Гневно раздуваемые ноздри выглядели вполне уместно на аристократическом лице Альфонса, подчеркивая его облик потомственного аристократа. Уверенная походка и прямая спина заставляли обратить внимание на его длинные стройные ноги и необычайно высокий рост. В пятьдесят шесть лет эта привычка стоила ему постоянных ноющих болей в спине, избавиться от которых он не мог даже с помощью самых хитроумных новинок. Как следствие, он обзавелся велосипедом — это средство помогало облегчить приступы острой боли и давало достаточно времени, чтобы без помех поразмыслить о том, чего ради он покинул Персию и что еще уготовило ему провидение.
Занимаясь хозяйственными делами, инспектируя укромные уголки, неизменно ускользавшие от внимания его подопечных, он, оберегая свой элегантный наряд, облачался в кожаный фартук, в кармашке которого хранились всевозможные приспособления для полировки и придания блеска. Он руководил более чем семидесятью пятью слугами, в обязанности которых входило заниматься стиркой, носить воду, дрова и уголь, потрошить птицу и чистить камины.
Он провел рукой по своей аристократической голове: тщательно зачесанные волосы прикрывали наметившуюся лысину. Он подкрашивал их остатками красящих смесей мадам Габриэль, полученных из желез улиток-гермафродитов. Впрочем, он слегка изменял их оттенок, добавляя в крем щепотку лазурита, чтобы не повторять в точности ее цвет и избежать, таким образом, скандальных сплетен. Недавно в ее красителе сброженные листья резеды сменили индиго. Обретя шокирующую кобальтовую окраску, придававшую ее волосам и ресницам сходство с морской водой и облаками, что ей очень понравилось, она отказалась сменить состав и ввести в него недавно полученный из каменноугольной смолы синтетический аналог индиго.
Он снова обвел взглядом столовую, накрытый на двоих стол, сияющие канделябры, серебряную посуду, нагревательные приборы для блюд, на которых были выгравированы переплетенные буквы MGO, фамильный герб Оноре. Он сложил и спрятал свой фартук в секретер красного дерева. Еще раз Альфонс критически взглянул на себя — на шелковые чулки и фалды фрака, поправил свой самый ценный аксессуар — золотую цепочку, которую Габриэль подарила ему в момент фривольного флирта после того, как он поразил ее своей игрой на ситаре — старинном персидском музыкальном инструменте, который она нашла очаровательным.
Она вплыла в столовую, передала ему свою шляпку, подождала, пока он выдвинет для нее стул, села и расправила юбки. Дрожащими руками он высвободил ее пальчики из плена перчаток, бережно, словно они были изготовлены из тончайшего хрусталя.
Она улыбнулась, когда он погладил ее пальцы. Приподняв его руку, она поцеловала его в раскрытую ладонь. Все-таки он был для нее великолепным помощником и бесценным приобретением. Его исполненные достоинства манеры и умение вести диалог с любым знатным вельможей из любой части света снова и снова вводили сановных особ в заблуждение, заставляя их полагать, что он находится в услужении у претенциозного аристократа. Но самое главное заключалось в том, что он был единственным человеком, знавшим о ней все — все ее тайны, победы и поражения, все ее достоинства и недостатки. С ним она могла быть Эстер, оставаясь Габриэль д'Оноре. Он развернул салфетку и положил ей на колени. Выражение ее лица смягчилось, когда она встретилась с ним взглядом, и он почувствовал, как раздражение, вызванное ее кажущимся равнодушием относительно попытки покушения на его шаха, куда-то улетучивается. Его больше не заботило, что она и не подумала принести извинения за то, что даже не дала себе труд хотя бы попытаться правильно выговорить имя шаха.
Она жестом предложила ему занять место напротив себя.
— Альфонс, я пригласила к нам ювелира-перса. Пожалуйста, распорядись сделать необходимые приготовления к его приезду.
— Перса? — переспросил Альфонс.
Интересно, как и где она наткнулась еще на одного перса? Альфонс поднялся с места и подошел к двери, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. Вернувшись, он налил немного вина в специальный кубок, предназначенный для того, чтобы пробовать вино на вкус, прежде чем подавать на стол. Его выковал кузнец по особому заказу, и Альфонс прикрепил его к цепочке, которую она ему подарила. Он покатал вино на языке, прежде чем наполнить ее бокал.
— Кто этот человек? — поинтересовался он, и нижняя губа у него задрожала. — Неужели мне придется страдать еще сильнее и терпеть рядом с собой перса-соперника?
— Нет, — откликнулась она, протянула руку и легонько сжала его пальцы, давая понять, что ценит его остроумие. — Это не то, что ты думаешь. Ты всегда будешь единственным, желанным, моим персом. А этот мужчина приедет к Симоне — он ювелир шаха. Он тебе понравится, вот увидишь. Я только надеюсь, что он не обманет ее ожиданий и интереса, который она питает к мужчинам. А потом нам будет легче приобщить ее к семейному делу д'Оноре. У нее есть все необходимое, чтобы стать maitresse en titre[27]. Когда-нибудь она будет представлена при дворе. Ее будут развлекать, как королеву.
Знаком отпустив слугу, прислуживавшего им за столом, Альфонс подвинул тарелку с молодыми побегами спаржи к мадам Габриэль. Он не хотел, чтобы Симона овладевала профессией, которой посвятили себя Габриэль и Франсуаза. Он рассчитывал, даже надеялся на то, что Симона, незаконный отпрыск этого жалкого негодяя, баварского графа, самостоятельно выберет себе будущее, пусть даже это и не понравится ее бабушке. И вообще, Франсуаза наверняка не выносила бы этого золотого ребенка в течение положенного срока, если бы не влюбилась без памяти в этого несчастного труса. Но стоило ему узнать, что она беременна, как он тут же удрал с какой-то гризеткой, даже не с дамой полусвета, у которой наличествовало бы хоть что-то, отдаленно похожее на стиль. К счастью, Симона не унаследовала ни желтую кровь отца, ни капризный характер матери. Зато ей достался в наследство дерзкий и непокорный характер, которым отличалась ее бабушка (эти скрытые способности Альфонс разглядел еще в те времена, когда ее ныне небесно-голубые кудри и лазурные ресницы были цвета выдержанного вина).
Альфонс собрался с мыслями и вернулся к реальности.
— Этот вопрос имеет и для меня большое значение, Габриэль. Вам что-то известно об этом ювелире?
— Bien sur, cher[28] Альфонс. Он не похож на мужчин-французов, с которыми до сих пор сталкивалась Симона. Он носит на лице трагическое выражение, как будто у него разбито сердце. Симона наверняка сочтет его романтичным. Но самое главное — он должен будет уехать из Парижа вместе с шахом, так что ни о каком длительном романе не может быть и речи. Это будет всего лишь кратковременная любовная связь, страсть на одну ночь, чтобы Симона вкусила своего первого сексуального наслаждения. А потом она станет более благосклонно относиться к другим своим поклонникам. — Взгляд мадам Габриэль остановился на Альфонсе, и у того возникло такое чувство, будто на него обрушился ливень сапфиров. — Я хочу, чтобы Симона изведала то, что было между нами. Все было просто замечательно, не правда ли, топ cher?
Он смотрел, как она отпила вина, положила в рот кусочек спаржи, и удивлялся своей привязанности, которая не только не угасала, но, кажется, становилась еще сильнее с каждой ее победой или поражением. Справедливости ради следует отметить, что, находясь рядом с ней, ему приходилось страдать едва ли не чаще, чем радоваться. Он безрассудно тратил на нее свое состояние, отказался от намерения добиться успеха на поприще коммерции и согласился стать ее дворецким, только бы быть с ней рядом. Каждый вечер, садясь в свой экипаж, она разбивала ему сердце, собираясь лечь в постель с другим мужчиной. Крестики, которые он лезвием бритвы вырезал на стене своей спальни, отмечая количество ее любовников, оставили след на большом пальце его правой руки и незаживающую рану в его душе. И все равно, невзирая на то, что он верил в реинкарнацию, каждый вечер он молил Аллаха о том, чтобы тот отпустил его душу вслед за Габриэль, куда бы она ни отправилась.