– Ну…

– Толя, ты что‑то скрываешь, скажи.

И в который раз молодой следователь Анатолий Суханов подивился проницательности своей юной жены.

– Знаешь, Лизонька, это касается… одного расследования.

– Дианка? – она поддалась вперед, стиснув руки на груди. – Ты нашел убийцу?

– Да. Дело в том, что этот человек… Самсонов… Случайно выяснилось, что он видел Диану – в тот день, когда… Он видел и знает убийцу.

– Кто этот человек, Толя, кто это? Я знаю, что тайна следствия, но мне ты должен сказать!

– Лиза! – Тимур, услышавший крик сестры, вбежал в комнату. – Что такое?

– Он знает! – вне себя кричала она, указывая пальцем на мужа. – Знает и не говорит! Он знает, кто убил Дианку!

Лицо Тимура окаменело.

– У вас появился подозреваемый, Толя?

– Уже не подозреваемый – человек, который сейчас был у нас, принес мне подписанное убийцей признание, после праздников я предам его следователю.

– Это что – он?! Этот человек?!

– Что ты, Лизонька, нет! – и Толя сделал то, чего он не должен был делать ни при каких обстоятельствах – вытащил из кармана написанное Женей Муромцевым признание и протянул его жене.

Тимур и Лиза читали, касаясь друг друга головами, и на лицах их проступало выражение – нет, не гнева – недоумения.

– Этого не может быть! – растерянно проговорила Лиза. – Женя, племянник дяди Сережи.

– Он… где он сейчас? – голос Тимура дрожал. – Я сам с ним поговорю!

– Он сбежал, Тима, а когда его найдут, с ним будешь говорить не ты, а следователь. Сегодня и завтра праздники, но послезавтра утром я отвезу это признание на Петровку.

– А дядя Сережа? – сдавленно спросила Лиза. – А Петр Эрнестович? Что будет с ними, когда они узнают?

– Им придется это пережить, – сухо ответил ей муж, – альтернативы тут нет. К тому же, оба они будут вызваны свидетелями.

Тимур побледнел.

– Петр Эрнестович такой старый, – беспомощно сказал он, – ему семьдесят пять, и он очень переживал, когда умерла его жена. Он сегодня приезжал к нам, столько интересного рассказал, пока сидел. Торт привез, конфеты, мальчишкам электронную игру подарил, хотел нас немного отвлечь от… – голос его дрогнул. – Петр Эрнестович очень хороший человек, и с нашей стороны, наверное, это будет выглядеть, как… как удар в спину.

– Причем тут это? Кто во всем виноват – ты, я или Лиза? Его сын совершил преступление, когда его найдут, он понесет заслуженное наказание. Или ты хочешь, чтобы смерть вашей сестры осталась безнаказанной?

Толя в сердцах даже голос повысил, но выражение лица Лизы неожиданно смягчилось, и она нежно коснулась его руки.

– Нет, Толик, конечно, нет, Тимур не это хотел сказать! Просто… есть другие люди, мы не можем о них не думать. Дядя Сережа… Если б это был кто‑то другой, а не он!

– Я понимаю, мне и самому страшно тяжело, но что ты предлагаешь?

– Нужно… наверное, нужно предупредить их заранее, потому что иначе это будет выглядеть как‑то непорядочно.

– Это уголовное дело, я и с вами не имел права этого обсуждать, а с ними – тем более. Когда ты сама станешь юристом, Лиза, ты меня поймешь.

Тимур встретил взгляд Лизы и с несвойственной ему обычно твердостью произнес:

– Тем не менее, мы с Лизой считаем, что ты должен поговорить с дядей Сережей. Сегодня или завтра, раз послезавтра ты сообщишь обо всем следователю.

– Иначе нельзя, Толя, – сказала Лиза, – иначе мне будет очень плохо.

– Хорошо, я это сделаю, но только ради тебя, – угрюмо ответил ей муж и, сложив листок с признанием Жени, встал, – где сейчас Сергей Эрнестович?

– Он у Петра Эрнестовича в гостинице, они вместе уехали, – подойдя к Толе, Лиза обхватила руками его шею, прижалась головой к плечу, шепнула: – Спасибо, любимый.

По приезде в Москву академик Муромцев всегда останавливался в одном и том же номере с ванной, большим кабинетом и маленькой спальней. В кабинете стоял широченный кожаный диван, и Петр Эрнестович, указав на него, сказал брату:

– Видишь, какие удобства у меня в номере, так что домой не торопись, можешь и заночевать.

– Я смотрю, ты настроен на долгий разговор, – усмехнулся Сергей.

Петр Эрнестович достал из настенного бара бутылку французского коньяка и две рюмки, плеснул немного Сергею и себе.

– Давай сначала выпьем за тех, кого с нами больше нет. И пусть они помогут нам с тобой лучше понять друг друга.

Выпив, оба какое‑то время молчали, Сергей заговорил первым.

– Итак, Петя, ты хочешь спросить меня о чем‑то очень важном, и я догадываюсь, о чем. Я слушаю.

– Я не стану тебя спрашивать, – медленно проговорил старший брат, – почему сейчас, когда твои сыновья больше всего в тебе нуждаются, ты решил оставить их в Москве и уехать. Конечно, Лиза – девочка с характером и справится, но я знаю, как мальчики к тебе тянутся, особенно теперь, после смерти матери. И знаю, как ты их любишь. Поэтому изволь сказать мне правду и не вздумай врать – тебе известно, что я не переношу вранья. Чем ты болен, Сережа?

Откинувшись назад в кресле, Сергей ласково усмехнулся.

– Как ты строго, однако! А ведь я непослушный, Петька, ты знаешь.

– За пять с лишним десятков лет мне пришлось в этом убедиться, – с шутливым огорчением развел руками его брат, – однако до сих пор я справлялся. Сережа, – голос Петра Эрнестовича вновь стал серьезным, – я понимаю ход твоих рассуждений: у Халиды, как и у Златы, диагностирована болезнь Крейтцфельдта…

– Я не согласен с диагнозом, – поспешно перебил его Сергей.

Петр Эрнестович, не любивший, когда его прерывали, поморщился.

– Помолчи, Сережа, пожалуйста, я еще не договорил. Хорошо, пусть это не болезнь Крейтцфельдта, а какая‑то другая прионовая энцефалопатия – в любом случае прионовые заболевания считаются инфекционными. Ты считаешь себя инфицированным прионовым белком, я угадал? Есть какие‑то признаки?

Брат ответил ему не сразу, академик Муромцев его не торопил.

– Признаки? – Сергей слегка помедлил. – Не знаю, пока только провалы в памяти – они возникают периодически, потом исчезают.

– Согласись, что в твоем возрасте и при твоей напряженной умственной работе это можно считать вполне естественным. У медицины нет подтверждения инфицирования иным путем, кроме непосредственного контакта с зараженным мозгом. Ты знаешь, врачи предполагают, что когда Халида проводила посмертное исследование мозгового вещества Златы, она случайно могла… Однако тебе в любом случае, нужно сдать анализы и сделать магнитно‑резонансную томографию – ведь именно МРТ позволила еще прижизненно диагностировать заболевание у Халиды и Златы. Зачем сразу паниковать?

Поднявшись, Сергей прошелся по кабинету и остановился перед братом, заложив руки за спину.

– Я не паникую, – возразил он, – кстати, могу сообщить, что анализы мои в норме, результаты МРТ и компьютерной томографии тоже не выявили отклонений.

Петр Эрнестович с облегчением вздохнул.

– Вот видишь! Но почему ты сразу не сказал мне, что прошел обследование? Если честно, я тревожился – ты ведь работал вместе с Халидой. Что ж, слава богу, все в порядке.

– Подожди, Петя, речь сейчас не обо мне. Я проанализировал факты: у Сабины Гаджиевой клиника была та же, что у Халиды и Златы. Рустэм не дал нам произвести вскрытие, но…

– Чепуха! – однако, вспомнив, что прерывать собеседника нехорошо, Петр Эрнестович тут же извинился: – Прости, Сережа, что, перебил, но ты говоришь ерунду, причем тут Гаджиева? Я тоже интересовался этим случаем и даже попросил ее лечащего врача Гургенишвили переслать мне результаты обследования. Полностью согласен с диагнозом – типичный случай болезни Альцгеймера.