— А что, Лада Баженовна, супруг ваш также на лесть сладкую скор, а? — Старательно пытаясь высмотреть в наших с Толстоватым глазах намек на насмешку, протянула полковничья жена.
— Да все они такие, как коты шкодливые. Те тоже, сначала крынку перевернут, а потом за лаской с мурлыканьем лезут, не замечая, что вся морда в сметане. — Со вздохом согласилась Лада.
Мы с полковником одновременно хмыкнули, но спорить не рискнули. На дам отходняк накатил, вот они и отводят душеньку. Перетерпим.
А гуляние с покатушками на тройке и впрямь удалось. Весело звенели бубенцы и колокольцы, фыркали лошади, встряхивая гривами с заплетенными в них яркими шелковыми лентами, грохотали мощными копытами по заснеженной брусчатке, под залихватский свист возницы и его же, распугивающие нарядных прохожих, крики: «Поберегись!!!». На площадях и перекрестах рекой лился горячий сбитень, да кисели. Крутились самодельные кончанские карусели, хвалясь да соревнуясь меж собой, резной отделкой и яркими, невозможными красками, с залитых на площадях горок, с визгом и хохотом катался столичный люд, а на Волхове уже собирались дюжие мужики, ломали шапки и, хвастаясь, зазывали народ в стенку. Хольмград праздновал Новый Год, размашисто, весело, с присвистом и переплясом, как и положено ражему купцу, что и мошны не упустит и в пьянке да драке сдюжит, не сломается, да и коленца лихие в танце откалывать мастак. Чудный день.
Домой вернулись, уже в темноте. Ввалились веселой гурьбой в двери, довольные, раскрасневшиеся от мороза и хмельного меда. Правда, дети явно притомились и уже сонно хлопали глазами, но ведь и время — то позднее. Пока Лада с Вереей укладывали их спать, мы с Вентом Мирославичем обнаружили, что в доме пусто. Черт! Я совсем забыл о выходном! Негоже было заставлять людей работать, когда все отдыхают, вот и отпустил их на пару дней, сразу после того, как подарки разобрали.
— Ну ничего. Не один Лейф у нас готовить умеет. Да и ты Вент Мирославич, помнится, в походе чудесный чаек из ничего заваривал, а? Тряхнем стариной?
— Какая ж то старина, Виталий Родионович? — Усмехнулся Толстоватый. — И пяти лет не прошло, как ты меня «на пленэр» вытаскивал, со старшим курсом училища… Забыл?
— Нет, Лада Баженовна, вы только взгляните, опять они о старом!
— Молчим — молчим, лебедушки — молодушки наши. — Тут же поднял я руки вверх. Уж не знаю, что хотели сказать наши жены, они не успели. Вент Мирославич шибанул из орудия главного калибра.
— Устали, наверное, красавицы? Проголодались… — Сладким тоном протянул Толстоватый, отчего Лада с Вереей явно опешили. — Вот уж и сказать — то ничего не можете. А идите — ка вы милые в гостиную, поговорите о своем, о… девичьем, а мы пока чайку согреем.
От елея в голосе друга, даже я немного ошалел, а тот, словно гипнотизер, продолжал разливаться соловьем, а потом и вовсе подхватил под локотки дам, взирающих на него изрядно замутившимся взглядом. И увел! Ну, точно, заклинатель змей, ха!
Ну и замечательно, а мне пора на кухню, изыскивать резервы. За день такой аппетит нагуляли, что без небольшого полночного ужина тут точно не обойтись.
Спустя несколько минут, вернулся Толстоватый, и мы отправились в набег на запасы Творимира. Ох, и обрадуется же он, когда вернется с праздников. Хм.
Выпроваживать гостей заполночь не стали, благо гостевые комнаты в доме в достатке… если не сказать в избытке.
А утром, проснувшись первым, я развил бурную деятельность, так что, к моменту, когда проснулась Лада, рядом с ней на столике уже стояла чашка кофия и белоснежная роза из зимнего сада Смольяниной. А наших гостей ждали свертки, ради которых, я звонком поднял на ноги дворецкого в их доме. За окном было еще темно, но ждать, пока развиднеется, я был не намерен. А потому, будил жену и гостей, быстро и эффективно… звуком пожарной сирены с характерным перезвоном рынды.
Приготовленный на скорую руку завтрак из тостов и нежного омлета, сдобренный ломтиками розовой ветчины и пряным сыром, ушел за милую душу, после чего наши гости вдруг засобирались домой.
— Куда?! — Воскликнул я. — Я для чего вашего дворецкого ни свет ни заря поднял? Свертки в комнате видели?
Супруги Толстоватые, переглянувшись, неуверенно кивнули.
— В них, ваши костюмы. Выезжаем через час.
— Куда?! — Какое слаженное трио, однако. Ладе тоже любопытно.
— Тебя это, кстати, тоже касается, дорогая. Твое платье, в моем гардеробе. Оно там единственное, так что не ошибешься. — Ухмыльнулся я.
— Как ты говорил, «земля квадратная, за углом встретимся»? — Вздохнула Лада, и полковник с супругой недоуменно взглянули на нас.
— И я был прав, разве нет? — Не обращая внимания на шалые взгляды гостей, я улыбнулся.
— И все — таки, Виталий Родионович, хотелось бы знать, куда же вы нас собираетесь везти? — Уточнил Вент Мирославич, под утвердительные кивки жены.
— Стоп — стоп — стоп. — Лада решительно махнула рукой. — Какие поездки?! А как же дети?
— Рогнеда Болховна, уже полтора часа, как вернулась. — Пожал я плечами.
— Поня — ятно. — Протянула жена. — Все предусмотрел, заговорщик, да?
— Я старался. — Гордо киваю.
— Ладно уж, но теперь — то признаешься, что задумал? — Со вздохом сдалась Лада.
— Ничего особенного. — Я притворно отмахнулся. — Соколиную охоту.
Глава 3. Давление, как эффективный инструмент
Охота, устроенная «потомком Тараса», для преподавательского состава училища, в качестве теста на жизнеспособность идеи, удалась на славу. Два, присланных братом атаманца, кречета уже освоились на новом месте и сегодня ловко загнали в землю трех воронов. Здесь, их сроду никто не гонял, вот и обленились черные бестии. По крайней мере, так пояснил сам Бульба, неотлучно пребывавший в нашей компании и с удовольствием разъяснявший все особенности разворачивающегося перед нами действа. На мой же вопрос, чем интересна такая добыча, как ворон, атаманец пожал плечами и усмехнулся.
— Зрелище, господин директор. Птицу, или зайца, а то и лису, кречет с одного удара бьет, а вот во? роны! Хитрые птицы способны поспорить с «охотниками», если не в скорости, то в маневренности, и наблюдать за их противостоянием… — Бульба закатил глаза, и мои спутники весело рассмеялись. А когда мы с атаманцем удивленно на них взглянули…
— Право, извините, курсант. — Отсмеявшись, заговорил Вент Мирославич. — Но у вас сейчас был такой вид! Точь в точь, как у Виталия Родионовича, когда он вспоминает о кулинарных талантах своего бывшего повара.
— Я бы даже уточнила, именно с таким видом, он чаще всего вспоминает знаменитые блинчики нашего Лейфа. — Заметила Лада, и я ностальгически вздохнул.
— А… Извините, если я окажусь невежлив, но… что случилось с вашим поваром? — С любопытством поинтересовался атаманец.
— Стал капитаном и возит ушкуйные товары с Руяна на Большую землю. А туда — вина… — Буркнул я, и с удивлением увидел, что такое настоящий разрыв шаблона. Впавший в ступор, с отвисшей челюстью и застывшим взглядом, атаманец производил довольно забавное впечатление. Впрочем, поведай мне кто — нибудь о такой карьере пусть даже самого виртуозного домашнего повара, я бы, наверное, отреагировал также…
— Но там же минная война, уж год, как ушкуйники с каперами море делят! — Воскликнул Бульба.
— Так и Лейф, не пальцем де… хм-м, м-да. — Оглянувшись на Ладу, я осекся.
После охоты, заехали в училище, где Толстоватый, с большим интересом, прошелся по учебным залам, тиру и малому полигону, организованному нами за оградой, чтобы не таскать постоянно курсантов за десяток километров, на полковое поле. А после полигона, Вент Мирославич на добрый час застрял в гараже, где долго ходил вокруг наших автомобилей, и с жадностью поглядывал в сторону зачехленных машин. Не знаю, может он подумал, что там находится что — нибудь каверзно — военное, но тут полковник промахнулся. Ничего интересного, кроме снегоуборочного комбайна и некой эрзац — пожарной машины, представлявшей из себя трактор с прицепной водяной бочкой, там не было.