и в случае твоей смерти.

— Ну, пожалуй: — Пенотье поспешно написал несколько строк на листе бумаги и приложил свою печать. — Возьми, — сказал он, протягивая бумагу поручику, — спрячь хорошенько, а завтра получишь четырнадцать тысяч франков.

Сэн-Круа отправился домой.

“Я обеспечен, — сказал он про себя, — когда я окажу Пенотье эту ужасную услугу, то он ни в чем не посмеет отказать мне, а если это не удастся, я вытребую у него деньги этой бумажкой. Мария, любимая, ужасная Мария, что ты со мной сделала? — Годэн провел рукой по лбу. — Я был солдат, честный, храбрый солдат, а теперь? — он содрогнулся. — Но прочь эти мысли! Надо постараться устроить дело как-нибудь иначе. Сэн-Лорен очень осторожен, до него трудно добраться. К Пенотье заманить его нельзя, это может возбудить подозрения, когда тот займет его место. Если бы я мог повидаться с Экзили и узнать, как соединить те два вещества, — он наморщил лоб, — все дело за этим, только за этим! Если бы эти два вещества соединить, высшая сила была бы найдена. Но для этого нужен мастер, а я — только ученик… Гюэ? Нет, мне пришлось бы открыть ему свою тайну. Ах, да, старик должен был ввести меня в братство Розианум. Там я без сомнения найду кого-нибудь, кто научит меня”.

вернуться

18

Ле Нотр — садовый декоратор, приобревший большую известность разбивкой садов и парков (1613–1700 гг.).