343. «Нет, не просите у певца…»
Нет, не просите у певца
Могучих песен ободрения,
Когда вокруг него сердца
Изнемогают от мученья,
Когда, ни в чем не находя
Для чувств возвышенных исхода,
Толпа напрасно ждет вождя,
Борцов напрасно ждет свобода.
И не корите вы с тоской
Его в покорности бесплодной:
В страданьях он, как ключ с рекой,
С душой сливается народной.
И если стоном, полным мук,
Прорвется песнь его из груди,
За вас рыдает он, как друг,
За вас, измученные люди!
344. ПРИВЕТ
Вновь к тебе пришел я, море,
В сердце, в мыслях и во взоре
Истомленный, я принес
Тяжкий груз людских страданий,
Эхо горестных рыданий,
Яд невыплаканных слез.
Как свое дитя больное,
Успокой меня, родное…
Всю тоску моей души
На волнах своих размыкай
И мелодиею дикой
Вопли сердца заглуши!
345. СТРАХ
Ночь. Ненастная ночь… Веет холодом мрак.
В сердце ужас вползает змеею:
Точно встал за спиною неведомый враг
И грозит мне костлявой рукою.
Острый ветер шумит в обнаженном саду.
Злобно хмурое небо беззвездно,
И деревья, качаясь, как будто в бреду,
Шепчут что-то безумно и грозно.
Старый сад мой, скажи мне, скажи мне: о чем
В эту ночь ты шумишь так уныло?
Бурный ветер, поведай, что в мире земном
Твой тоскующий дух возмутило?..
Как скелеты, деревья гремят в тишине…
Ветер всё безнадежнее стонет:
Точно горем грозит неизведанным мне,
Точно всё мое счастье хоронит.
Чу… Стучатся… Кто там?.. На вопрос мой в ответ
Ночь шепнула зловещее что-то
И взглянула в окно… В небе звездочки нет,
А в душе моей — страх без отчета!
346. «Заплутался я в потемках, затерялся…»
Заплутался я в потемках, затерялся.
Я дороженьки искал, не доискался.
Погубил я даром время лишь да силу.
Обступили меня чудища лесные,
Охватили меня ужасы ночные…
Убежать бы! Убежать бы, хоть в могилу.
Я глаза свои зажмурил, чтоб не видеть.
Я закрыл руками уши, чтоб не слышать.
А лесной проклятой погани неймется:
Пуще дразнит, пуще давит и пугает,
Диким полчищем всё ближе обступает;
Свист да хохот неотвязней раздается.
Но просить у них пощады я не стану.
Лучше грудью упаду я на поляну,
Обниму я землю-матушку руками,
Стисну сердце я печалью, как тисками, —
Пусть деревья в диком ужасе вздыхают,
Меня заживо листвою засыпают.
347. «Отгремели в дымных тучах разыгравшиеся громы…»
Отгремели в дымных тучах разыгравшиеся громы,
Отблистали молний жгучих быстролетные изломы,
Вырывайся, как лава, струйкой яркою, нежданно
Из расщелин и из трещин огнедышащих вулкана;
И весенний дождь веселый голубыми полосами
Пал на нивы и на долы, окаймленные лесами,
Пал счастливыми слезами первой страсти, вешней страсти,
У которой все богатства, вся вселенная во власти.
Зашептался, засмеялся дождь в саду моем зеленом,
Каждый листик отозвался вздохом, трепетом иль звоном…
Сад стоял в цвету, подобно новобрачной у порога,
Осыпаемый, как хмелем, благодатью щедрой бога.
Дождь прошел с улыбкой вешней. Сад умолк и притаился,
Точно он душой безгрешной благодарственно молился,
И по небу, из-за тучи с серебристыми краями,
Еле спрятанное солнце разбежалося лучами.
348. СЕРДЦЕ ПОЭТА
Колокол — сердце поэта,
Колокол наш вечевой.
Не пропадет без ответа
Звон его властно-живой.
Всем, кто неправдой унижен,
Всем, кто сильнейшим обижен,
Голос дарует он свой.
Ночью уснувших он будит,
Если им гибель грозит,
Злых беспощадно осудит,
Добрым любовь возвестит.
Всем, и богатым и бедным,
Звоном торжественно-медным
Он равномерно гудит.
Путник с дороги собьется,
Всадник погубит коня,—
Всем он, гудя, отзовется,
Всех ободрит он, звеня.
Колокол звоном отрадным
Страшен лишь хищникам жадным,
Совам, боящимся дня.
В дни треволнений народных,
В дни неудач и утрат
В звуках его благородных
Мир и надежды звучат:
Весть, что погибнут обманы,
Знак, что исчезнут туманы,
Снова лучи заблестят.
Если же праздник настанет,
Праздник любви и труда,
Колокол радостно грянет
Гимном весне, и тогда
Эхом земля его встретит,
Каждый цветочек ответит,
Каждая в небе звезда.
Песня — пестунья народа,
Песня — его часовой.
На голос песни свобода
Шествует смелой стопой.
Песнь — это музыка света…
Колокол — сердце поэта,
Колокол наш вечевой.