— Ай! Это еще что такое?

— Я, Ксумита Латоринсис, объявляю вас поступившими к нему на службу! — выкрикнул шаман.

— Я принимаю выбор, — ответил Бонне без особого энтузиазма, но, возможно, он просто хотел защититься от еще одного удара.

— Я тоже! — быстро поклялся Мило, чтобы не получить удар копьем вместо Бонне, если не ответит.

— Значит, решено. Вы, два тощих гнома, с данного момента являетесь инструментом Ксумиты Латоринсиса, слышащего голоса.

Вообще-то Мило хотел поправить, что они полурослики, а не какие-то там отощавшие гномы. Но великодушно решил не обращать внимания на подобное недоразумение. Чего доброго, шаману не понравится, что его перебивают.

— И мы теперь должны что-то делать? — озадаченно поинтересовался Бонне. — Вы ведь не станете расчленять нас и пытаться прочесть будущее по нашим внутренностям?

В ответ он получил еще один удар копьем.

Мило был не особенно верующим. Хоть он и помогал мейстеру Гиндавелю, то это совершенно не делало его богобоязненным полуросликом. Однако одно он знал наверняка: клятва, которую они только что принесли, совершенно не вяжется с их собственной верой. Тот, кого шаман называл «голосом», возможно, был не кто иной, как Хадар. Бог безбожников, так его называли полурослики. Ему поклонялись орки, тролли, гоблины и множество остальных существ. Почему шаман называл его не по имени, а просто голосом, Мило не понимал, но кто же разберет, что и почему делает и говорит гоблин. Они вот и полуросликов называют тощими гномами.

— У голоса есть для вас задание, — продолжал Ксумита Латоринсис. — Я получил его, и он посвятил меня в тайны своего знания. Мир отравлен, и яд распространится на всех верующих и неверующих. Он поразит все цветы, растения и деревья. Отравит воду. Разложит камни, скалы и горы. А под конец проникнет к мертвым и предкам и разрушит наш мир.

Судя по всему, ничего хорошего ждать не стоило, верующий ты или нет. Впрочем, Мило знал, что народы безбожников любят подобные мрачные пророчества. Наверное, они считали, что благодаря этому смогут обеспечить своему богу некоторое место среди других религий. И всякий раз, когда наемники, солдаты или городская стража брала в плен кого-нибудь из зеленокровок, они принимались вещать о гибели мира. Да, гибель мира! Достаточно было оставить его в живых на какое-то время, и он уже вываливал на слушателей все эти мрачные откровения.

Мило попытался сохранить серьезное лицо.

— Это же ужасно, — с несколько наигранной тревогой произнес он. — Но как двое полуросликов могут что-то изменить?

Один из гоблинов как раз замахнулся копьем, чтобы покарать за неуместное перебивание шамана, но Ксумита Латоринсис удержал его.

— Хороший вопрос для неверующего, — прорычал он. — Я тоже задал голосу этот вопрос, — шаман мгновение остановил на Мило свой значительный взгляд.

— И что он сказал? — осторожно поинтересовался Мило.

Ксумита Латоринсис выхватил у своего спутника копье и одним прыжком перемахнул через очаг. Первый удар пришелся Мило по лицу, второй по шее. Мило не мог защититься от ударов, поскольку все еще был связан. Ему не оставалось ничего иного, как уворачиваться по мере сил. Шаман все бил и бил его, сопровождая сказанное криками:

— Неужели ты, отупевший, жалкий, отвратительный, ноющий, грязный, вонючий червь, думаешь, что у голоса нет своих причин на то, чтобы заставить двух неверующих служить ему?

Ксумита Латоринсис продолжал бить Мило в такт своим словам. Затем удары вдруг прекратились, шаман вернулся на свое место и передал копье своему спутнику.

— Таков был его ответ, — провозгласил Ксумита, — не дословно, а по смыслу. Он причинил мне сходную боль. Когда голос успокоился, он назвал мне свое истинное имя.

«Вот теперь начнутся мрачные предсказания», — предположил Мило.

— Он назвал себя Младшим Сыном. Поручил мне найти одного из первых агнцев от матери, ибо только агнец может вынуть из тела земли ядовитое жало. Младший послал меня в Рубежный оплот, чтобы найти там агнца и привести его сюда, в сердце Скрюченного леса.

— Похоже, в Рубежном оплоте полно матерей, — прошептал Бонне.

На языке у Мило вертелись дюжины вопросов, но он не осмелился задать ни один из них. Вместо этого он задумчиво кивнул.

Похоже, Ксумита заметил, что во всей этой ситуации есть что-то неправильное, и заявил:

— Как вы, наверняка, уже поняли, я священный жрец гоблинов. Нетрудно догадаться, что произойдет, если бы я вдруг оказался перед воротами Рубежного оплота.

Мило подумал и решил, что это тяжело представить, поскольку, по его мнению, Ксумита Латоринсис не дошел бы даже до городских стен. Какой-нибудь наемник или охотник наверняка убил бы его, задолго до того, как он выбрался бы из лесу. Однако полурослик кивнул.

— Поэтому я посвятил в свою планы Ушму. Она пообещала мне поймать неверующего, который сможет отправиться в Рубежный оплот вместо меня, не вызывая подозрений. После нескольких неудачных попыток, — Ксумита Латоринсис указал на маленький холмик костей в главной пещере троллихи, — для выполнения этой задачи избрали вас.

Мило вполне представлял себе, каким образом произошли эти неудачные попытки. Не все представители различных народов так добровольно позволяли взять себя в плен, как два испуганных полурослика. Если бы у Мило был меч, возможно, они не сидели бы здесь, а присоединились к костям в углу.

— То есть мы должны сходить для вас в Рубежный оплот? — подытожил Мило.

Ксумита Латоринсис кивнул, судя по всему, он был очень доволен.

— А потом? — поинтересовался Мило. — Кем или чем должен быть этот агнец матери?

Шаман выразительно поднял брови.

— Откуда мне знать? — фыркнул он. — Это ваша задача, так что сами и выясняйте.

Вообще-то Мило надеялся получить какую-нибудь информацию. Шаман с такой уверенностью болтал о матерях, вторых сыновьях, храмах и городах, что Мило даже не пришло в голову, что он имеет об этом столь же слабое представление, как и он.

— А Младший Сын не передал вам волшебного меча или другого магического предмета, чтобы вы отправились с ним в битву? — вдруг поинтересовался Бонне.

Мило был готов к тому, что Бонне получит очередную порцию ударов, но вместо этого Ксумита Латоринсис подтолкнул одного из своих спутников, указывая на кости в дальней части пещеры.

— Принеси каждому из них по языческому символу. С их помощью они должны найти агнца матери. Это опознавательный знак матери, еще с давних времен.

Гоблин неловко поковылял в угол пещеры, бросая на обоих полуросликов полные ненависти взгляды. С факелом в одной руке и узким потертым кинжалом в другой, он стоял перед обрушившейся стеной пещеры и напряженно вглядывался в кости умерших. Найдя то, что искал, он воткнул факел в пол и осторожно поставил одну ногу на кучу костей. С помощью кинжала отодвинул в сторону наполовину разложившиеся тряпки. Поковырялся острием ножа среди костей и выудил длинную потускневшую цепочку, на конце которой висел медальон. Затем выудил из костей еще кольцо. Вытянув руку подальше от себя, он протянул цепочку полуросликам. Когда никто из них к ней не потянулся, он опустил клинок, и цепочка упала на пол.

Мило и Бонне рассматривали медальон. Он почернел, но, возможно, под патиной было серебро. Мило осторожно потянулся к нему рукой, большим и указательным пальцами поднял символ на цепочке и поднес его к глазам.

— Миленько, — произнес Бонне. — Немножко грязный и тяжеловатый на мой вкус, но к твоей одежде очень подойдет.

Едва он произнес эти слова, как гоблин бросил в пыль перед ними еще и спрятанное до этого момента тяжелое кольцо с печаткой. Похоже, оно было из золота. Несмотря на то что оно было матовым и поцарапанным, украшение все еще блестело. На печати кольца красовался тот же символ, что и на медальоне. В принципе, там был изображен круг, пронизанный неровными линиями, зубчатыми и волнистыми линиями.

Описание Бонне было точным. Миленько — это было точное слово, поскольку в целом линии не говорили Мило ровным счетом ничего. Если этот узор действительно что-то значил, то он был слишком абстрактным, чтобы полурослик мог его разгадать.