Но все это были локальные нападения русов на периферийные города Византии, некая проба сил, хотя и вызванная конкретными интересами русов и на которые не было обращено серьезного внимания в столице могущественной империи. Возможно, не вступая в серьезные дипломатические отношения с русами, Византия решила укрепить свои позиции с помощью Хазарии в строительстве крепостей, замыкающих выходы русов к Черному морю через реку Дон и ее бассейн, возможно, активизировав, таким образом, в дальнейшем, Днепровский путь.
Был еще хорошо известный дипломатический контакт с русами в 838/839 г., который, судя по всему, успеха не имел. Более подробно он будет описан ниже.
Но все эти нападения, видимо, не привели к необходимому результату. Пришлось продемонстрировать свою силу и мощь традиционным для тех времен способом — напасть на столицу могущественной империи Константинополь.
Нужно отметить, что нападение флота русов на Константинополь в 860 году не идет ни в какое сравнение с вышеописанными событиями по количеству пришедших кораблей и высокой степени организации похода, требовавшей привлечения огромных по тем временам материальных и человеческих ресурсов, что возможно только на стадии существования государственности. К моменту этой военной операции на территории Древней Руси существовали уже такие укрепленные торгово-ремесленные поселения, как Любша (конец VII в.), Ладога (середина VIII в.), Псков (VI в.), Изборск (конец VII в.), Киев (VI в.) и многие менее известные выявленные археологами городища. Известны также славянские поселения середины IX в. на Таманском полуострове. Существовали также межэтнические союзы племен, типа тех, которые впоследствии призвали Рюрика. Сеть этих протогородов занимала ключевые стратегические позиции на пути «из варяг в греки» и Великого волжского пути и создавала материальную базу для строительства объединенного флота русов. Если до 860 г. Византия имела слабое представление о существовании этого народа, то Арабский Восток уже давно имел дело с русами. Поэтому, не исключено, что русы знали, что император воюет с арабами, и незащищенный войсками Константинополь легко можно взять штурмом.
2. Причины похода 860 г.
Контакты русов и Византии до похода 860 года касались не только военной сферы. П.В. Кузенков пишет: «О возможном проникновении в первой половине IX в. выходцев из русской(?) среды в высшие сословия Византийской империи говорят отдельные разрозненные данные: упоминания ок. 825 г. в “Житии Иоанникия” некоего Ингера, имевшего сан митрополита Никейского (один из высших в византийской церковной иерархии); сообщения византийских хроник о “славном Ингере”, отце императрицы Евдокии Ингерины (родилась ок. 837 г.); упомянутый Генесием при описании дворцового переворота 855 г. отряд “скифов из Таврики”, охранявших императора»{25}.
Здесь уместно вспомнить о возможном кельтском происхождении имени Игорь{26}. А.Г. Кузьмин так же предположил, что возможны и параллели с самоназванием племени ижора — ингры{27}. Интересно также, что в 855 г. именно скифы (русы?) охраняли императора Михаила III (842–867 гг.), того самого, в царствование которого произошло нападение флота русов в 860 г. на Константинополь. Может быть, император чем-то обидел этих русов, поддержавших его во время переворота, и они решили отомстить ему, сообщив своим сородичам о том, что в июне 860 г. Константинополь оказался беззащитным, поскольку император с армией находился в походе против арабов?
Здесь очень важно проанализировать и западноевропейский источник, говорящий о первом дипломатическом контакте Руси — свидетельство «Вертинских анналов», сообщающих о дипломатической миссии византийского императора Феофила к императору франков Людовику, который принял посольство в Ингельхайме недалеко от Майнца. Император Византии прислал вместе со своим посольством «также некоторых людей, которые себя, т. е. род свой, называли “Rhos”, их король, называемый каганом, послал их, как они говорили, к нему (Феофилу) из дружбы. И он (Феофил) просил в упомянутом письме, чтобы они получили, благодаря императорской милости разрешение и поддержку на то, чтобы возвратиться домой через его империю, избежав, таким образом, опасностей, так как путь, которым они прибыли к нему в Константинополь, пролегал через земли, населенные варварами, свирепыми и дикими, и он не хотел, чтобы они опять повторили его, и таким образом снова подвергли бы себя опасности»{28}.
И. Херрман пишет по этому поводу, сопоставляя свидетельство «Вертинских анналов» с русами (Ruzzi) «Баварского Географа»: «Люди из Руси были насколько возможно подробно расспрошены. Весьма вероятно, именно они были теми, кто сообщил этнографические сведения о местах между хазарами и венграми. При этом Ruzzi характеризовались как Forsderen liudi, Fresiti. То, что имелось при этом в виду, понятно: Ruzzi считались руководящими, первыми людьми — первым, главным народом. Они были Fresiti, Freisasstn, т. е. независимые. Так как это заявление следует непосредственно за упоминанием о хазарах, то вероятнее всего предположить, что акцентирование авторитетного положения русов должно было подчеркнуть независимость их от хазар. Если исходить из предположения, что “Баварский Географ” руководствовался сведениями от 839 г., то мы располагаем для этого времени однозначным свидетельством о независимости русов от хазаров…»{29} Можно предполагать, что ко времени первого посольства в Византию, они уже располагали достаточно мощными военными силами и материальными ресурсами, чтобы попробовать договориться с могущественной империей. К тому же, их интересовало расширение торговли с самой Византией, без посредничества хазар, печенегов, венгров и византийских колоний в Крыму.
А.Н. Сахаров подчеркивает, что «русское посольство появляется в Византии именно в тот момент, когда в Причерноморье завязывается сложный международный узел. Византия стремится в этих условиях сохранить и упрочить свое влияние на северных берегах Черного моря и одновременно заручиться поддержкой западных соседей в борьбе с арабами. Именно к этому времени относятся ее посольства в Венецию, Испанию, к франкам». Сахаров считает, что: «Появление русского посольства в Константинополе можно рассматривать и как начало конца той полосы изоляции, в которой оказались восточнославянские племена после нашествия аваров, а позднее в связи с зависимостью от хазар. Посылка в Византию первого русского посольства и его появление в земле франков знаменует собой новый этап в становлении древнерусской государственности»{30}.
Таким образом, можно констатировать, что прежние нападения и дипломатические переговоры имели незначительный «пробный» характер и были вызваны конкретной политической ситуацией в Черноморском регионе.
Необходимо отметить: в этом нападении русов на столицу могущественной империи были заинтересованы не только арабы, ведущие с Византией постоянные военные действия, но и хазары, не так давно потерявшие свои крымские владения. Византия недооценила военный потенциал русов, и нужно было его продемонстрировать, как это принято делать во все времена нашей истории.
Г.Г. Литаврин пишет, что русы: «испытывали настоятельную необходимость отстоять свое место в системе государств, причем наиболее крупных и сильных, обозначить свои границы и свои интересы, предъявить свои претензии на международной арене. Все это в условиях того времени можно было сделать, только продемонстрировав свой военный потенциал. Чтобы заставить считаться с собой, надо было первому нанести удар и обнаружить готовность его повторить. Иначе не было никаких надежд на то, что такие державы, как Византия, вступят с новым политическим образованием в дипломатические (включая торговые) отношения». Не исключено, что были и какие-то дипломатические договоренности. Литаврин допускает, что руководители похода 860 г. знали, что послы правителей русов в 838/839 добились каких-то уступок от императора Феофила, и теперь русы пытались возобновить их»{31}.