Изменить стиль страницы

[1. С. 778—779]

«Смерть Толи потрясла нас, так же как очень многих во всем мире. Это был героический финал удивительной жизни, трагической и счастливой. Сейчас мы понимаем, что это также финал целой эпохи правозащитного движения — у истоков которого стоял Марченко с его «Показаниями»!

В воскресенье мы с Люсей случайно включили телевизор днем — чего мы обычно не делаем. Показывали пьесу Радзинского «Лунин, или Смерть Жака» — о декабристе Лунине. Нас поразило совпадение основных линий в пьесе и в судьбе и трагедии Марченко. Лунин в камере перед смертью — он знает, что скоро придут убийцы — вспоминает всю свою жизнь, сопоставляя ее с жизнью другого бунтаря из прочитанной им когда-то книжки. Он вспоминает, как Константин (брат царя) предлагал ему бежать, чтобы избежать ареста, а он не воспользовался предложением, и думает словами из книги: «Хозяин думает, что раб всегда убегает» (если у него есть такая возможность). И далее: «Но всегда в Империи находится человек, который говорит: Нет!» Это Лунин! И это — Марченко». (Марченко неоднократно предлагали выехать в Израиль. — Сост.)

[5. С. 27—28]

15 декабря

На квартире Сахаровых в Горьком неожиданно установили телефон.

16 декабря

Звонок М. С. Горбачева, сообщившего А. Д. Сахарову, что они с женой могут вернуться в Москву.

А. Д. Сахаров: «Далее — на основе записи из моего дневника, с некоторыми комментариями.

В три часа позвонили. Я взял трубку. Женский голос: «С вами будет говорить Михаил Сергеевич». «Я слушаю». (Люсе: «Это Горбачев». Она открыла дверь в коридор, где происходил обычный «клуб» около милиционера, и крикнула: «Тише, звонит Горбачев». В коридоре замолчали). «Здравствуйте, это говорит Горбачев». — «Здравствуйте, я вас слушаю». — «Я получил ваше письмо, мы его рассмотрели, посоветовались». Я не помню точных слов Горбачева, с кем посоветовались, но не поименно, и без указаний, в какой инстанции. «Вы получите возможность вернуться в Москву, Указ Президиума Верховного Совета будет отменен. (Или он сказал — действие Указа будет прекращено. — А. С.) Принято также решение относительно Елены Боннэр». Я — резко: «Это моя жена!» Эта моя реплика была эмоциональной реакцией не столько на неправильное произношение фамилии Боннэр (с ударением на последнем слоге), а главным образом на почувствованный мной оттенок предвзятого отношения к моей жене. Я доволен своей репликой! Горбачев: «Вы сможете вместе вернуться в Москву. Квартира в Москве у вас есть. В ближайшее время к вам приедет Марчук. Возвращайтесь к патриотическим делам!» Я сказал: «Я благодарен вам! Но несколько дней назад в тюрьме убит мой друг Марченко. Он был первым в списке в письме, которое я вам послал. Это было письмо с просьбой об освобождении узников совести — людей, репрессированных за убеждения». Горбачев: «Да, я получил ваше письмо в начале года. Многих мы освободили, положение других облегчено. Но там очень разные люди». Я: «Все осужденные по этим статьям осуждены незаконно, несправедливо, они должны быть освобождены!» Горбачев: «Я не могу с вами согласиться».

Я: «Я умоляю вас еще раз вернуться к рассмотрению вопроса об освобождении людей, осужденных за убеждения. Это — осуществление справедливости. Это — необычайно важно для всей нашей страны, для международного доверия к ней, для мира, для вас, для успеха всех ваших начинаний…»

[5. С. 29—30]

22 декабря

Отъезд из Горького и 23 декабря в 7-00 встреча в Москве на Ярославском вокзале.

1987

Январь

Интервью корреспондентам «Литературной газеты» Олегу Морозу и Юрию Росту. Интервью опубликовано не было. Отрывки напечатаны в посвященном Сахарову мемориальном выпуске «ЛГ-Досье»:

«В 1948 году я вошел в исследовательскую группу, которая занималась разработкой термоядерного оружия. В то время все мы были убеждены, что наша работа необходима для мирового равновесия… Работали мы с увлечением и с ощущением, что это нужно. Грандиозность задачи, трудность ее усиливали впечатление, что мы делаем героическую работу. Но я каждую минуту своей жизни понимаю, что если все же произойдет это величайшее несчастье — термоядерная война — и если я еще буду иметь время о чем-то подумать, то моя оценка моей личной роли может трагически измениться».

[8. С. 17—19]

А. Д. Сахаров (из беседы с государственными деятелями США — Г. Киссинджером, Дж. Киркпатрик, С. Взнсом, Брауном и другими, начало 1987 г.):

«…По моему убеждению, следует опасаться не нормального развития в СССР открытого и стабильного общества с мощной в основном мирной экономикой, а потери мировой стабильности и одностороннего военно-промышленного развития закрытого, экспансионистского общества.

Дополнение 1988 г. Отвечая на аналогичные вопросы сейчас, я считаю необходимым подчеркнуть, что Запад должен активно поддерживать процессы перестройки, широко сотрудничая с СССР в вопросах разоружения, экономики, науки и культуры. Но эта поддержка должна осуществляться «с открытыми глазами», не безусловно. Антиперестроечные силы должны понимать, что любой их успех, любое отступление перестройки одновременно будет означать срыв поддержки Запада. Это уточнение позиции отражает мою озабоченность «зигзагами» перестройки».

[5. С. 44—46]

14—16 февраля

Выступления на «Московском Форуме за безъядерный мир, за выживание человечества».

А. Д. Сахаров: «Я согласился принять участие в состоявшемся 14—16 февраля в Москве «Форуме за безъядерный мир, за выживание человечества» и выступал на трех заседаниях. Мое решение привлекло большое внимание, некоторые одобряли его, некоторые осуждали, многие характеризовали как сенсационное. Но для меня оно было самоочевидным.

Мои взгляды сформировались в годы участия в работе над ядерным оружием; в активных действиях против испытаний этого оружия в атмосфере, воде и космосе; в общественной и публицистической деятельности; участии в правозащитном движении и в горьковской изоляции. Основы позиции отражены в статье 1968 года «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», но изменяющаяся жизнь требовала ответных изменений конкретного ее воплощения. В особенности это относится к последним переменам во внутренней жизни и внешней политике СССР. Главными и постоянными составляющими (ingredients) в моей позиции являются: мысль о неразрывной связи сохранения мира с открытостью общества, с соблюдением прав человека так, как они сформулированы во Всеобщей декларации прав человека ООН; убеждение, что только конвергенция социалистической и капиталистической систем — кардинальное, окончательное решение проблемы мира и сохранения человечества.

Я понимал, что участие в Форуме неизбежно будет в той или иной степени использовано для чисто пропагандистских целей. Но я исходил из того, что положительное значение публичного выступления после того, как многие годы мой рот был полностью зажат, — гораздо существенней.

Мысли, высказанные мной, отличаются во многом от официальной советской позиции, во многом же совпадают с ней. В обоих случаях это мои мысли, мои убеждения.

Первое выступление состоялось на заседании, посвященном сокращению стратегических вооружений, второе — на заседании по противоракетной обороне и программе СОИ, третье — на заседании по проблеме запрещения подземных испытаний. Особенное значение я придаю второму выступлению, в котором высказываюсь за отмену принципа «пакета», то есть за отказ СССР от жесткой обусловленности соглашений по сокращению термоядерного оружия заключением соглашения по СОИ, а также соображениям по безопасности ядерной энергетики в третьем выступлении. Я бы хотел широкой общественной дискуссии по этим вопросам.