- Вот ты ерничаешь, а если серьезно, то говорят, есть души, которые больше не воплощаются на нашей планете. Как приятно узнать, от тех, кто мотает долгий срок, что оказывается можно вернуться домой. Оказывается, многие выброшенные духи из колыбели мира, собираются вернуться, туда, где миром правит любовь!  Что наша жизнь, эта песчинка для того духа, который присутствует во мне, ему на мою одну жизнь наплевать (по херу). У него планы через несколько жизней (или десятков, а может быть сотни), отмотать здесь свой срок. А сколько жизней будет - десятки или сотни вроде по барабану. Будет стоко, скоко надо. Конечно, можно подумать об условно досрочном освобождении, но как?

Я осторожно посмотрел на Калинина, поманил указательным пальцем, что бы Калинин склонил голову. Подвинулся ближе и сказал:

- Саня! "Надо рвать когти. На космодром, там захватить звездолет и прямиком на Сириус. - Не проходит. Звездолеты еще не изобрели. Научно-Техническая-Революция на земле к межзвездным перелетам не готова.

- Твою мать, это называется приплыли. Замуровали демоны, замуровали. Конечно, Юра, бунтовать можно сколько угодно - весь бунт сведется к матерным выкрикам и напрасной беготне из комнаты в комнату. Бог на подобный мятеж не обратит особого внимания, разве что посмеется от души, в крайнем случае, урежет пайку за поведение человека, не вставшего на путь исправления. Сам он, вероятно, внимательно наблюдает за развитием нашего общества и порой вмешивается, но лишь для того, чтобы предотвратить особо опасные конфликты. Сейчас многие из нас даже и не догадываются, почему мы здесь. Все вроде признают, да есть НЛО, есть другие цивилизации. Вот встал вопрос, как свинтить с планеты, дак нету никого. Нету ни одного помощника.

- Саша, ты меня извини за это поведение, ну по большому счету, для меня истина давно. Просто интересно было, за тобой понаблюдать. А сам я не озвучивал это, что бы ты не подумал, что я не в себе. Я с тобой, абсолютно согласен. Наш мир никогда не был божественен по своей сути. Вспомним третьего человека на земле - Каина... Ведь убил, родного брата убил из зависти, всего лишь из зависти! Мы никогда хорошо-то на земле не жили. То есть с момента сотворения мира в ходу были дразнилки разные, да обзывалки. Может быть, это и есть школа любви, если по интелегентному говорить, а если по-нашему по-простому, то правильно ты говоришь, на исправлении мы здесь. На свободу с чистой совестью – Я откусил кусок мяса с шампура и продолжил дальше – читал, что во вселенной места и похуже, двухмерные миры. Так что нам еще повезло, что не отправили на общий режим, а в колонию поселение. В мудрых книгах написано, что на общем режиме вообще звиздец, шаг влево, шаг вправо, а также прыжок на месте считается попыткой к бегству и аннигиляция души без всякого предупреждения. Понял, да. Душа уже не может пробиться к любви и поэтому там сразу распыление идет за совершенный проступок.

- А как же жить дальше Юра? Когда мы это все понимаем? На хера я столько денег заработал?

- Как жили, так и будем жить. Все грешны, но, даже научившись ползать по земле и трясти погремушками, мы остаемся где-то в начале пути со своей неземной и тонкими чувствами душой, той, что соткана из солнечного и божественного света. У нас всегда есть выбор, идя по дороге, смотреть по ее разные стороны. На одной стороне располагается омерзительная помойка, а на другой прекрасное поле. У нас всегда есть выбор, смотреть на помойку или смотреть на красивейшее поле. Этот выбор у нас никто не отменял. Мы сами делаем выбор куда смотреть. А я сегодня помолюсь за тебя и за твоих кавказцев.

ЧЕРЕЗ СОРОК ЛЕТ.

– Радость-то, радость, какая, – говорил он, обнимая меня. – Сколько лет, сколько зим! Я уже и не чаял, что встретимся! От такой искренней радости мне стало неловко. Я всегда хорошо относился к Сереже Тестову, считал его хорошим человеком, но так обрадоваться встрече с ним никогда бы не смог.

– Как ты Сергей Геннадьевич? – спросил я, когда эмоции поутихли.

– Нормально, Юра, нормально – грустно сказал он. – Живу в деревне. С женой до сих пор не разошлись. Бабка у меня сейчас вредная стала, живет в городе одна. Я здесь живу, душа правда мается в одиночестве, но никому не притягивается. Бабка, правда, обо мне заботится, мебель новую привезла. А я давно уже живу в пространстве теледрузей, телеполитики и сериалов, даже на огород не хожу.

– А как Арина, как внуки? – спросил я, о его дочери и ее детях.

– В Москву уехала с мужем, супруг то ее большим пизнесменом таперича стал, мильенами ворочает. Да что я все о себе, как ты то? Ко мне то, какими судьбами?

На первую часть вопроса ответить мне было нечего, потому я сразу же перешел ко второй.

– Выпить хочу.

– Водка у меня есть, сколько хочешь, сейчас соорудим, что ни будь и на закусь, на зуб положить - не раздумывая, пригласил меня к столу дедуля (дедом я его считал, потому что он был меня постарше на два года).

У меня теперь все как в столицах, – добавил он, показывая на новую обстановку в избе. – Немецкая, живу в таких мебелях, прости меня Господи, как католик какой ни будь, а то супруге слова поперек не скажи, сразу: «ты, деревня, совсем от Запада отстал», дык, приходится соответствовать. Она изредка приезжает, на этот, уик-энд. Мы стали садиться, а Серега хоть некоторым образом и ругнул католического производителя мебели, зорко следил, какое впечатление произведет на меня его продукция. Пришлось похвалить

– Да, хорошие мебеля, у нас до сих пор делать не научились. Ну, да ладно, давай за здравие, первую. Будь здоров – приподнимая стопку, сказал я, а потом у нас быстро пронеслась и вторая, и третья чарка. В голове зашумело и нас одновременно развезло.

– «Мусипуси, миленький мой. Я горю, я вся во вкусе рядом с тобой. Я как бабочка порхаю над всем, и всё без проблем...» – тихо, но с душой, запел я. Мои глаза чуть–чуть увлажнились, и я продолжил.

– Да, какое было время, какие были песни! Это же было искусство! Разве сейчас так поют? А помнишь, какие юмористы были. Один Паша Воля чего стоил. Как он шутил, как поддевал, в Комеди клаб. Вот у него был юмор, тонкий, интеллигентный! А Региночка Дубовицкая? Нынешние юмористы, – я пренебрежительно махнул рукой, – сплошная пошлятина. – Да, в наше время все было по-другому! А какие были люди!

Меня развезло, я мотнул головой и стукнул кулаком по столу и с надрывом произнес:

- Я очень хочу вернуться в юность. Именно в свою счастливую юность. Почему? Я ведь всегда живу настоящим. Мне и здесь хорошо. – тут я посмотрел на Тестова мутным взглядом – Но, понимаешь, в прошлом было много того, что хотелось бы еще раз пережить. Жалко конечно, что ведь не все вернутся в то время, значит, это уже будет другая молодость, без тех, прежних, людей. Я бы некоторые вещи переиграл. Я бы больше помогал людям. Я бы больше любил людей. Да, народ сволочной сейчас, только бабки на уме, но все равно я их любил бы больше.

Тестов с трудом сконцентрировал свой взгляд, остановил его на моей переносице и трезвым голосом ответил:

- И я не хочу, не хочу и все, хотя я тебя старше. Не хочу возврата, мне хорошо сейчас и здесь. Мне уютно в моем теле, в моей берлоге. И терять это ради какой-то молодости? Ни за какие коврижки! У всякого возраста есть свои прелести, и я не хочу их пропускать.

- А ты меня уважаешь? – вдруг спросил я

- Я тебя люблю – ответил Тестов

После этого мы крепко обнялись, и я стал собираться к себе в деревню. Вызвал такси и поехал. В деревню, за 80 километров, сейчас я мог позволить себе это. На пути в деревню, попросил таксера остановить у палатки и прихватил чекушку. Почему-то захотелось догнаться. Когда доехали, я попросил в саму деревню не заезжать, хотелось пройти метров триста, до дома пешком. Дорога к дому вдруг неожиданно стала выгибаться по горизонтали и по вертикали идти зигзагами. Трудно было сохранять равновесие. Екатерина, увидев меня, молча, вздохнула и пошла, спать на печку.