247. «Чрез реки быстроводные, чрез синие моря…»
Чрез реки быстроводные, чрез синие моря,
Чрез пустоши бесплодные, надеждою горя,
Давно стремятся витязи, презрев ночную тьму,
К далекой правде-истине в высоком терему.
Трудна туда дороженька: дремучие леса,
Туманов белых саваны, ночные голоса…
А в ноченьки ненастные — не свет лучистых звезд,
Но свет огней блуждающих мерцает им окрест.
Идут всё дальше витязи, но так же лес дремуч,
По-прежнему опасностью грозят им скаты круч,
Ночная тьма кромешная сгущается, и глядь —
Редеет, рассыпается отважная их рать.
Одних пугает в сумраке зловещий крик совы,
Другие, поскользнувшися, не сносят головы,
А третьи, обессилены, вернулись с полпути,—
Немногим лишь назначено до терема дойти…
248. «Неясные думы томят…»
Неясные думы томят,
Неясные грезы всплывают
И вылиться в звуки хотят,
И звуки в душе замирают…
Мелькают в мозгу чередой
Обрывки каких-то видений,
Туманных, как пар над водой,
И грустных, как сумерек тени.
Чего-то далекого жаль,
К чему-то я рвуся тоскливо,
И — глубже на сердце печаль,
Яснее — бесплодность порыва.
И хочется страстно понять,
Что было досель непонятно,
Вернуть захотелось опять
Всё то, что ушло невозвратно!
249. «Говорят, что порой, совлекая бесстрашно покровы…»
Говорят, что порой, совлекая бесстрашно покровы
С наших язв, мы толпе эти язвы на суд отдаем,
И, в доверье слепом, даже с теми, кто сердцем суровы,
Мы печалью своей поделиться беспечно готовы
И своим торжеством.
Нас корят и за то, что, как зыбь на волнах, прихотливы
Ощущения в нас и могуч их нежданный наплыв,
И всё новых путей жаждет разум тревожно-пытливый,
И сменяются в нас и надежд, и сомнений порыв,
Как прилив и отлив.
Но, деляся с толпой этой тайной души сокровенной,
Изменяет себе, изменяет ли тайне поэт,
Если песня его, если песня любви вдохновенной
Пробудит в ком-нибудь прежний трепет восторга священный,
Как отчизны привет?
В мире есть кто-нибудь, незнакомый, далекий, безвестный,
У кого эта песнь ожидаемый отклик найдет
И, быть может, ему снова с силою вспомнит чудесной
Прежний светоч, манивший из кельи убогой и тесной
На простор и на волю — вперед.
Запретят ли ручьям разливаться в лугах на просторе?
Кто погасит во мгле лучезарных созвездий огни?
Кто вернет в берега потрясенное бурею море?
Так и в сердце певца зародятся ли радость иль горе —
Изливаются песнью они!
250. БЕССОННОЙ НОЧЬЮ
Посвящается Зое Юл<иановне> Яковлевой
Всё в доме затихло, лишь ночь голубая
Глядит безучастно в окно,
И сердце гнетет тишина гробовая,
И, мнится, всё ею полно.
Лишь месяца отблеск из ниши оконной
Ложится пятном на полу,
И маятник старый стучит монотонно,
И мыши скребутся в углу.
Исчезли волшебного мира виденья,
Перо выпадает из рук,
И после короткой минуты забвенья
Томит безнадежный недуг.
Мучительней жаждет душа перемены
И к свету стремится из тьмы,
И мнится, что давят меня эти стены,
Как своды тюрьмы.
Лицо разгорается яркою краской,
Горит голова, как в огне,
И в эти минуты несбыточной сказкой
Былое является мне.
Возможно ль, что жизнь существует иная,
С тревогой, страстями, борьбой?..
И сердце гнетет тишина гробовая
Еще безнадежней собой.
Свеча догорела — лишь месяц уныло
Сиянье дрожащее льет,
И сердце то бьется с удвоенной силой,
То сразу замрет…
251. НА СТРАЖЕ
Сказать «прости» всем обольщениям жизни,
Где злобствуем и боремся, и лжем,
Найти приют в неведомой отчизне
За рубежом?
Но души есть, где истина — всё та же.
Где тот же свет божественной любви, —
И если вы, стоящие на страже,
Погасите светильники свои,
И если вы бежите с поля брани,—
Кто в сумерках, сгустившихся кругом,
Укажет нам неведомые грани,
Различье меж добром и злом?
Кто воскресит забытые восторги,
Возвышенно-прекрасные мечты
И от толпы, бушующей на торге,
Нас приведет к святыне красоты?
Пусть небеса удушливы и мрачны;
Чем гуще тьма — тем путнику нужней
Сияющий во тьме огонь маячный,
Отрадный свет сторожевых огней!