Даже вполголоса мы не певали,

Мы горемыки-певцы!

Под берегами мы ведра прождали,

Словно лентяи-пловцы.

Старость подходит — недуги да горе!

Жизнь бесполезно прошла.

Хоть на прощанье в открытое море,

В море царящего зла

Прямо и смело направить бы лодку.

Сунься-ко!.. Сделаешь шаг,

А на втором перервут тебе глотку!

Друг моей юности (ныне мой враг)!

Я не дивлюсь, что отчизну любезную

Счел ты за лучшее кинуть.

Жить для нее — надо силу железную,

Волю железную — сгинуть.

Науму паточный завод

И дворик постоялый

Дают порядочный доход.

Наум — неглупый малый:

Задаром сняв клочок земли,

Крестьянину с охотой

В нужде ссужает он рубли,

А тот плати работой —

Так обращен нагой пустырь

В картофельное поле…

Вблизи — Бабайский монастырь,

Село Большие Соли,

Недалеко и Кострома.

Наум живет — не тужит,

И Волга-матушка сама

Его карману служит.

Питейный дом его стоит

На самом «перекате»;

Как лето Волгу обмелит

К пустынной этой хате

Тропа знакома бурлакам:

Выходит много «чарки»…

Здесь ходу нет большим судам;

Здесь «паузятся» барки.

Купцы бегут: «Помогу дай!»

Наум купцов встречает,

Мигнет народу: не плошай!

И сам не оплошает…

Кипит работа до утра:

Всё весело, довольно.

Итак, нет худа без добра!

Подумаешь невольно,

Что ты, жалея бедняка,

Мелеешь год от года,

Благословенная река,

Кормилица народа!

Люблю я краткой той поры

Случайные тревоги,

И труд, и песни, и костры.

С береговой дороги

Я вижу сотни рук и лиц,

Мелькающих красиво,

А паруса, что крылья птиц,

Колеблются лениво,

А месяц медленно плывет,

А Волга чуть лепечет.

Чу! резко свистнул пароход;

Бежит и искры мечет,

Ущелья темных берегов

Стогласым эхом полны…

Не всё же песням бурлаков

Внимают эти волны.

Я слушал жадно иногда

И тот напев унылый,

Но гул довольного труда

Мне слышать слаще было.

Увы! я дожил до седин,

Но изменился мало.

Иных времен, иных картин

Провижу я начало

В случайной жизни берегов

Моей реки любимой:

Освобожденный от оков,

Народ неутомимый

Созреет, густо заселит

Прибрежные пустыни;

Наука воды углубит:

По гладкой их равнине

Суда-гиганты побегут

Несчетною толпою,

И будет вечен бодрый труд

Над вечною рекою…

Мечты!.. Я верую в народ,

Хоть знаю: эта вера

К добру покамест не ведет.

Я мог бы для примера

Напомнить лица, имена.

Но это будет смело,

А смелость в наши времена —

Рискованное дело!

Пока над нами не висит

Ни тучки, солнце блещет, —

Толпа трусливого клеймит,

Отважным рукоплещет,

Но поднял бурю смелый шаг, —

Она же рада шикать,

Друзья попрячутся, а враг

Спешит беду накликать…

О Русь!..

. . . . . . . . . . . . . . .

Науму с лишком пятьдесят,

А ни детей, ни женки.

Наум был сердцем суховат,

Любил одни деньжонки.

Он говорил: «Жениться — взять

Обузу! А „сударки“

Еще тошней: и время трать,

И деньги на подарки».

Опровергать его речей

Тогда не приходилось,

Хоть, может быть, в груди моей

Иное сердце билось,

Хотя у нас, как лед и зной,

Причины были розны:

«Над одинокой головой

Не так и тучи грозны;

Пускай лентяи и рабы

Идут путем обычным,

Я должен быть своей судьбы

Царем единоличным!»

Я думал гордо. Кто не рад

Оставить миру племя?

Но я родился невпопад —

Лихое было время!

Забыло солнышко светить,

Погас и месяц ясный,

И трудно было отличить

От ночи день ненастный.

Гром непрестанно грохотал,

И вихорь был ужасен,

И человек под ним стоял

Испуган и безгласен.

Был краткий миг: заря зажгла

Роскошно край лазури,

И буря новая пришла

На смену старой бури.

И новым силам новый бой

Готовился… Усталый,

Поник я буйной головой.

Погибли идеалы,

Ушло и время… Места нет

Желанному союзу.

Умру — и мой исчезнет след!

Надежда вся на музу!