Поистине монументальный образ автомобиля, этого символа новой эпохи, в частности у Блока, становится здесь равным по мощи и суггестивности пластическому образу кафедрального собора с его коннотациями вечности и торжественности.

Небольшой драматический отрывок Андрея Глобы «Потолок Сикстинской капеллы» иллюстрирует тему отношения власти к искусству, быстро становившуюся в высшей степени актуальной. Рассказ Вл. Лидина «Китаи» совсем не подходит под рубрику неоклассического искусства. В нем, в духе юмористической пародии, представлены реалии наступающего советского быта: домком, уплотнение, выселение, продовольственные и промтоварные карточки и т. д. и т. п.

Очень интересен раздел критики. Абрам Эфрос в статье «Вестник у порога» провозглашает грядущий триумф неоклассики: «Революция входит в линию традиции, но уже традиция обновлена революцией»[1207]. Поистине вдохновенна упоминавшаяся нами выше статья Сергея Соловьева «Бессознательная разумность и надуманная нелепость». Хочется привести лишь одну цитату из этого замечательного памятника мысли:

Добавим к этому две заметки: «Предуказанный круг» К. Липскерова и «Окно на Невский» Вл. Ходасевича, и мы получим великолепный памятник эпохи, не потерявший актуального значения вплоть до сегодняшнего дня.

Наряду с поэтическими альманахами в 1922 году начали выходить и альманахи, которые можно назвать прозаическими, поскольку в них основное место стала занимать проза. Упомянем несколько таких альманахов. В 1922 году в Москве вышел альманах «Костры». Ровно половину его объема занимает публикация романа Леонида Андреева «Дневник Сатаны». Это фантастическая утопия, рассказ о приключениях в современном мире героя, являющегося вочеловечившимся воплощением Сатаны. Вполне в духе метафизической манеры Леонида Андреева «Дневник Сатаны» построен на контрасте всемогущества Сатаны и его неспособности в антропоморфном облике противостоять человеческим эмоциям. Повести «Жертва» Ивана Новикова и «Жених полуночный» Александра Яковлева исполнены совсем в другой манере, которую можно назвать натуралистическим экспрессионизмом. Авторы тщательно собирают самые низменные детали русского крестьянского, провинциального быта, например:

Плотные заросли прозы расступаются для того, чтобы дать место стихам Ильи Эренбурга, написанным им после отъезда из советской России (цикл «Зарубежные раздумья»). Это, наверное, лучший в русской поэзии ответ на вызов, брошенный когда-то ироническими инвективами Генриха Гейне. В каком-то смысле это трагический вздох человека, вырвавшийся у него при освобождении из застенка. При всем этом автора не покидают ни юмор, ни критическое чувство по отношению к так называемой «свободной» действительности, ни подлинное отчаяние.

Из прозаических альманахов этих лет самый, по нашему мнению, значительный — «Наши дни» (Москва, 1922). Именно здесь впервые опубликована повесть Бориса Пастернака «Детство Люверс», произведение столь же мастерское, сколь и новаторское. «Наши дни» — альманах солидный. Он издан в Государственном издательстве, а его редакторы — В. Вересаев и А. Воронский. Материалы «Наших дней» очень тщательно подобраны. Чувствуется стремление объединить солидных писателей и поэтов, пользующихся авторитетом и лояльно относящихся к советской власти. В этом смысле очень показательно включение в альманах стихов Максимилиана Волошина «Дикое поле» и «Бегство». Они воссоздают атмосферу вечной истории, куда русская революция входит как один из многих трагических и возвышенных эпизодов. Трагический аспект революции показан в потрясающем романе-документе Сергея Семенова «Голод». В годы после публикации этот роман пользовался огромным влиянием как правдивая картина страшной трагедии. (Роман не переиздавался до недавнего времени.)

Некоторое время (те же 1922 и 1923 годы) существовал еще один вид альманахов, довольно эфемерный, — русский литературный альманах, издающийся за рубежом. В нашем распоряжении два альманаха такого рода. Первый — «Петербургский альманах» — вышел в 1922 году в издательстве З. И. Гржебина с обозначением «Петербург — Берлин»; он отражает попытку А. М. Горького наладить единую литературную жизнь советской России и эмиграции. «Петербургский альманах» также напечатан в Государственной Типографии в Петербурге. Он дает трибуну литераторам, явно оппозиционно настроенным по отношению к режиму: тут прежде всего стихи уже покойного А. А. Блока, а кроме этого — весьма неортодоксальная пьеса «Старик» самого Горького, повесть Е. Замятина «Север», «гностические стихотворения „София“» М. Кузмина, совершенно непримиримые стихи Ф. Сологуба («Под вечную вступая тень, / Я восхвалю в последний день / Россию бедную мою»), итальянские воспоминания Б. Зайцева, являющиеся ярким контрастом к страшной действительности российской революции.

Альманах «Завтра» (литературно-критический сборник под редакцией Евг. Замятина, М. Кузмина и М. Лозинского) опубликован уже только в Берлине издательством «Петрополис» в 1923 году. Это весьма богатый по составу сборник. В нем напечатаны стихи М. Кузмина, А. Ахматовой, В. Вейдле, а также последнее опубликованное стихотворение М. Лозинского «Солнце». Здесь и проза «серапионов» (рассказ «Жаровня Архангела Гавриила» Вс. Иванова, «Камни» Н. Никитина, повесть М. Слонимского «Поручик Архангельский»), Центральное место занимает пьеса Анны Радловой «Богородицын корабль». Интересны критические статьи Вл. Вейдле (с резкой оценкой статей Б. Эйхенбаума и Ю. Тынянова по поводу смерти Блока) и М. Кузмина («Парнасские заросли»).

В этот же период выходят несколько весьма интересных сборников общекультурного содержания. Мы не сможем включить в этот наш обзор замечательные филологические сборники из серии «Поэтика» и другие издания формальной школы. Но сборники более общего содержания должны быть здесь упомянуты, поскольку в них затрагиваются вместе как проблемы литературы и искусства, так и проблемы общественные. Прежде всего рассмотрим сборник «Парфенон», вышедший в 1922 году в «Санктпетербурге» (sic!) под редакцией Акима Львовича Волынского. «Парфенон» собрал под своей обложкой ученых, литераторов и писателей, близких к бывшей партии кадетов. В этом смысле он близок по составу и содержанию к рассмотренному нами выше сборнику «Утренники», хотя носит более академический характер. Открывается «Парфенон» обширной статьей тогдашнего ответственного секретаря Академии наук Сергея Федоровича Ольденбурга «Направление научной работы в современной жизни на Западе и у нас». Увы, основной пафос статьи Ольденбурга: «человечество должно понять, что в научной работе не может и не должно быть перерывов, что здесь преемственность, школа научная — основной элемент успеха»[1210], — требует разъяснения и доказательства сейчас не менее, чем тогда, причем во всех странах и особенно применительно к настоящим позитивным гуманитарным наукам. После статьи Ольденбурга следует статья М. Гофмана «Благословение бытия Пушкина» («И горе, и радость, и ветер, и цветок, и сердце девы, и творческий акт художника — все это жизнь, и в жизни самое ценное — жизнь: „Ты понял жизни цель: счастливый человек. / Для жизни ты живешь“»). Поэт Александр Тиняков публикует три письма А. А. Фета, обращенные к графине Н. М. Соллогуб. Между публикацией писем Фета и заметкой Е. Брауде «Освальд Шпенглер и „Крушение западной культуры“» помещено стихотворение Анны Ахматовой «В. К. Шилейко» («Как мог ты, сильный и свободный…»). После заметки Брауде следует статья А. Изгоева «О задачах интеллигенции». Нет никакого сомнения, что эта статья вызвала гнев властей, ибо в ней автор выступает в защиту интеллигенции от преследования со стороны «народных масс» («На волчьем положении („человек человеку волк“) совместная жизнь разных социальных групп немыслима. Надо строить отношения человеческие»[1211]). А. Горнфельд в статье «Научная глоссолалия» обрушивается на изыскания Андрея Белого в области поэтики. Крайне любопытна статья Давида Выгодского «Новая еврейская поэзия» о стихах начала века на иврите. Обзор Выгодского открывает перед русским читателем мир этой новой поэзии, ее богатство и ее проблемы. Завершается «Парфенон» обзором музыкального искусства в России и на Западе.