Всякий субстанциальный деятель есть носитель формального отвлеченного логоса во всей его целости, но также и обладатель воли как условия творчества, созидающего содержание идей и реализующего идеи во времени и в пространстве. Воля и логос деятеля тесно спаяны с его чувством, т. е. с актами эмоциональной интуиции, направленной на объективные ценности предметов. Благодаря этому виду интуиции ценности вступают в сознание или предсознание деятеля в субъективных эмоциональных одеждах, имеющих существенное значение для поведения деятеля. Учение об этом виде интуиции (эмоциональный интуитивизм) развито М. Шелером в его книге «Der Formalismus in der Ethik und die materiale Wertethik». Здесь этот вид интуиции мною не рассматривается так как учение о ней изложено в моей книге«Ценность и бытие. Бог и Царство Божие как основа ценностей».

Каждое действие во времени и пространстве есть реализация идеи откуда, как разъяснено выше, вовсе не следует удвоение состава мира т. е. существование его в одном экземпляре как идеи и в другом экземпляре – как реальности: идеальное и реальное тожественны; это два способа существования одного и того же. Если идеи называть термином мысль (но не термином «мышление», который мог бы заставить подумать, будто речь вдет об акте мышления, совершающем во времени, тогда как речь идёт о мыслимом невременном идеальном бытии), то можно говорить о тожестве мысли и бытия.

Термин «мышление» здесь не годится, между прочим, и потому, что он означает познавательную деятельность, тогда как основной первичный акт, творящий идею, есть деятельность фантазии, творческого воображения, а не знания. Особенно ясно это в тех случаях, когда речь идёт не о техническом изобретении, задача которого состоит в том, чтобы удовлетворить узко ограниченную потребность, мыслимую в виде общей идеи, а об органическом творчестве, создающем такое индивидуальное целое, как художественное произведение, или животный или растительный организм, стиль жизни человека, напр. Гете Пушкина, м-ме Рекамье, Каролины Шлегель (впоследствии жены Шеллинга и т. п.

Сходство органического творчества художника, создающего произведение искусства, и природы (субстанциального деятеля), создающей организмы, прекрасно выяснено Шеллингом в его «Системе трансцендентального идеализма» *. И художник и деятель, организующий своё тело, создают продукт, воплощающий в конечном бесконечное [CCCX]: смысл гениального художественного произведения не может быть исчерпан никаким множеством отвлеченных идей; организм живого существа организован вплоть до бесконечно малых частей и способен к выполнению бесчисленного множества деятельностей. Поэтому творчество художника-человека, хотя он и принадлежит к числу существ сравнительно высокосознательных, не может быть пронизано светом сознания и знания до конца: оно совершается в значительной мере бессознательно. Ещё в большей степени бессознательна деятельность, организующая телесную жизнь.

Однородность фантазии всякого органического творчества, как эстетического, так и созидающего жизнь природы, даёт право Шеллингу сказать, что объективный мир есть первобытная, ещё бессознательная поэзия духа [CCCXI]. Наука и философия, говорит он, возникли из поэзии (из мифологии) и вернутся к ней [CCCXII]. В самом деле, развивая мысль Шеллинга в духе изложенной выше теории знания интуитивизма, необходимо признать, что наше человеческое опознание конкретных предметов весьма несовершенно: опознанными всегда оказываются только сравнительно немногие стороны конкретного целого, а другие аспекты его только осознаны или даже остаются в области предсознания. Полнота конкретного знания есть идеал сверхчеловеческий; она может быть достигнута только членами Царства Божия, свободными от всяких эгоистических распадов и обособлений. Только на основе любви к Богу и всем существом достигается полнота истины в конкретном знании. Флоренский называет её разумною интуициею; она сочетает в себе дискурсивную расчлененность (дифференцированность) до бесконечности с интуитивною интегрированностью до единства [CCCXIII].

2. Реализация законов и правил в единичных событиях

Выше были различены понятия закона и правила. Законы есть те преимущественно формальные связи двух определенностей групп определенностей, которые реализуются с абсолютно непреложною необходимостью, т. е. так, что свобода деятеля не может разорвать этой связи: если реализована первая группа определенностей, указанная в законе, то необходимо реализована и вторая группа; напр., если ребро куба равно а, то объём куба равен, а в третьей степени. Правила суть связи содержания событий, которые фактически могут единообразно реализоваться биллионы раз и, тем не менее, лишены характера абсолютной необходимости: реализация первого содержания, указанного в правиле, может оказаться не сопровождающейся реализациею второго содержания, так как правило, отменено деятелем навсегда или, по крайней мере, в данном случае. Таковы правила связи содержаний, устанавливаемые физикою, химиею, физиологиею, психологиею, социологиею и т. п. науками; их принято называть законами, но я условился называть их правилами, чтобы подчеркнуть, что осуществление их зависит от свободного деятеля и может быть замещено иным порядком следования событий. Так, напр., даже такое событие, как столкновение двух тел движущихся навстречу друг другу, может не наступить, если деятель лежащий в основе одного из них, отменит свои действования отталкивания, так что второе тело пролетит сквозь место, занимаемое первым, как сквозь пустоту.

Как реализуются законы и правила в единичных индивидуальных случаях, абсолютно так, как они формулированы наукою, или только с большею или меньшею степенью приблизительности? – Ответ на этот вопрос дадим отдельно для законов и для правил.

Законы реализуются в составе событий с абсолютною точностью.

Чтобы согласиться с этим положением, поскольку речь идёт о воплощении математических законосообразностей в реальном бытии, необходимо иметь в виду следующие особенности развиваемого мною учения о природе. Пространство и время сплошны; именно сплошность их служит основою также и для момента прерывности, напр. для точек границ и моментов-границ [CCCXIV]. Содержание процессов, оформленных пространством и временем, если, понимать материальную природу в духе динамистической теории материи [CCCXV] также может быть сплошным и на основе сплошности своей может иметь различные аспекты прерывности.

Отсюда понятно, что реализация математических форм и законосообразностей в такой природе осуществима с абсолютною точностью.

Если делить между детьми тридцать яблок поровну, в смысле количества яблок то на каждого ребёнка в каждом случае такого распределения придётся по пяти яблок. Как числовые, так и пространственные формы и законосообразности реализуются абсолютно точно, В реальном бытии нет нигде таких ребер, которые представляли бы собою математическую прямую линию: ребро кристалла, ребро комнаты, ребро куска древесной коры всегда есть кривая и ломаная линия. Тем не менее в объёме этих предметов есть бесчисленное множество прямых линий Выше было уже сказано, что, смотря на два дерева от вершины до корня их, воспринимать одно из них как более высокое можно, только прослеживая в составе того и другого прямую линию как направление, реально осуществленное в том и другом предмете. Это столь необходимый момент строения протяженности, что без него вообще не было бы ни восприятия, ни бытия протяженных вещей. Точно так же кривые и ломаные линии входят в состав протяженных вещей, и те линии, которые представляют собою ребро кристалла или куска древесной коры, могут быть выражены уравнениями аналитической геометрии, но они столь сложны, что человеческий ум не в состояний формулировать их. Точно так же ни один реальный предмет не имеет объёма, представляющего собой точный математический шар. Однако в каждом трёхмерном объёме всякого материального предмета реально содержится бесконечное множество математически точных шаров со всеми законосообразностями их, но выделить один из этих шаров и «взять» его, конечно невозможно. Что же касается трёхмерной формы предмета, напр. кристалла, которая может быть «взята» в руки, а не только мысленно прослежена в нем, и о ней следует заметить, что отношение поверхности её к объёму и т. п. выразимо в математическом уравнении, однако столь сложном, что оно недоступно человеческому уму.