Был уже полдень, когда они дошагали до развилки. На восток дорога вела прямо вдоль Черноводного озера, на юг можно было озеро обойти. Мило остановился и принялся оглядывать тропу, однако ничего примечательного не заметил.

— Ну, что опять стряслось? — простонал Бонне. — Ты же сам только что говорил: по дороге на восток не пройти. Или вчера ты недостаточно промок? Лично я вполне готов отказаться от того, чтобы бегать по округе в промокшей насквозь одежде. Так что выбрось эту идею из головы, мы пойдем по южной дороге. Давай.

— Ты же сам говорил, что, возможно, там есть лодка.

— А ты доказал, насколько это маловероятно, — простонал Бонне. — Мейстер Отман нам дурного бы не посоветовал.

Мило едва сдержался. Ему так хотелось произнести два коротких слова. Два слова, благодаря которым любая дальнейшая дискуссия стала бы неуместной: спорим, что… я быстрее доберусь до Рубежного оплота по восточной дороге, чем ты по южной.

Это было практически равносильно необходимости почесаться, когда где-то свербит. Но в этом случае любой спор был бы просто-напросто проявлением глупости и безответственности. Скрюченный лес — не место для детских игр. И без того достаточно опасно пересекать лес пешком. Кроме того, Бонне снова был прав: с них действительно было довольно мокрой одежды.

— Нет, все в порядке, я иду, — произнес Мило, хотя эти слова дались ему с трудом. — Нужно поднажать, через пять-шесть часов уже стемнеет. До тех пор нам необходимо найти подходящее место для стоянки.

— Подходящее место — это постель с теплым пуховым одеялом. Ты хотел сказать, хоть какое-нибудь место для стоянки.

Тем временем оба уже находились в самом сердце леса, где росли самые высокие деревья — древние дубы вперемешку с буками и кленами. Что на земле производило довольно порядочное впечатление, в кронах сменялось настоящим хаосом. Деревья ветвились, путались в кронах соседних деревьев, ведя извечную борьбу за солнечный свет. На земле жило только то, что готово было мириться с жалкими остатками или способно было подкреплять силы иным образом. Древовидные лианы горца или сеть побегов плюща поднимались из густых зарослей папоротника, ползли по толстым стволам деревьев. Все свободное пространство на земле покрывал мох и мелкие колонии грибов. И только дорога, редко становившаяся шире, чем это необходимо для того, чтобы по ней проехала повозка, восставала против буйно разрастающейся природы. Словно отравленная полосами земля, через лес тянулась коричневая лента. Каждый шаг, каждый скрип трухлявой ветки нарушали тишину, эхом возвращаясь к источнику. Иногда даже казалось, что это место хочет напомнить им о давно минувших временах воинственности, когда Тирус собрал здесь свои войска для последней битвы. В этом лесу окопались двадцать тысяч человек, окруженные пятикратно превосходящим их по численности войском из соседних империй. За первые три дня битвы пало столько же людей, сколько листьев падает с деревьев осенью. На пятый день Тирус проиграл битву. В тот же день он был обезглавлен по решению трибунала.

Время от времени Бонне и Мило останавливались на миг и прислушивались. И в этот краткий миг мира и спокойствия им казалось, что они сливаются с лесом и становятся частью его, переставая быть незваными гостями.

Бонне опустил руку в карман и выудил оттуда краюху каменного хлеба. Маленькие лепешки в форме тарелок были фирменным блюдом кухни полуросликов. Тесто из ржаной муки грубого помола и пшеничной муки скатывалось в круглые плоские лепешки, затем посыпалось смесью различных зерен и кусочков орехов, а затем высушивалось на солнце.

— Ты будешь? — спросил Бонне и протянул брату лепешку каменного хлеба.

— Мне хватит и краюхи, — ответил Мило, отломив себе кусок. Громкий треск эхом прокатился по лесу, заставив обоих полуросликов вздрогнуть.

Бонне удивленно воззрился на остатки каменного хлеба. Взял его в руки и снова разломил. Звук получился едва слышным.

— Ладно, — проворчал он, — если мы будем исходить из того, что мы в лесу одни, а вокруг одни только птицы, белки, зайцы да всякая остальная мелочь, то вопрос заключается в следующем: каких размеров может достигать белка?

— Недостаточно больших, чтобы заставить ветку так громко хрустнуть, — прошептал Мило.

Оба замерли на месте, оглядывая лес вокруг себя, насколько позволял обзор.

— И что теперь будем делать? — спросил брата Бонне, практически не шевеля губами.

Вот снова громко треснуло дерево. Звук был такой, словно где-то не слишком выше них от дерева отломили толстую ветку. К этому звуку добавилось низкое злобное рычание.

— Беги! — заорал Мило, когда уже успел обогнать брата на три корпуса.

Бонне выпустил из рук лепешку хлеба и побежал вслед за братом. Не оборачиваясь, оба неслись вдоль дороги. Их босые пальцы зарывались в глинистый лесной грунт. Он был еще скользким после дождя, но зато ровным и без выбоин. Пока они остаются на дороге, убежать они не смогут, но перспектива нырять в заросли папоротников на глазах у потенциального преследователя была не самой радужной. Нужно было добежать до ближайшей возвышенности, за которой они ненадолго скроются из вида, а затем незаметно свернуть в подлесок. Но так уж устроена жизнь: если ты устал идти, то холмы попадаются один за другим, но если он тебе нужен, вокруг все будет ровным.

Бонне и Мило услышали, как за спинами у них сломалась еще одна ветка — толщиной в руку. Сначала казалось, что они увеличивают расстояние до преследователя, но вскоре звуки стали быстро приближаться. Они уже чувствовали шаги за спиной, глухо и все ближе стучавшие по лесной дороге. К ним добавилось хриплое сопение, как у быка.

Мило вознес молитву Цефее. Он буквально умолял послать ему обычное безобидное копытное животное, лучше всего, чтобы это оказалось сбежавшее из стойла животное, которое она послала ему в качестве испытания. К сожалению, о Скрюченном лесе нельзя было сказать, что в нем часто встречаются сбежавшие коровы. Возможно, потому, что после первой же сотни шагов они становились провиантом для того, что любит бегать по лесу и отрывать от деревьев ветки.

Бонне нагнал Мило. Бок о бок они бежали, как не бегали никогда в жизни. Мило краем глаза увидел, что Бонне отважился бросить быстрый взгляд через плечо.

— Ничего, — прохрипел он, продолжая бежать.

Вибрации тяжелых шагов у них за спиной с каждой секундой становились сильнее, и все чаще ломались ветки, все чаще слышался треск подлеска.

— Я больше не могу, — простонал Бонне.

— Я пробегу еще два круга, спорим, ты этого не выдержишь? — с трудом дыша, заявил Мило, сдерживая сухой кашель. Он надеялся, что таким образом сможет еще подстегнуть брата, потому что ему не хотелось бы бросать его одного, как бы ни боялся он того, что оказалось у них за спиной.

Бонне еще раз поднажал, чтобы вырваться вперед. Затем вдруг послышался вскрик, глухой хлопок, и он исчез.

Мило тут же понял, что произошло. Он уперся пятками в скользкий грунт, вполоборота опустился на землю, заскользил по земле, опираясь на бедро и одну руку. В нескольких шагах за собой он увидел лежащего на земле Бонне, тот свернулся калачиком и закрыл голову руками. Не считая этого, Мило не увидел никого — пока преследователь вдруг не присел над его братом и не взглянул на Мило желтыми, сверкающими и полными ненависти глазами. Маскировка у существа была практически идеальной. Среди всех веток, корней деревьев и высохших кустов он становился почти невидимкой. Вместо стоп у существа были суковатые, словно вырезанные из корней лапы. Тоненькие ножки были вдвое выше полуросликов, полные жилистых мускулов. Руки были слишком длинными для торса и свисали почти до самых колен чудовища. Кожа сверкала коричневым и зеленым, а еще была покрыта пятнами. Но при виде обернувшейся к нему морды Мило едва не перестал дышать. Нижняя челюсть сильно выдавалась вперед, из нее торчали два огромных клыка, заканчивавшиеся почти на уровне кончика бесформенного носа. Изо рта капала вязкая слизь, застывая на зеленом плаще Бонне. С почти лысой головы свисало несколько длинных прядей, спадая на лицо существа. И между ними в темных глубоких глазницах сверкали два желтых глаза.