Следует поделиться с Генрихом Генриховичем радостью от сданного экзамена, — определилась я с приоритетами. Развернулась — и вот он Мэл, с другой стороны гардеробной стойки. Скорострельно сдал экзамен и, облокотившись, наблюдает за мной. Право слово, как призрак шастает по пятам. Недостаточно ему вчерашних откровений, что ли?

Мэл молча смотрел, будто ждал, что я должна первой сказать что-нибудь.

— А-а… привет, — поздоровалась хрипло.

— Привет, — ответил он.

— Спасибо за работу по удовольствиям. Из-за неё я вытянула экзамен.

— Слышал.

Конечно, он всё слышит. От него ничего не скроешь.

Помолчали.

— Теолини — отличный преподаватель, — сказал Мэл, — но студенты для него — все на одно лицо. Зато он помнит хорошие проекты, и у него отложилось в голове: удовольствия равно Мелёшин плюс Папена.

"М+П". Такие закорючки могли бы появиться на каждой туалетной кабинке.

Чтобы скрыть замешательство, я отвернулась в сторону, смотря, как утекают из института счастливчики, сдавшие экзамены.

— Вчера в столовой я сказал лишнее. Во всех смыслах, — выдал Мэл. — Не хотел, но само вырвалось.

Неужели признал свое хамство?!

Правда, извинение вышло корявым и не таким страстным, как я мечтала, но слова Мэла польстили. Столичный принц явно не привык просить прощения за свои слова и поступки, поэтому, покаявшись, окутался в моих глазах ореолом романтического героя. Но пусть не рассчитывает, что поступлю также благородно, забрав назад свои обвинения.

— Вот, возьми, — протянул он ладонь с монетками.

— Что это?

— Ты же сказала, что с меня тринадцать висоров за обед.

— Я пошутила.

— Если обмолвилась, то бери, — сказал жестче Мэл.

Правильно, за свои слова нужно отвечать. Я неохотно приблизилась, обогнув гардеробную стойку, и остановилась в двух шагах. В чем подвох? Неужели его не проняли слова, сказанные у раздевалок?

— Бери, — тянул ладонь Мэл. Само добродушие.

Я нерешительно сунула лапку за денежками, и он тут же схватил.

— Пусти, — попыталась выдернуть. Бесполезно.

— Для кого юбку нацепила?

Начинается старая песня.

— Для самой себя! — выкрикнула я, озираясь по сторонам и оценивая, много ли свидетелей у новой стычки.

— Для себя… — задумчиво повторил Мэл, потирая мою ладошку, и вдруг потянул к себе.

— Отпусти!

Будто не слыша, он притянул меня на шаг ближе.

— Значит, для себя, — то ли спросил, то ли заключил, продолжая ласкать лапку, накрыв её второй ладонью, и меня начало развозить: от нежных поглаживаний, от близости Мэла, оттого, что утром мы были почти вместе благодаря телефону, сблизившему нас.

— Или для него?

Хотела кивнуть и сказать, что да, для "него", но рот отказывался шевелиться. Я же вчера достаточно ясно объяснила, сколько можно возвращаться к изъезженной теме?

Мэл опять потянул за руку, и мне пришлось сделать еще шажочек.

— А есть ли другой? — поинтересовался вкрадчиво, а я как загипнотизированная следила за его губами. — Есть ли другой, Эва? Кто твоя единичка?

Под мягкими касаниями по руке растекалось тепло, заставляя нервные окончания вибрировать от удовольствия.

Он рядом — обнять его крепко-крепко и не отпускать.

— Кто твоя единичка? — слова ввинчивались в сознание, вытягивая ответ, требуя искренности.

— Ты-ы…

Пропали звуки, глаза затуманились, сердце билось пойманной в силок птицей.

— Эва… поехали ко мне… сейчас… — донесся издалека голос Мэла. — Брось всё… Поехали…

Поехать… к нему… с ним… Чтобы исполнить вчерашние мечты… Туда, где кушетка и город как на ладони, где высокие потолки и душ — один на двоих…

Нельзя! — натолкнувшись на невидимую стену, сознание вылетело из блаженного полузабытья. Запрещено. Мэл и всё, что с ним связано, находится за знаком "стоп".

Сейчас сконцентрируюсь и успокою дыхание. Парень давно распознал мои слабые места, а именно что он сам — одно из этих мест; словно болотная трясина, из которой не выбраться. А язык рад стараться: выбалтывает всё, что меня на уме.

— А как же… твоя подружка? — выдернула я руку и отодвинулась. На лице Мэла промелькнуло разочарование, которое сменилось маской невозмутимости. — Она тоже поедет?

— Я ей ничего не обещал и ничего не должен.

— А мне? — ляпнула я и устыдилась своей наглости. Ничем не лучше Эльзы: та беззастенчиво навязывается, а я, высказав вчера кучу претензий, сегодня без стеснения вымогаю признания.

— А ты хочешь? — прищурился Мэл.

— Милый! — закричали издалека. И почему меня не удивило, что к раздевалке спешила облезлая египетская кошка?

Эльза резво прицокала и повесилась на локоть Мэла, заглядывая ему в глаза.

— Милый, ты не поздравил меня со сдачей экзамена, — надула она губы. — И сам исчез.

Мэл аккуратно высвободил руку.

— Поздравляю, — сказал сухо.

Тут Штице заметила меня и наградила своим драгоценным вниманием:

— Надо же, убожество умудрилось не попасть на пересдачи. Обмениваетесь впечатлениями?

Она язвила, а глаза сканировали мое лицо: узнал ли Мэл о стычке в туалете?

Снисходительная усмешка стала моим ответом грымзе. Начиная с этой секунды, не опущусь до грязной девчоночьей возни. Моим спокойствием теперь только сваи забивать.

— Обмениваемся, — согласился Мэл. — И следи за языком. Я предупреждал.

Девица изобразила, будто не задета холодным тоном, и сделала следующий ход.

— Милый, эта ночь была сногсшибательной, — сказала кокетливо и потянулась к парню, чтобы потрепать за щеку.

Я застыла. Неужели в промежутке между молчаливыми телефонными "разговорами" он позвонил Эльзе, а утром выпроводил? Интимный тон девицы всколыхнул во мне неожиданную волну злости: к ней и Мэлу.

— С кем? — спросил он, ловко избежав когтистых пальцев, а я хмыкнула, не сдержавшись.

— Как с кем? — удивилась красотуля и пожурила Мэла: — Какой же ты забывчивый! Могу напомнить.

Игривые интонации подстегнули мою злость. К чему тогда игры в молчанку по телефону и преследования в институте, если под рукой имеется дрессированная подружка? Толкнуть бы Мэла, чтобы хорошенько приложился головой об пол и определился, наконец, со своими желаниями. И заодно применить рукоприкладство к мегере, взбив египетскую челку, — руки чешутся, сил нет.

А я тоже хороша, пытаясь усидеть на двух стульях. С одной стороны, как ни кусай локти, а без Мэла шагать по жизни легче. С другой стороны, меня аж затрясло при виде хозяйских притязаний Эльзы на парня.

Вот и всё. Возникшее страстное желание оттаскать девицу за волосы посреди холла объяснялось очень просто. Это ревность. Оказывается, под личиной серой непримечательной крыски прячется непримиримая собственница, готовая совершать безрассудства, и в этом отношении я не отличаюсь от Эльзы — моей соперницы.

— На память не жалуюсь, так что ты меня с кем-то спутала, — сказал виновник сердечных бед.

— Ага, выпила лишнего в клубе и спутала с официантом, — фыркнула я злорадно, и Эльза наградила меня враждебным взглядом.

— Ползи, куда ползла. Без тебя разберемся, — осмелела она, поняв, что Мэл не знает о посиделках в туалете.

— Сама скачи, куда скакала, — парировала я. С элитной мымрой полаяться — хлебом не корми.

— Тебе не хватило вчерашнего, да? Мы же ясно сказали: не рыпайся, а то будет хуже, — побахвалилась Эльза и прикусила язык, сообразив, что проговорилась.

— Опять неймется? — осадил грубо Мэл и, вникнув в сказанное, сделал вывод, который озвучил с угрозой в голосе: — Значит, успела потрепаться?

— Пойду, пожалуй, — подхватила я пакет, подарив ехидную насмешку опростоволосившейся девице, в то время как глаза Мэла осветились нехорошими зеленоватыми отблесками.

Удалившись на приличное расстояние, услышала за спиной:

— Постой!

Я обернулась. Меня догоняла… Эльза!

— Пошепчемся между нами, девочками, — сказала она громко, улыбаясь до ушей и, уцепившись пребольно за мой локоть, увлекла в сторону, чтобы замазать неудачную реплику, сыграв спектакль для одного зрителя. Для Мэла.