— Стой ты, — Матрена с силой тряхнула сына за ворот. — Стервец! Охальник! Родную мать ш-шупать зачал. — Залепив Ванюшке затрещину и отпустив воротник, толкнула его под порог, Ванюшка повалился, как сноп.

4.

Несколько дней не евши, стараясь не спать, добирался Егор до города. Приехал и сделал все так, как наказывал ему Вавила, — отправился прямо в Совет.

Петрович, услышав о золоте, вышел из-за стола, для чего-то надел черную кожаную фуражку, одернул гимнастерку и, широко разведя руки, обнял Егора.

— Да знаешь ли ты, что такое сейчас для страны это золото? Ленские, енисейские прииски еще у хозяйчиков, а золото государству во как нужно. Ваше золото, друг, может, первое золото Советской Республики. Годы пройдут, и я буду рассказывать внукам, как принимал для страны первое советское золото.

Шумно всегда у Петровича в кабинете, а тут все притихли: солдаты с винтовками, деповские в замасленных ватнушках, учительница в платочке.

— Покажи хоть какое оно.

Егор покраснел.

— Под портками оно. Бабоньки, которые здесь, отвернитесь.

— Хорош поросенок, — воскликнул Петрович, принимая от Егора тяжелый пояс. — Хорош. Ну-ка, рассыпь его на бумагу.

В комнате тишина. Десятки людей неподвижно стояли вокруг стола. Они ни разу в жизни не видели золота. Молча смотрели слесари из затона, серые, точно призраки, мукомолы, солдаты с винтовками, молодая востроглазая учительница в ослепительно белой кофточке, заправленной в длинную синюю юбку, как сыплются из мешочка тяжелые зерна, такие невзрачные, корявые, грязноватые. Пшеничные зерна куда красивей.

Никто не протянул руки к золоту. Никто его не потрогал. Петрович снял с головы фуражку и вытер ладонью лоб.

— Желтые капли народной крови, — сказал он, содрогнувшись, словно и впрямь увидел капли крови. Потом обернулся к юной учительнице и сказал: — Вера, возьми провожатых и отнесите с Егором золото в банк.

5.

Трудно дается золото приискателям. По крупинкам, а то и пылинкам собирают его. Трудно выдержать и не сдать намытое золото перекупщикам, когда на прииске кончился хлеб, когда голодные ребятишки просят есть, а приказчик Кузьмы Ивановича привез муку, сахар и соль прямо на прииск и дразнит ребят.

Нелегко было довезти золото с прииска в город, и не думал — Егор, что самое трудное ждет его впереди.

В банке Егора ошёломила тишина коридоров, застланных ковровой дорожкой. Такую немытыми пальцами страшно потрогать, не то что ступить на нее. Черные тяжелые двери, невесть из какой древесины, и сияние витых медных ручек. Такого великолепия не было даже в доме господина Ваницкого на прииске.

Будь у Егора личное дело, скажем, пришел бы он на работу проситься или заработок свой получить, или еще по какой нужде, он остановился бы в вестибюле и, потоптавшись, решил: в другой раз, однако, приду.

Сознание, что пришел он сюда по народному делу заставило войти в коридор. Ради народного дела ступишь на угли. С этими мыслями Егор вошел с Верой и провожавшим их слесарем из депо в кабинет бухгалтера банка.

За обширным столом сидел широкоплечий, холеный человек. Волнистые волосы расчесаны на прямой пробор, бородка пухленькая клинышком, золотое пенсне на черном шнурочке.

— С золотом? Очень приятно. Будьте любезны, по коридору вторая дверь напротив окна. Я черкну вам записочку. Будьте здоровы, — и, приподняв пенсне, прищурившись, оглядел подшитые валенки Егора, рыжий его шабур, залатанный на локтях и плечах. Не дожидаясь, пока посетители удалятся, подошел к окну и широко распахнул форточку.

В, комнате, против окна, уткнувшись в конторские книги и стуча костяшками счет, сидело шесть человек. Ближайший к двери сухонький старичок с сизым носом крючком, взяв записку, удивленно пожал плечами.

— Золото-с? Это-с не к нам-с. Это-с влево по коридо-ру-с… Раз, два, три, четыре, пять, шестая-с дверь по правую руку-с. Хи-хи.

Недоброе было в хихиканье старика. Повернув налево по коридору и отсчитав шестую дверь, Вера с Егором остановились перед туалетной комнатой.

— Может, со счета сбились. Толкнемся рядом.

— Хватит. — Вера медленно багровела. — Идемте прямо к бухгалтеру.

— Вы снова ко мне? — удивился бухгалтер, оскалив зубы в насмешливой улыбке.

— Вы решили поиздеваться? — наступала Вера.

— Что вы! Что вы! Отнюдь! Но приемка золота, милая барышня, операция не нашего профиля. Да, да, совершенно не нашего профиля. Будьте любезны, поезжайте в Иркутск, там, на набережной Ангары, находится золотосплавная лаборатория. Она определит пробу и истинное количество банковского металла в вашем мешочке. Там, вероятно, укажут и адрес, где от вас смогут принять это золото в наше смутное время… и даже, возможно, оплатят его чем-нибудь… кхе, кхе, извините, я очень занят, милая барышня.

Егор ошарашен отказом.

— В-в-ваш бродь, — начал Егор заикаясь, — вы, должно стать, не поняли: золото я привез. Первое золото новой России. Внуки будут про этакое вспоминать. К тому же у нас на прииске полтысячи человек — а мука кончилась. Без денег Кузьма Иваныч муки не дает: золото требует. А как же мы Кузьме отдадим первое золото Советской России?

Кажется, все ясно сказал Егор, а бухгалтер еще шире ощерился, будто доволен, что на прииске нет муки и ребятишкам нечего есть.

Вера повторила бухгалтеру то же, что говорил Егор. Бухгалтер мотал головой, как бугай. Он дал знать Ваницкому, что с его бывшего прииска принесли артельное золото, и ждал указаний, как поступить.

— Значит, принять не хотите? — вновь спросила Вера.

Бухгалтер достал платок и, прикрывая рот, ответил:

— Не мо-гу. Прав не имею. Ин-струк-ции нет. — Он наслаждался словами. Он и рот прикрыл, чтоб не выдать своего торжества.

Вот оно «бездействие в действии», как говорил Ваницкий. Нужно «товарищей» заставить встать на колени.

— Что?

— Я говорю вам: примите локоть, мне нужно позвонить в Совет.

— Звоните… откуда хотите, и не мешайте работать.

— Отпустите шнур.

— Отпустите, ваш бродь, тебе говорят, — наступал с другой стороны Егор.

Зазвонил телефон. Бухгалтер протянул руку к трубке, но Вера опередила его.

— Алло! Да, это банк. Ваницкий? Позвоните попозже. Станция… станция., барышня, соедините с Советом. Петрович? Здесь такое творится…

Бухгалтер, потеряв и пенсне, и лоск, ругался, как грузчик на пристани, и старался вырвать из Вериных рук телефонную трубку. И вырвал бы, да Егор толкнул его в кресло и не давал подняться. Вера тем временем объяснила положение.

— Помнишь задержку с пенсиями вдовам солдат? Уверяли, что денег нет, а жалование служащим банка выдали за полгода вперед. Слушай, Петрович, шли сюда немедленно комиссара и бухгалтера тоже. Да есть у нас, есть. В депо наш бухгалтер, коммунист. Я ожидаю в банке.

Бухгалтер вытирал потный лоб.

— Вы, конечно, шутили? Да мы… Одна минутка — и все будет сделано. Я как-то не понял сразу, какое золото вы принесли. Минутку…

— Из комнаты — никуда.

— И не надо, не надо. Я по телефону распоряжусь.

Все сразу нашлось: и весы, и пробирные ключи для определения пробы золота, и инструкция по приемке, и специальное письмо золотосплавочной лаборатории о порядке расчетов за золото. Нашелся даже уполномоченный лаборатории, в маленькой комнате напротив кабинета бухгалтера. Но это было уже под вечер, когда пришел в банк комиссар и новый бухгалтер банка.

Когда Вера с Егором наконец сдали золото и вышли из банка, было уже темно.

— Спасибо, Вера Кондратьевна. Не ты бы… а теперь… — Егор похлопал по мешку с деньгами.

— У вас, Егор Дмитриевич, есть где ночевать?

— А как же? Целый вокзал.

— Нет, идемте к нам. Я вас познакомлю с папой, а завтра утром мы отправим вас на поезде и провожатых дадим.