-Первый опытный образец разбился на взлётно-посадочной полосе месяц назад. Значит, нам всё-таки удастся построить действующую модель?

-Да. Но позже чем это необходимо.

-Как же нам победить? – Спросил Гитлер, когда в комнате вновь повисло молчание.

-Завоевание мира должно быть закончено не позже 1945 года.

-Но это невозможно! – Всплеснув руками, воскликнул фюрер. – Каким образом я это сделаю? А почему бы вам не отправиться в будущее и не уничтожить американских учёных, которые создали атомное оружие? Или, вы могли бы, выкрасть информацию о бомбе и передать её мне, что бы мои…

-Это невозможно. Планета не должна пережить ни одной из войн, подобных Первой Атомной. Основная цель моей миссии, объединение человечества и сохранение планеты в первозданном виде.

Гитлер послал Толерану долгий подозрительный взгляд.

-Раньше вы ничего не говорили о сохранении планеты.

-Цель была скорректирована, для достижения максимальной эффективности военного потенциала империи, которую вам предстоит создать.

Гитлер грустно улыбнулся и посмотрел на раскрытую книгу.

-Думаете это так просто? Создать империю?

-У вас нет выбора.

Гитлер уныло кивнул.

-Чемоданчик, в котором была книга – материал, из которого он изготовлен, обладает высокой прочностью и лёгкостью. Синтезируйте материал и сделайте из него специальные жилеты для своих солдат.

-Жилеты?

-Солдаты, защищённые такой бронёй, будут погибать реже. Вы сохраните больше войск и сумеете выполнить поставленные задачи быстрее. Действуйте герр Гитлер.

В этот раз Толеран не вставал. Жидкое сияние растеклось по его телу прямо в кресле и в яркой вспышке, он исчез. Фюрер зажмурил глаза, а когда открыл их, немного потерянно посмотрел на опустевшее кресло. Неожиданно он почувствовал себя марионеткой. Пешкой в руках могучих и неодолимых сил, дотянувшихся до него сквозь толщу времён.

Тряхнув головой, он попытался вернуться к чтению. Не смог и вытащил из ящика стола бутылку шнапса, бокал. Выпив, он так и не смог вернуть себе ощущения могущества и силы, переполнявших его, до первого прихода этого существа.

“15 сентября 1942 года. Я снова пишу в своём дневнике. Наверное, именно эта запись будет последней. Мы покидаем Москву, оставили её почти без боёв. Организованно, в полном порядке – не так как отступали наши войска в первые дни войны. Фашисты используют что-то странное, какую-то новую защиту – их не берут простые пули. Я сам лично, расстрелял в грудь немца полрожка из автомата, а он не получил и царапины. Нужно стрелять только в голову или по конечностям. Командование вовремя оценило эту угрозу. Мы не держались до последнего, как было в начале войны. Теперь мы стараемся нарастить побольше сил в одном месте и отступить, что бы сохранить солдат. Мы отступаем, но мы ещё не побеждены. Мы…”

-К бою!!! – Прогремел зычный голос старшины, перекрывая вой пуль и грохот взрывов снарядов, накрывших колонну. Старшина спрыгнул с брони Т-34 и, стреляя на ходу, метнулся в сторону с дороги. В тот же миг с танков посыпались солдаты, следуя примеру старшины. С одного не успели – с оглушительным грохотом башня взорвалась и слетела с танка. С десяток солдат разнесло этим взрывом на части.

Старшина юркнул за придорожный взгорок, оттуда он сумел оценить ситуацию. А она была очень сложной. Хвост колонны горел, источая чёрный ядовитый дым. За ним, из-за гряды холмов, что пересекла колонна всего полчаса назад, бежали фашисты. Бежали под прикрытием трёх танков. Приземистые хищные очертания двух выдавали в них “Тигров” – грозу и смерть Т-34. Ствол одного выплюнул пламя и чёрный дымок. Одна из тридцать четвёрок, только-только начавших разворачивать башни, полыхнула и пошла юзом. Километр почти, а Тигр подбил её с первого же выстрела. Тридцать четвёрки своего нового противника не могли даже серьезно потрепать с такого расстояния.

Одна тридцать четвёрка успела развернуться и съехать с дороги. Грянул выстрел и третий немецкий танк – Пантера, если старшина не ошибался, начал чадить чёрным дымом, пошёл юзом и замер, продолжая источать дым. Всех бы так…

Если к Тиграм подобраться метров на пятьсот с боку, то Т-34 сможет подбить его, а тогда ещё посмотрим кто кого! Только успеют ли подобраться? Уже семь танков горят…

-Много, твою мать, много… - Бормотал старшина, имея в виду Тигров. Впрочем, и одного Тигра для атаки на колонну уже много. Не особо поднимая голову, он посмотрел в небо. Пикирующие бомбардировщики Юнкерс разворачивались, заходя на цель. Скоро от танков останутся одни воспоминания.

Старшина стал искать взглядом комиссара или комдива. Он увидел обоих. Комиссар лежал лицом в луже крови и только по петлицам, можно было понять, что это он. Комдив тоже тут был. Сидел на дороге, привалившись к гусенице подбитого танка, и смотрел куда-то. Правда, живым не понять и не увидеть то, что видел сейчас комдив. У него не было обеих ног, а глаза остекленели. Старшина выругался, не услышал своей ругани – с диким воем Юнкерсы падали на цель. Даже сейчас пережив уже не одну атаку этих дьявольских самолётов, старшина ощутил, как в душу тянутся липкие пальцы ужаса. Последовавшая за этим воем канонада взрывов, его уже не пугала – взрывы-то он ещё с Первой мировой умел не замечать, а уж в революцию наловчился даже спать под грохот пушек и взрывов. Не впервой…, старшина быстро прикинул, кто в колонне ещё из старших офицеров имеется. Вспомнить не смог. Сплюнул угрюмо и взялся покрепче за автомат. Выходит он теперь командир. Отлично. И как собрать разгромленную колонну? Впрочем, собирать, похоже, смысла нет. На его глазах оторвало башню последнему Т-34, а саму машину разорвало металлической розочкой. Проклятые Юнкерсы почти всегда попадали в цель.

-Отступать! - Заорал старшина, искренне надеясь, что его услышат солдаты и что после, за это: “отступать” ему не пропишут путёвку в застенки НКВД. Впрочем, ему ли бояться застенков? В его годы там долго не живут. Слишком седой, что бы выжить там. Да и для третьей войны, уж совсем не те годы.

Старшина выкрикнул приказ ещё несколько раз, надеясь, что его люди действительно отступят в порядке и организованно, а не так как это было на границе. Тогда, 5–го мая, они бежали так, что сверкали пятки. Это сейчас они отступают и даже ощутимо огрызаются, а тогда бежали. Старшина стал сползать с обочины глубже в кусты. На другой стороне подскочил и побежал молодой солдат. Пробежал немного и юркнул в кусты. Только поздновато юркнул. Пуля настигла раньше. В спасительное укрытие парень упал, широко раскинув руки с огромной дырой в груди.

Старшина скрипнул зубами и послал длинную очередь по наступающим немцам – они уже дошли до последнего в колонне танка. Один упал. Старшина хищно оскалился и тут же разочарованно сплюнул – гадёныш перекатился и укрылся за гусеницами подбитого Т-34. Как же им всё-таки удаётся оставаться в живых, когда пуля попадает в туловище? Старшина решил, что надо бы ещё раз порасспросить у Профессора – башковитый он. Говорят этот парень, всё время что-то чиркающий в своём блокнотике, раньше учителем был. А кто говорит, что и правда, настоящим профессором был.

Старшина кинул последний взгляд на танк, с которого едва успел соскочить, как выстрел Тигра запалил его. Глянул и выматерился в три этажа. На неповреждённом боку танка распростёрся Профессор. Руки и голова свесились вниз, пальцы земли почти касаются, а возле левой руки тот блокнот, в котором он всё чиркал. На блокнот кровь и капает – в голову Профессору попало шальной пулей, а может осколком....

Жаль парня, да ничего не поделаешь…

Ганс целился из импровизированного укрытия, куда спрятался, когда пуля угодила ему прямо в грудь. Тяжело было сейчас лежать на животе и стрелять по отступающим русским. Этот новый жилет (до боёв в России вызывавший здоровый весёлый смех солдат и целые лавины едких шуточек в адрес командования, а ныне вещь, без которой успешный бой так же не мыслим как без оружия), остановил пулю, но сам по себе удар хорошо встряхнул все внутренности. Теперь каждый вздох отдавался болью в лёгких. Ганс солдат СС, отмеченный двумя наградами, боль старался не замечать. СС не стали бы лучшими частями Третьего Рейха, если бы не их фантастические стойкость и отвага. Так что он просто не имел права жаловаться на такую царапину – даже себе самому. Ганс поднялся на корточки. С визгом в гусеницу танка врезалась пуля, а совсем рядом упал солдат из его дивизии, лишившись почти половины головы. Когда русские сообразили, что к чему, они стали на удивление меткими стрелками. Если в первых боях потери в живой силе были в основном легко раненными, то теперь, когда русские организованно отступали в свои степи, людей гибло порядком. Не слишком много конечно, в среднем, на сто русских, один немецкий солдат, но даже такие потери – уже слишком много. Ведь только раненными порой теряли до нескольких тысяч за одно относительно крупное сражение.