В этих условиях нужно было иметь известное мужество, чтобы выступить против личного протеже партийного вождя. Да и над всей Академией нависла реальная угроза.

Несмотря ни на что, Сахаров не поступился своими убеждениями. Нуждин после нескольких выступлений истинных ученых, и в том числе Сахарова, был провален. А разгром Академии наук был предотвращен лишь благодаря тому, что сразу после злополучной сессии Хрущев был смещен со своего поста, а вслед за ним потерпел личное крушение и сам Лысенко.

Трудно сказать, к какому результату привела бы соглашательская политика в этой истории и на сколько лет затормозилось бы дело подъема биологических наук в СССР после тридцатилетнего засилия в ней лысенкоистов.

Мне думается, что эта борьба Андрея Дмитриевича за интересы науки оказалась принципиально важной и для него самого. Благодаря этой борьбе в нем открылось нечто такое, что выделило его из среды многих коллег: способность к общественной деятельности, отсутствие страха перед давлением любого рода, принципиальность во всем. В годы, когда он выступил на общественном поприще в качестве оппонента лысенкоизму, он еще не проявил себя борцом за идеалы гуманизма, что принесло ему мировое признание. Это была, возможно, первая проба сил, но проба, четко продемонстрировавшая силу этого удивительного человека.

Заканчивая, я хотел бы рассказать об одной из своих встреч с Игорем Евгеньевичем Таммом, оказавшим мне в жизни огромную, неоценимую помощь тем, что привлек меня к работе в области биофизики в 1957 году. Начиная с этого времени, я частенько встречался с ним дома, обсуждая новости биологии. Однажды вечером, когда мы пошли перед сном прогуляться по набережной у дома Игоря Евгеньевича, он вдруг рассказал мне об одной своей ошибке. У Тамма была присущая только ему манера говорить. Слова из него летели быстро, как будто пулеметными очередями. Это была образная, яркая речь одного из выдающихся мыслителей современности, и его рассказы запали в душу навсегда. Вот так же запомнился и этот рассказ.

"Знаете, — начал он, — я довольно редко ошибался в людях, особенно в начинающих студентах. Когда я преподавал, через мои руки прошло немало талантливых ребят, и их можно было усмотреть довольно быстро. Но однажды Дау[18] привел мне студента, кажется, третьего курса, Сахарова, предлагая мне заниматься с ним индивидуально.[19] Мы сели поговорить и проговорили долго. "Знаете, молодой человек, — сказал я тогда Сахарову, — из Вас вряд ли выйдет настоящий физик. У Вас какой-то гуманитарный склад ума". Но прошло три года — и я делал с Сахаровым водородную бомбу. Вот как я ошибся", — заключил Тамм.

Тамм был убежден, что он тогда ошибся, но, как видим, даже в этом вопросе великий Тамм оказался на высоте. Несомненно, Сахаров стал выдающимся физиком, но время подтвердило и то, насколько прав был в первоначальной оценке внутренней природы Андрея Дмитриевича один из его учителей — И.Е. Тамм. Талант Сахарова оказался неоднозначным — он стал выдающимся физиком-теоретиком и одновременно с этим крупнейшим гуманистом нашего времени.

Андрей Дмитриевич Сахаров 5 декабря 1976 г.

на демонстрации у памятника Пушкину

С. Каллистратова

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ САХАРОВ…

Это не только глубокий ум ученого, это не только чуткая совесть гражданина, это не только мужество борца за справедливость. Это — большое доброе сердце, отзывчивое на чужую боль. Это стремление помочь не только людям, но и каждому отдельному человеку, попавшему в беду.

Недавно на обыске у меня дома изъяли целую груду писем, адресованных Андрею Дмитриевичу Сахарову, и копий ответов на эти письма. Писали интеллигенты и рабочие, крестьяне и пенсионеры, писали старики, юноши, девушки и даже дети. Писали порой по фантастическим адресам: Москва, защитнику прав А.Д. Сахарову; Москва, Комитет защиты прав человека и т.д. И письма тогда еще доходили. Письма шли со всех концов страны, из больших городов и маленьких деревень. И каждый листок — как последний крик отчаявшегося человека о помощи, о защите. Несправедливо осудили, и никто не хочет разобраться в деле — отвечают отписками. Отказывают больному старику в пенсии. Незаконно отобрали дом, выстроенный на сбережения целой семьи. Не помещают в больницу. Не предоставляют жилья. И сотни других вопросов. Автор письма перечисляет десятки официальных ответов — формальных отписок на десятки поданных в советские инстанции жалоб. И каждый просит: "Помогите добиться правды, справедливости". Андрей Дмитриевич находил время и силы читать все и всем отвечать. По многим письмам он от своего имени обращался в Прокуратуру, в Министерство социального обеспечения и в Министерство здравоохранения, в райисполкомы и т.д. Увы, как правило, он не получал ответов из "инстанций". Зато как искренне благодарили его в повторных письмах люди, получившие от него советы, разъяснения и просто сочувствие, человеческие отклики.

Незаконная ссылка Андрея Дмитриевича пресекла поток писем. Наверное, люди еще пишут. Но письма уже не доставляются адресату. И вот эта переписка — изъята КГБ как "крамольная", "преступная". И будут лежать письма, полные человеческой боли, и ответы, полные душевного сочувствия, пока их не сожгут "как не имеющие ценности". И вряд ли кто-либо теперь прочтет эту переписку. А жаль! Не только материал для интересных социологических исследований дает эта переписка. Много практических выводов на модную сейчас тему "Жалобы и письма трудящихся" можно извлечь из этой переписки.

Изолированный от друзей, лишенный всякой возможности общаться с людьми, подвергающийся моральному (а порой и физическому!) насилию со стороны властей, Андрей Дмитриевич был, есть и будет правозащитником в самом высоком смысле этого слова.

В день 60-летия мне хочется сказать Андрею Дмитриевичу: "Вы очень нужны нам, Вашим друзьям, Вы очень нужны нашему больному обществу!".

Н. Комарова-Некипелова

"Как-то к нам попало письмо…"

Как-то к нам попало письмо, совершенно необычное по своему содержанию и исполнению. Оно было таким простым и так наполнено было бедой и каким-то одиноким отчаянием, что невольно вошло в память со всей орфографией, все, как есть.

Я сознательно не привожу адрес человека, написавшего его, чтобы как-то не повредить ему.

Письмо было адресовано А.Д. Сахарову. А в нем значилось: