Ближе и лай, и порсканье и крик —

Вылетел бойкий русак-материк!

Гикнул помещик и ринулся в поле…

То-то раздолье помещичьей воле!

Через ручьи, буераки и рвы

Бешено мчится, не жаль головы!

В бурных движеньях — величие власти,

Голос проникнут могуществом страсти,

Очи горят благородным огнем —

Чудное что-то свершилося в нем!

Здесь он не струсит, здесь не уступит,

Здесь его Крез за мильоны не купит!

Буйная удаль не знает преград,

Смерть иль победа — ни шагу назад!

Смерть иль победа! (Но где ж, как не в буре,

И развернуться славянской натуре?)

Зверь отседает — и в смертной тоске

Плачет помещик, припавший к луке.

Зверя поймали — он дико кричит,

Мигом отпазончил, сам торочит,

Гордый удачей любимой потехи,

В заячий хвост отирает доспехи

И замирает, главу преклоня

К шее покрытого пеной коня.

Много травили, много скакали,

Гончих из острова в остров бросали,

Вдруг неудача: Свиреп и Терзай

Кинулись в стадо, за ними Ругай,

Следом за ними Угар и Ромашка —

И растерзали в минуту барашка!

Барин велел возмутителей сечь,

Сам же держал к ним суровую речь.

Прыгали псы, огрызались и выли

И разбежались, когда их пустили.

Ревма-ревет злополучный пастух,

За лесом кто-то ругается вслух.

Барин кричит: «Замолчи, животина!»

Не унимается бойкий детина.

Барин озлился и скачет на крик,

Струсил — и валится в ноги мужик.

Барин отъехал — мужик встрепенулся,

Снова ругается; барин вернулся,

Барин арапником злобно махнул —

Гаркнул буян: «Караул! Караул!»

Долго преследовал парень побитый

Барина бранью своей ядовитой:

«Мы-ста тебя взбутетеним дубьем

Вместе с горластым твоим холуем!»

Но уже барин сердитый не слушал,

К стогу подсевши, он рябчика кушал,

Кости Нахалу кидал, а псарям

Передал фляжку, отведавши сам.

Пили псари — и угрюмо молчали,

Лошади сено из стога жевали,

И в обагренные кровью усы

Зайцев лизали голодные псы.

Так отдохнув, продолжают охоту,

Скачут, порскают и травят без счета.

Время меж тем незаметно идет,

Пес изменяет, и конь устает.

Падает сизый туман на долину,

Красное солнце зашло вполовину,

И показался с другой стороны

Очерк безжизненно-белой луны.

Слезли с коней; поджидают у стога,

Гончих сбивают, сзывают в три рога,

И повторяются эхом лесов

Дикие звуки нестройных рогов.

Скоро стемнеет. Ускоренным шагом

Едут домой по холмам и оврагам.

При переправе чрез мутный ручей,

Кинув поводья, поят лошадей —

Рады борзые, довольны тявкуши:

В воду залезли по самые уши!

В поле завидев табун лошадей,

Ржет жеребец под одним из псарей…

Вот наконец добрались до ночлега.

В сердце помещика радость и нега —

Много загублено заячьих душ.

Слава усердному гону тявкуш!

Из лесу робких зверей выбивая,

Честно служила ты, верная стая!

Слава тебя, неизменный Нахал, —

Ты словно ветер пустынный летал!

Слава тебе, резвоножка Победка!

Бойко скакала, ловила ты метко!

Слава усердным и буйным коням!

Слава выжлятнику, слава псарям!

Выпив изрядно, поужинав плотно,

Барин отходит ко сну беззаботно,

Завтра велит себя раньше будить.

Чудное дело — скакать и травить!

Чуть не полмира в себе совмещая,

Русь широко протянулась, родная!

Много у нас и лесов и полей,

Много в отечестве нашем зверей!

Нет нам запрета по чистому полю

Тешить степную и буйную волю.

Благо тому, кто предастся во власть

Ратной забаве: он ведает страсть,

И до седин молодые порывы

В нем сохранятся, прекрасны и живы,

Черная дума к нему не зайдет,

В праздном покое душа не заснет.

Кто же охоты собачьей не любит,

Тот в себе душу заспит и погубит.