Изменить стиль страницы

«Я люблю людей, кроме пресыщенных и самодовольных, и мне интересно все новое и все по старинке красивое, что является делом моих рук. Я люблю красоту, успех, перемены, но теперь их происходит меньше во внешнем мире, чем в моем сознании. Кажется, что я всегда был романтиком».

«Я видел и описал несколько стачек, большинство из них были отчаянной борьбой против голой нужды; и все, чему я был свидетель, только подтверждало первоначально усвоенную мною идею классовой борьбы и ее неизбежности. Всем сердцем я хочу, чтобы пролетариат поднялся и захватил свои права, — я не знаю, как иначе он может получить их. Политическая помощь приходит так медленно, а возможности мирного протеста и допускаемых законом действий год от года сокращаются. Но я не уверен, что рабочий класс способен осуществить мирную или какую-либо иную революцию, настолько рабочие разобижены и резко враждебны друг к другу, настолько плохо их руководство и так еще слепы они в отношении классовых интересов. Война оказалась страшным разрушителем веры в экономический и политический идеализм. И все же я не могу отказаться от мысли, что из демократии родится новый мир, который будет богаче, лучше, будет красивее существующего. И я не знаю, чем я должен помочь, все еще не знаю. Зато я знаю, что мое благополучие построено на несчастье других людей; я хорошо ем потому, что другие голодают; я одет, тогда как другие полураздетыми бредут зимой по промерзшему городу; и это отравляет мне жизнь, нарушает мое спокойствие, заставляет меня писать пропаганду в то время, как я предпочитал бы развлечься».

Джон Рид говорит о продолжающейся империалистической войне: «Это прекращение жизни и брожение человеческой эволюции. Я жду, жду, пока все это кончится и жизнь возобновится, тогда я найду себе дело».

Эту исповедь Джона Рида нельзя читать без глубокого волнения. Ее искренность предельна, и благодаря этому она так полно и так глубоко отражает путь духовных исканий молодого человека, задумывающегося над целью своей жизни. Мы видим, как постепенно совершался его разрыв с прошлым, с той буржуазной средой, из которой он вышел, как перед ним постепенно раскрывалось ханжеское двуличие американской цивилизации, которое он так настойчиво выставлял напоказ в своих рассказах. Автобиографии «Почти тридцать» свидетельствовала о том, что Рид уже тогда был близок к рабочему классу и уже тогда не страшился революционных взглядов. Он уже накопил огромный социальный опыт, который помогал ому ориентироваться и сложной действительности.

Таков был Рид накануне своей поездки в революционную Россию.

4

Он прибыл в Петроград в сентябре 1917 года и сразу же окунулся в бурное море событий. Он приехал как корреспондент американских прогрессивных издании, но у него был замысел книги, к осуществлению которою он был ужо подготовлен двумя предшествовавшими частями большой социальной эпопеи, в особенности книгой о Мексике.

В одном из писем к художнику Робинзону, с которым вместе они были на фронте и который замечательно иллюстрировал его книгу «Война в Восточной Европе», он пишет о впечатлении, произведенном революционной Россией: «Мы находимся в центре событий, и, поверь мне, это потрясает. Так много драматического предстоит описать, что я не знаю, с чего начать. По силе цвета, по ужасающему величию это заставляет побледнеть Мексику».

Исполненный доверия к революционным классам России, убежденный в том, что их борьба поведет к «установлению нового человеческого общества во всем мире», Рид сразу же постигает логику совершающихся перед его глазами событий. Несмотря на свое плохое знание русского языка, несмотря на то, что он попал в водоворот поистине ошеломляющих событий («возможно, что пролетариат в конце концов потеряет терпение и восстанет; возможно, что генералы выступят с огнем и мечом»), он без особых колебаний приходит к выводу, что власть Керенского обречена и что будущее за большевиками. Их сила, пишет он, «восходит как солнце».

Он аккуратно выполняет свои обязанности корреспондента, и «Мессиз» начинает печатать серию его статей, которым он сам дал название «Восстание пролетариата», а журнал, которому к тому времени пришлось переменить название и превратиться в «Либерейтор», напечатал первую корреспонденцию Рида под заголовком «Красная Россия — триумф большевиков».

Как он сам говорит в предисловии к книге «Десять дней, которые потрясли мир», Джон Рид не был пассивным наблюдателем событий. За отдельными фактами он стремился различить очертания и смысл целого, и «установлении истины», что являлось его задачей, вылилось не в хронику, а в цельное эпическое произведение. Он показал величие социалистической революции так искренне, глубоко, полно, ибо он был всем сердцем с массами, осуществившими ее.

После того как совершилась Октябрьская революция, Джон Рид, естественно, стал очень близким новой России человеком. Он принимал участие в первых пропагандистских советских изданиях на иностранных языках, выпускавшихся Бюро Международной Революционной Пропаганды. Эта его работа совпадала с первыми шагами советской литературы. Исключительный интерес представляют небольшие, но очень броские тексты, которые помещались в еженедельном иллюстрированном приложении к газете «Факел», выходившей на немецком языке и через окопы переправлявшейся в части германской армии. Оно называлось; «Die russisclie Bevolution in Bildern» («Русская революция в картинах»). Можно сопоставить это очень еще скромное начинание с тем, что впоследствии вылилось в такое важное явление советской литературы, как «Окна ТАСС».

Приведем некоторые примеры, которые можно найти в монографии Греннила Хикса «Джон Рид. Становление революционера» (1936). В этой книге сосредоточен большой и очень важный материал, поскольку автор имел возможность пользоваться архивом вдовы Рида — Луизы Брайант.

Под фотографией, изображающей членов Революционного трибунала, был помещен текст: «Эта группа, в ней четыре рабочих и три солдата, представляет в настоящее время Верховный Суд Российской республики. Большинство из них насчитывает долгие годы тюрьмы за революционную деятельность. Теперь эти рабочие и солдаты стали судьями тех, кто ранее притеснял народ».

Многократно помещались вместе с соответствующими агитационными текстами фотографии, изображающие солдат и моряков на уличных баррикадах и в момент празднования победы. Фотография, изображающая рабочего, срывающего императорских орлов с фронтона здания, сопровождалась надписью: «Вот как легко сбросить самодержавие! Самодержавие — ничто, как только солдаты выходят из слепого повиновения».

Под фотографией, изображающей солдат в Зимнем, давался текст: «Здесь вы можете видеть, как в России рабочие и солдаты, чьим потом и трудом воздвигнут этот дворец, проливали за него свою кровь, впервые чувствуют себя как дома в этом дворце».

Трудно переоценить значение этих первых набросков, которые принадлежат перу американского писателя, породнившегося и с советским народом, и с советской литературой в великие дни Октябрьской революции.

Работу над книгой Джон Рид ведет неустанно и в России, и во время затянувшейся остановки в Скандинавии по пути на родину. В частности, он пишет предисловие к будущей книге, которое не вошло в ее окончательный текст и сохранилось только в архивах. Оно многозначительно уже по одному тому, что свидетельствует, какое значение придавал Рид убедительному раскрытию «идей, которые овладевают русскими массами». Неодолимое движение масс, поднявшихся до революционной сознательности, он стремился уловить и показать в своей книге. Здесь ключ к ней.

Подчеркивая, что «в России все атрибуты буржуазно-демократического государства заменены новой идеологией», Рид делает важные и глубокие наблюдения и выводы: «Это патриотизм, но и верность интернациональному братству рабочего класса; это долг, и люди с радостью умирают во имя него, по долг революционный; это честь, но новый вид чести, основанный на человеческом достоинстве и счастье, а не чудовищная честь аристократии крови и денег, выражающаяся в правилах, рассчитанных на «джентльменов»; это дисциплина, революционная дисциплина, которую я надеюсь показать на этих страницах; и русские массы сами показали, что они способны не только руководить собой, но и открыть новую, всеобъемлющую форму цивилизации».