Но об этом речь пойдёт в другом разделе книги. Что же касается Яна Бухвальда, то он прекрасно помнит все подробности, связанные со своей попыткой взять интервью у Владимира Высоцкого. И спектакль "Гамлет". И незабываемую игру великого артиста. Но, несмотря на то, что ему есть что вспомнить, и что рассказать, он ни с кем не делится своими воспоминаниями. Это чрезвычайно скромный человек, не стремящийся во что бы то ни стало обратить на себя внимание, рассказать нечто сенсационное.

Когда в начале шали 2011-го года наш музей принимал участие в XIX Международном фестивале "Искусство улицы" в Варшаве, в уютный кафе-клуб "Resort"(с концертами, кинопоказами, лекциями) на улице Белянской (на углу Театральной площади и Сенаторской улицы), ще мы читали лекцию о великих театральных ролях Владимира Высоцкого, Ян Бухвальд пришёл заинтересовавшись темой выступления, пришёл и скромно сел в последнем ряду.

И так и просидел бы, никем не замеченный в тёмном зале, если бы мы не обратили внимание публики, что в последнем ряду сидит знаменитый режиссёр…

Ян Бухвальд говорит, что в Высоцком его покорила скромность. И удивительная расположенность к людям. Отзывчивость и доброжелательность.

— Мы очень хотели взять у Владимира Высоцкого интервью, — вспоминает режиссёр — хотя понимали, конечно, что две съёмочные группы это уж слишком. Мы знали, что Высоцкий очень устал, что весь спектакль "Гамлет" держится именно на нём, всё внимание публики, средств массовой информации было тоже сосредоточено на нём, поэтому, нас не удивило его решение дать интервью лишь одной из двух съёмочных групп. Тем более, что мы представляли одно и то же центральное телевидение. И, естественно, мы не испытывали никакой обиды, хоть и сожалели, что повезло не нам, а нашим коллегам из другой редакции. Но Высоцкий как будто пытался утешить нас. Это было удивительно, ведь он мог не обратить на нашу реакцию малейшего даже внимания. Ему было не до нас. Он был нарасхват, его постоянно окружали люди, он устал, а ведь его ждали ещё спектакли, ветрели, интервью… Но он обещал нам, что хотя интервью возьмут наши коллеги, мы сможем снять фрагменты из спектакля, что у нас не будет в этом плане никаких ограничений. Я помню, как он посмотрел на нас — такой изумительный, невероятно энергичный и увлечённый человек, невысокий, производящий впечатление очень сильного, решительного, и вместе с тем обаятельного мужчины. Несмотря на усталость, он, вроде уже уходя, остановился, посмотрел в нашу сторону, кивнул нам и с добродушной улыбкой (словно желая взбодрить нас и заверить, что всё будет так, как он обещал, что это не пустые слова) произнёс своим характерным, всеми узнаваемым, голосом: "Значит,

договорились?" Мы действительно сняли на следующий день фрагменты из спектакля (и овации после него). К сожалению, не так много, как нам бы этого хотелось, так как плёнку тогда экономили…

Фрагменты из спектаклей "Гамлет" и "Добрый человек из Сезуана", снятые польскими телевизионщиками наш музей искал в архиве Польского телевидения двенадцать лет. К счастью, они сохранились. Сегодня эти кадры хорошо известны. Они включены в документальные фильмы замечательных московских режиссёров Александра Ковановского и Игоря Рахманова (из Творческого объединения "Ракурс").

Запись интервью с Владимиром Высоцким, взятого редактором телевизионной передачи "Пегаз" Петром Шимановским (Piotr Szymanowski), до сих пор не удалось найти…

Инцидент со штанами

В мае 1980 г. в театральной редакции Польского телевидения (TVP) проходила стажировку Гражина Гурска (Grazyna Gorska — монтажёр, на её счету также несколько киноролей):

— В мае 1980 года я проходила стажировку в театральной редакции TVP. С грустью приходится констатировать, что редакция не позаботилась о составлении графика для стажёров, поэтому меня запихивали то в одну, то в другую съёмочную группу. Так как в редакции много тогда говорили о прибытии в Варшаву Театра на Таганке и о планах авторов передачи "Просцениум", связанных со съёмками во время фестиваля Варшавские международные театральные встречи, я стала умолять их, чтобы они взяли меня с собой на спектакли "Гамлет" и "Добрый человек из Сезуана". Они отгоняли меня, как назойливую муху, понятное дело, я была всего лишь стажёром, которого никто не хотел брать на свою голову, толку от меня было мало, наоборот, я была для них пудовой гирей на ногах. Но в один прекрасный день, утром, начальник производства сообщил мне, что буквально через пятнадцать минут я нужна буду Янэку Бухвалъду, так как ему срочно надо ехать в Театр оперетты, ибо Высоцкий прилетел в Варшаву, и мы будем уговаривать его, чтобы он согласился дать интервью для программы "Просцениум". К тому же, надо было обсудить детали интервью с Любимовым.

В Театре оперетты мы сняли общие планы (театр, афиши и т. п.), если мне не изменяет память, начальник производства отправил меня с отснятым материалом на Площадь повстанцев, в лабораторию (Площадь повстанцев — Plac Powstaricow Warszawy — одна из главных площадей в центре польской столицы, в квартале Srodmiescie. Именно там находилась лаборатория Киноагентства польского телевидения TVP — laboratorium Agenq'i Filmowej TVP, Plac Powstaricow Warszawy 7 — прим. авт.), где обрабатывали пленку. Досъёмку к передаче снимали тогда кинокамерой, с использованием светочувствительной пленки. Начальник производства добавил, что никаких занятий в рамках стажировки у меня в этот день не будет, и что я могу вернуться на репетицию "Гамлета", если у меня возникнет такое желание. Разумеется, оно тут же возникло, и я вернулась в театр. Я немного опоздала, в зрительном зале было темно, поэтому, чтобы никому не мешать, я присела на корточках у стены. Я жадно вглядывалась во всё происходящее на сцене. Внимательно смотрела на знаменитый движущийся занавес, на Любимова, и, конечно же, на Высоцкого. Насколько я помню, репетировали не весь спектакль, а только его фрагменты. Иногда это были буквально "намёки" на те или иные сцены. Любимов постоянно подходил к актёрам с замечаниями. По полной программе сыграли лишь сцены с Высоцким (может быть, специально для фоторепортёров?). Если бы не неожиданный инцидент с брюками, я бы запомнила лишь своё восхищение игрой, минималистической, но столь много говорящей, сценографией (ох, уж этот занавес!) и переводом Шекспира на русский язык. Я была столь увлечена сценическим действием, меня переполняли такие эмоции, вызванные осознанием того, что собственными глазами мне довелось увидеть нечто воистину великое, чрезвычайно важное и исключительное, что я не обращала внимания ни на зрительный зал, ни на журналистов, хотя смутно помню, что в зале сидели какие-то люди (их было совсем немного, помню, что среди них был Ольбрыхский, я видела его потом в фойе). В зале присутствовали также фоторепортёры. Инцидент со штанами я запомнила очень хорошо. Я была тогда убеждена, что Высоцкий играл не в костюме, а в собственной одежде: в джинсах, точнее, даже в вельветовых брюках, и в свитере с большим вырезом (я запомнила волоски на груди артиста). Брюки треснули сзади, когда Гамлет зацепил ими торчащий гвоздь, в сцене на кладбище. Я запомнила слова Высоцкого: "Соединённые штаны Америки рассоединились". Были ещё какие-то шуточки на эту тему. Не помню, чтобы Высоцкий накричал на костюмершу. Она сразу же прибежала и заверила, что приведёт брюки в порядок. Всех очень развеселил этот инцидент, я не помню никакого крика, никакого напряжения.

Высоцкий абсолютно не производил впечатления больного человека, наоборот, во время репетиции он был в прекрасной форме и в хорошем настроении, много шутил. После репетиции, когда мы ждали в фойе, когда к театру подъедет машина съёмочной группы, Высоцкий вышел из зала и говорил с Ольбрыхским (я слышала, как они говорили о банкете, который должен был состояться по окончании спектакля), проходя мимо нас, он на мгновение остановился и обратился к нам: "Ну что, устали, бедняги? Я тоже немножко устал". Это было очень мило с его стороны. Тогда я видела его не издалека, он стоял буквально рядом со мной, и никаких признаков болезни я не заметила. Именно поэтому известие о его смерти стало для меня шоком. Я никак не могла поверить, что буквально двумя месяцами раньше в нём было столько силы, столько энергии, он был таким бодрым, улыбающимся, и вдруг его не стало. В мае 1980-го я не только не знала о его болезни, но и ничего странного в его поведении не заметила. Я слышала, что он пьёт, но кто тогда не пил. Особенно в России. Особенно артист такого ранга, как Высоцкий… В общем, я и представить себе не могла, что спустя два месяца Высоцкого уже не будет, а вскоре Таганка останется ещё и без Любимова, который не сможет вернуться с Запада. Только в начале девяностых годов я посетила могилу Высоцкого на Ваганьковском кладбище, чтобы проститься с Володей…