— Ты думаешь, они благополучно вернутся, папа? — робко спросила Кэрри.
— Почему же нет? Лишь бы погода продержалась.
После еды папа отправился в хлев. Когда он вернулся, солнце уже скрылось и стало темнеть. Он вошёл в дом через переднюю дверь. Значит, он успел зайти в лавку узнать новости. По его виду все поняли, что ничего хорошего он не узнал.
— Опять будет буря, — сообщил папа, вешая на крючок шубу и шапку. — На нас быстро надвигается туча.
— Они всё ещё не вернулись? — спросила мама.
— Нет.
Мама молчала, покачиваясь в качалке. Все молча сидели в сгущавшихся сумерках. На коленях у мамы уснула Грейс. Остальные придвинули стулья поближе к печке. Внезапно задрожал дом и раздался рёв и вой ветра.
Папа со вздохом встал.
— Ну вот, снова началось!
Потом он вдруг вскочил и заходил по комнате, размахивая сжатым кулаком, словно грозил надвигавшемуся урагану.
— Вой! Реви! Чёрт бы тебя побрал! тебе до нас не добраться! Ты всю зиму старался, но мы тебе не поддались. Скоро придёт весна, а мы по-прежнему будем здесь!
— Чарльз, Чарльз, успокойся, — тихо сказала мама. — Это всего лишь пурга. Мы к ней почти привыкли.
Папа снова опустился на стул.
— Это, конечно, глупо с моей стороны, Каролина, — спустя некоторое время произнёс он. — Мне вдруг показалось, что это не ветер, а живое существо, которое хочет нас погубить.
— Да, иногда и впрямь так кажется, — согласилась мама.
— Всё было б ничего, если б я только смог поиграть на скрипке, — пробормотал папа, глядя на свои потрескавшиеся, одеревеневшие от работы руки, смутно видневшиеся в свете огня, который пробивался сквозь щели в печной дверке.
Раньше папа в тяжёлую минуту всегда играл на скрипке, а теперь никто не мог играть для него. Лора пыталась подбодрить себя словами папы: они все вместе, и им ничто не угрожает. Но ей хотелось что-нибудь для него сделать. И вдруг она вспомнила: "Мы здесь собрались"! Это же припев к "Песне освобождённых людей"!
— Мы можем спеть! — воскликнула она и начала напевать мелодию.
Папа встрепенулся.
— Правильно, Лора! Только ты слишком высоко взяла. Попробуй на полтона ниже.
Лора начала снова. Ей стал подпевать папа, а за ним и все остальные:
Лора пела стоя, Кэрри тоже встала. И Грейс, проснувшись, старательно подпевала старшим:
— Прекрасно! — воскликнул папа, взял низкую ноту и начал:
— А теперь все вместе хором! — скомандовал он.
И все запели:
Когда песня кончилась, буря ревела пуще прежнего. Она и вправду напоминала огромного зверя, который трясёт дом и с диким рычанием и воем бросается на стены, стараясь их сокрушить.
Но папа запел снова, и звуки благодарности, которой были полны их сердца, торжественно вознеслись к небу:
Теперь начала мама:
На дворе бушевала вьюга, а вся семья, спокойно сидя под надёжным кровом, продолжала пение.
Наконец огонь в печи догорел, и, чтобы сберечь сено, все вышли из тёмной остывшей кухни, потихоньку поднялись наверх по холодной лестнице и улеглись в постели.
Забравшись под одеяла, Мэри и Лора прочитали про себя молитву. Мэри шёпотом спросила:
— Ты за них помолилась?
— Да, — прошептала в ответ Лора. — А разве нам можно?
— Мы ведь не за себя просим, — отвечала Мэри. — Я ничего не сказала про пшеницу. Я только сказала: Господи, спаси им жизнь, если будет на то воля Твоя.
— Я думаю, это правильно. Ведь они делают всё что могут. Ты помнишь, ведь папа просидел три дня в снегу, пережидая рождественскую метель, когда мы жили на Тенистом Ручье. И всё закончилось благополучно.
За все дни, что продолжалась пурга, никто не сказал ни слова о Кэпе Гарленде и младшем Уайлдере. Если им удалось найти себе убежище, они смогут пережить эту бурю. А если нет, то им ничем не поможешь. И поэтому от разговоров нет прока.
Из-за непрестанных ударов ветра, из-за воя и свиста даже думать было трудно. Можно было только ждать. И всё это время, перемалывая пшеницу, скручивая жгуты из сена, поддерживая огонь в печи, силясь отогреть потрескавшиеся онемевшие руки и покрытые волдырями замёрзшие ноги, пережёвывая и глотая грубый чёрный хлеб, они ждали конца бури.
Она не прекратилась ни на третий день, ни на третью ночь. Утром четвёртого дня всё ещё дул пронзительный ветер.
— Никаких признаков затишья, — сказал папа, возвратившись из хлева. — Так скверно ещё ни разу не было.
Через некоторое время, когда все дожёвывали утреннюю порцию хлеба, мама вдруг сказала:
— Я надеюсь, в городе ничего худого ни с кем не случилось.
Узнать хоть что-нибудь было невозможно. Лора подумала о соседних домах. Они стояли напротив, но их даже не было видно. Почему-то ей вспомнилась миссис Боуст. Они не видели её с прошлого лета, а мистера Боуста — с тех пор как он привёз им последнее масло.
— Но ведь мы тоже могли остаться на участке, — проговорила она.
Мама с удивлением посмотрела на Лору, не понимая, что она хочет этим сказать, но ничего не спросила.
Этим утром мама осторожно высыпала в мельницу последние зёрна пшеницы. Муки хватало как раз на последний маленький каравай. Мама тщательно выскребла мельницу ложкой, а потом пальцем, чтобы ни крошки муки не пропало.
— Это последняя мука, Чарльз, — сообщила она.