– Ну, рассказывай: как сходил? – нетерпеливо принялись мы за традиционный допрос, едва только Кара, взобравшись на тапчан, разделся, и устало кинул своё молодое тело на атласное ложе.

Как и следовало ожидать, три глубокие бороздки мгновенно обозначились на его переносице: брови чуть не слились в единую сплошную линию, а лицо сразу же приобрело серьёзное выражение. Оно красноречивее всяких слов говорило нам о том, что распространяться на подобные темы с безусыми юнцами, это всё равно, что не уважать себя. Однако, не прошло и двух минут, в течение которых нам терпеливо и добросовестно пришлось ему подыгрывать, как он снизошёл до нас, шёпотом сообщив:

– Сегодня, наконец, получилось…

«Неужели трахнул?!» – мы с Серёжей вопросительно переглянулись.

– Что – «получилось»? – с удвоенной энергией мы принялись его тормошить.

– Ты можешь, хоть, сказать толком: что, конкретно, получилось? Расскажи поподробнее!

– Да врёт он, как всегда… – донёсся, наконец, с другого конца тапчана голос Рината, молчавшего до сих пор. Я знал, что он специально это сказал для того, чтобы раззадорить и ускорить реакцию «Ромео». Всё так и вышло.

– Чем тебе поклясться?! – вскипел Кара.

– Да ничем не надо клясться – успокоил я друга. – Ты только скажи: где вы гуляли?

– Ну, сначала я поволок её в парк – деловито начал товарищ так, словно речь шла о каком-то барашке, которого на верёвочке вывели пощипать травку.

– Так – подбодрил его Серёжа. – А потом?

– Ну, потом мы пошли в сторону стадиона. Там, где скамейки.

– Ну?! Дальше! – подключился Ринат.

– «Дальше!» – скривив рот, передразнил его Кара. – Чё – «дальше»?

Свои фантазии он любил доводить до слушателя не спеша, образно и подробно. Видимо, в этом сказывалась утончённая и лирическая душа араба.

– Дальше, мы сидели на скамейке и я вот так, осторожно, обнял её за плечо. – Кара нежно попытался продемонстрировать на приятеле всю гамму чувств, переполнявшую его душу. Ринат брезгливо дёрнул плечом, скинув руку товарища.

– Ну-ну! А потом? – Серёга как молодой жеребец нетерпеливо перебирал ногами. Он уже давно переоделся и собирался смыться на очередное свидание.

– Ну-у… Потом я её цулавал, цулавал, цулавал…

Серёжка, как стоял возле тапчана, так и сполз под него. Мы же, с Ринатом, схватившись за животы и корчась от боли, стали перекатываться из одного конца тапчана на другой, не в силах остановиться.

– Тихо! Тихо! – только изредка покрикивал на нас шёпотом Серёжа, сам еле переводя дух от приступа смеха. – Родителей разбудите! Мне бежать уже надо.

И, не удержавшись, вновь исчез под тапчаном…

Волгоградская невеста

– Кара женился!

Эта новость в одночасье облетела всю нашу округу, повергнув в шок всех ребят двора.

Странен был не сам факт произошедшего: всё-таки, Каре исполнилось уже двадцать. Всем было хорошо известно, что его старшая сестра вышла замуж в шестнадцать, и это считалось вполне нормальным.

Странным казался выбор невесты. По слухам, она приехала откуда-то из Волгограда.

Это было нонсенсом. Такое просто не укладывалось в голове. В это невозможно было поверить! И в первую очередь, учитывая незыблемые традиции и взгляды на институт брака в столь ортодоксальной семье, коей являлась семья моего товарища. Прекрасно зная возможную реакцию его родителей, я ни секунды не сомневался, что такого просто не может быть. Скорее, я бы поверил, что завтра наступит конец света. Это было намного реальнее.

Поначалу, как обычно, все восприняли это известие как очередную «утку» от Кары. Однако, очень скоро мы не только поверили, но и своими глазами увидели худенькую русоволосую девушку со светлой (я бы даже сказал «белой, как лист бумаги») кожей и бледным лицом. Более того, она входила и выходила из той самой квартиры. где проживал мой друг. Это было настолько невероятно, что я даже чуть было, не решился подойти к гостье и расспросить её лично. Однако, в последний момент, воспитание и чувство благоразумия возобладали, и мне оставалось только протирать глаза руками, чтобы удостовериться в том, что всё мною видимое происходит не во сне.

История умалчивает детали этого знакомства. Известно лишь, что звали её Лена и что, поверив Кахрамону, она, вопреки воле своих родителей, приехала из самой глубинки России в неизвестную ей страну.

Да, несмотря на провозглашаемую по телевизору дружбу народов, несмотря на то, что номинально их объединяла одна и та же страна под названием СССР, очень скоро ей суждено будет убедиться, что она попала в совершенно иную страну. С другим укладом, с другим менталитетом, с совершенно иным образом жизни. То есть, страна, вроде бы, та же, но среда совершенно чужая.

Возможно, этот контраст не так ярко бы бросился ей в глаза, попади она в другую, не столь патриархальную семью. Но шаг был сделан, и оставалось только надеяться на чудо.

Чуда, однако, не произошло…

Его и не могло произойти, поскольку при всей своей внешней схожести (оба красивые, оба мечтатели, оба примерно одного уровня образования, и т. д.), это были люди из совершенно разных миров. Она, непосредственная как сама природа и воспитанная в русской сельской глубинке, привыкшая к широким полям и бескрайним просторам. И он: воспитанный в самых жёстких ортодоксальных традициях, где безраздельное верховенство мужчины как главы семьи и хозяина дома – не подлежащая обсуждению аксиома.

С первых дней было ясно, что ни о какой совместной жизни речи и быть не может. Не менее удивляло другое: как его родители дали добро? Неужели они надеялись, что молодая невестка сходу впитает в себя такой огромный и чуждый ей пласт культуры и приноровится к новым условиям жизни? На что они рассчитывали?

Оставалось только со страхом ждать неизбежной развязки.

И она наступила.

Об этом мне потом расскажет Ринат, который также жил в нашем подъезде, но этажом выше.

Однажды, когда он, как обычно, спускался по лестнице, дверь на первом этаже распахнулась, откуда выскочила Лена. Вся пунцовая, она машинально ринулась было наверх, но, столкнувшись лицом к лицу с Ринатом, остановилась как вкопанная, опустив голову вниз.

– Что случилось, Лена? – участливо осведомился мой товарищ.

Девушка не шелохнувшись, продолжала стоять с низко опущенной головой. Было видно, что она еле сдерживает, готовые вырваться наружу, эмоции и желает только одного: чтобы поскорее Ринат продолжил свой путь. Это насторожило приятеля:

– Лен, может быть, тебя кто обидел?

И тут её прорвало. Это было последней каплей. Сначала она как-то странно завыла, словно сирена, а потом этот крик души перешёл в рыдания. Опустив свою белокурую головушку на плечо Рината, и уже не стесняясь, она стала изливать ему своё горе, как самому близкому человеку на этой грешной земле. Впервые за весь месяц, что прошёл с момента её прибытия, она ощутила реальную заботу. И кто справлялся? Совершенно чуждый ей человек.

– Сил моих больше не осталось, Ринатушка! – запричитала несчастная невеста, словно бедная пташечка, заколотившись у него на груди. – Боже, мой! Ну, сколько ж, это можно?! Только и слышишь кругом: «Урус – джяляб! Урус – джяляб!» («Русская – проститутка!» /Г. С./) Нет, всё, хватит!!! Я этого больше не вы-не-су!!! Я на себя руки наложу! Господи! Прости меня!

– Что ты, что ты, Леночка! – не на шутку испугался мой приятель, неуверенно поглаживая её по спине и одновременно чувствуя, как где-то глубоко внутри поднимается незнакомое ему доселе чувство. В тот момент он ещё не мог объяснить себе – откуда оно возникло. Это странное чувство сострадания, когда чужое горе становится своим, до боли проникая в самое сердце и разрывая его пополам.

– Ты только успокойся: тебя здесь никто не даст в обиду! Ты слышишь меня: никто! – уверенно заверил её Ринат, поражаясь своим же собственным словам, которые, казалось, говорил не сам он, а кто-то сидящий внутри него.

В эту минуту он готов был говорить любые слова, только чтобы она хотя бы на некоторое время успокоилась. И в самом деле, стало невыносимо жалко эту несчастную девушку, которая, почему-то, напомнила ему сошедшую с картины Васнецова Алёнушку. В следующую секунду, Ринат почувствовал, как девушка притихла, оставаясь, однако, по-прежнему в его тёплых объятиях, которые так напоминали ей родной дом и стареющих родителей, оставшихся где-то далеко-далеко…