В августе вирус добрался и до Австралии, несмотря на то, что федеральный парламент объявил о строгой самоизоляции. Материк не принимал суда и самолеты, строжайше пресекая все попытки остального мира наладить контакт с государством. И все же, начали заболевать и жители южного континента. Поговаривали, что виной была больная рыба, выловленная у Барьерного Рифа - действительно, первые заболевшие проживали в пригородах Кэрнса. Город был немедленно посажен на карантин, войска оцепили его, но вирус просачивался вглубь страны как песчинки между пальцами... Ничто не могло его остановить...

II.

Американская катастрофа поначалу воспринималось лишь как очередной фильм ужастиков. Да, эпидемическая вспышка , правда, летом, что нетипично, ну что такого? Вакцины от гриппа существуют давным-давно, медицина может все, чего же бояться? Мы за океаном, далеко это все. На другом краю земли...

Поделом им, сами себя сглазили, ворчал отец Антона, типичная жертва телевизора, раздраженно щелкавшая пультом. На черта они вечно беду кликают на свою голову? Вечно у них в фильмах цунами, пришельцы, вулканы, монстры... Господи, как они вообще там живут? Накаркали, сглазили сами себя! Теперь эпидемия какая-то... Черт-те что...

Мать традиционно самоустранялась от участия в дискуссиях. У нее были куда более насущные и реальные заботы в поликлинике. Забот больше всего добавляли школьники, возвращавшиеся из летних лагерей. У кого педикулез, что вообще было дикостью в двадцать первом веке, однако еще встречалось, у кого-то аллергия, у кого-то острое пищевое отравление...

Она рассказывала, что в этом году появился новый необычный штамм, может дать сильные осложнения. Уговаривала Антона сделать прививку, не дожидаясь осени. Он беззаботно отмахивался. Я гриппом ни разу не болел, мам! Какой грипп? Вирусы меня боятся. Так оно и было.

Весь мир был слишком занят, чтобы обращать должное внимание на грипп. Иран все-таки стал полноценной ядерной державой. США начали ввод войск в страну; мир вновь оказался на грани третьей мировой войны. Именно этот вооруженный конфликт занимал людей по всему миру больше всего, пока не появился первый умерший от странной разновидности гриппа во Франции. Смертей становилось все больше и больше, зараза расползалась во все стороны. Пастеровский институт категорически отверг всеобщее заблуждение населения о том, что это вирус гриппа приматов. Сразу же выяснилось, что Франция имеет дело с тем же заболеванием, что и Америка, хоть и с мутировавшим штаммом. Неизвестная болезнь видоизменялась, путешествуя по миру, что делало борьбу с ней еще более затруднительным и безнадежным делом. Вирус Файнберга коренным образом перестраивал геном и иммунную систему человека под себя.

Поначалу информацию тщательно скрывали, за разглашение медицинских данных полагалось длительное тюремное заключение. Появились случаи заболевания за Уралом, в Японии и Австралии. Тогда-то ученые по всему миру и забили настоящую тревогу. Вирусная инфекция, занесенная на Землю, распространялась стремительно и смертоносно, как чума в средние века, превосходя ее в тяжести и непредсказуемости последствий.

Антон навечно запомнил зиму того года. Самую смертоносную и тяжелую изо всех, что пережил подросток. Снег выпал в его городе уже в сентябре. Морозы ударили в октябре, а постоянный снежный покров появился в конце месяца, что было необычно рано. Кто-то суеверно посчитал такую раннюю и суровую зиму дурным предзнаменованием.

Страх все больше и больше овладевал людьми, превращаясь в паранойю, в слепую панику. В очереди в кассу в супермаркете до смерти забили старика, кашлянувшего несколько раз. Потом оказалось, что пенсионер был обычным курильщиком с длительным стажем курения. Вируса у него не было, но кто мог знать наверняка? После короткого разбирательства с охраной магазина, всех принимавших участие в избиении отпустили на все четыре стороны. Заболевшие люди в общественном транспорте были опаснее террористов.

По федеральному телеканалу крутили ролик про студента, сошедшего с ума в вагоне московского метро - он набросился на пожилого дядьку с портфелем, ехавшего на работу, и задушил его шарфом на глазах у остальных пассажиров, не предпринявших никакой попытки защитить мужчину и унять хулигана. Кажется, его тоже спустя непродолжительное время отпустили.

Занятия в школе отменили еще в сентябре, предварительно сделав всем детям прививки от гриппа. Обычного. Учебный год закончился, едва начавшись.

Антон безвылазно сидел дома, дико скучая. Он заметил, что родители многих его одноклассников держат детей дома, опасаясь их контактов с другими детьми, да и просто не желая выпускать их на улицу, где они могли заразиться этим страшным заболеванием. Точно так же и мать Антона запретила ему общаться со сверстниками и гулять. Это было страшным наказанием. Антон обладал слишком сильной иммунной системой, чтобы вирус мог подчинить ее себе, но кто же тогда мог знать? Его мать пыталась уберечь самое ценное, что у нее было - собственное дитя...

Интернет работал очень плохо, а скоро вообще отрубился. От мировой пучины стали отвалиться большие сегменты, вообще, любая связь стала работать все хуже и хуже.

Появились лжепророки и ясновидящие. Антон видел и священников в грязных рясах, вздымающих руки к равнодушным небесам, и просто городских сумасшедших, несших всякий вздор на площади. Все они вещали о наступившем страшном суде и вопрошали у серой толпы, готовы ли жители города предстать пред беспристрастным оком божьим. Сначала таких сторонились, потом начали забрасывать камнями.

Подросток запомнил одного из них - он стоял возле мэрии в грязном демисезонном пальто на подкладке, подставив чемоданчик на подмерзающую землю, и призывал прохожих покаяться. Кто-то попал ему камнем в голову. Человек упал на колени, зажав голову руками, а кровь все сочилась между пальцев. Антон застыл в нерешительности, не зная, что предпринять - человек его пугал, но ему нужна была медицинская помощь... Однако, через пару минут к нему подошел военный патруль из трех человек. Подхватив под руки, они увели мужчину в подворотню. Раздался громкий хлопок, оставленный прохожими без внимания, и все кончилось. Говорили, что существует распоряжение мэра расстреливать мародеров и смутьянов без суда и следствия...

На городской площади день и ночь горела гекатомба, выбрасывавшая клубы черного дыма в морозное небо. Пепел разлетался по всему городу. В огромном кострище сжигали трупы инфицированных. Умерших или впавших в кому сваливали в одну кучу, обливали бензином и поджигали. Власти спохватились сразу же, на площади выставили милицейский кордон, затушили пожар. Считалось, что сжигание трупов еще больше разносило вирус по городу. Однако, когда власти больше не стало, никто не мешал людям продолжать сжигать больных в адском чадящем пламени. Как-то ночью гекатомбу вновь зажгли. Вонь паленого мяса разносилась на многие километры вокруг. Больные люди задыхались, падали прямо на площади, как подкошенные, чтобы больше не встать. Сначала их кидали в постоянно тлеющий огонь, потом и кидать-то стало некому. Та зима была еще страшнее чем зима столетней давности, в блокадном Ленинграде.

Перед ноябрьскими праздниками наконец-то было объявлено военное положение. После захода солнца появляться на улице означало смерть; военные патрули рассекали на БТР по городу и создавали иллюзию порядка. Власть все видит, все контролирует. Сначала расстреливали без предупреждения мародеров и каннибалов; затем стали стрелять во всех, кого видели во время комендантского часа. Днем по улицам ездили санитарные машины. Мегафоны надрывались искаженными голосами, призывали идти в больницу при наличии первичных симптомов заболевания. Голос начинал перечислять симптомы, потом заходился в диком кашле, захлебывался в приступе.

Жители плотнее затыкали окна, забивали синтетическими уплотнителями каждую щелку. все поголовно ходили в марлевых повязках, не снимая их даже на ночь. Вспомнили и начали широко использовать позабытый поролон, затыкали им оконные щели, затем поверх оклеивали серпянкой, клали мокрые тряпки перед порогом, слепо веря в кем-то пущенный слух, будто бы это поглощает вирус. Как наивно... Не помогали и пластиковые окна - они все равно пропускали воздух, а с ним и невидимую смерть. Но людям нужно было во что-то верить. Самое страшное - когда нет надежды...