С.В. Цветков
ПРЕДИСЛОВИЕ.
860 ГОД: МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРИЗНАНИЕ РУСИ
Уже не один десяток лет среди историков идет спор о дате, с которой следует исчислять начало Российского государства. Спор длительный, острый, но порой совершенно беспредметный.
Кто хоть мало-мальски знаком с мировым историческим процессом, тот прекрасно понимает, что государственность того или иного народа не выскакивает как чертик из табакерки, а имеет в своей основе длительную цивилизационную эволюцию.
Само государство предстает в истории как один из важнейших компонентов цивилизации, который организует, защищает, возвышает народ, усиливает его технологические возможности, развивает его культуру, определяет «место под солнцем» среди иных стран и народов. Но главное — государство в конечном итоге, несмотря на его глубокие социально-политические противоречия, на давящую репрессивную силу, обеспечивает защиту жизни и собственности своих соплеменников, в дальнейшем — права и свободы человека, которые сквозь тернии веков постепенно прокладывают свой путь в истории.
Понятно, что точку отсчета этой эволюции определить невозможно. Государство, его институты, рычаги воздействия на общество и его взаимодействие с обществом развиваются постепенно, и это развитие становится признаком цивилизационной зрелости народа, степени его вклада в развитие всего Человечества.
Однако в истории становления государственности у многих народов существует такое событие, которое как бы высвечивает этот длительный и медленный исторический процесс, аккумулирует все предшествующие государственные тенденции, безоговорочно утверждает реальность, определенные черты государственного строительства народа, возвещает об этой реальности и необратимости остальной мир.
В российской истории издавна таким знаковым событием считался 862 год — год призвания восточнославянскими племенами, а также живших по соседству угро-финнами и балтами в качестве князя-управителя, оберегателя, арбитра варяжского князя Рюрика с братьями и «с роди свои», под которыми можно понимать и дружину, и, скорее всего, какое-то племенное объединение.
Фактом является то, что в российской истории применительно к северо-западным землям появляется упоминание о вокняжении властелина, положившего начало княжеской, а позднее царской династии в Российском государстве. И все. Этим, собственно, значение этого факта и исчерпывается.
Понятно, что именно это значение представлялось важнейшим элементом государственного строительства в России во времена Рюриковичей, а позднее и Романовых. Однако никакого реального исторически переломного смысла факт призвания варяжского князя в российскую историю не привнес. Более того, сам этот факт лишь подчеркнул цивилизационную зрелость восточнославянского общества, воспринявшего появление приглашенного князя как вполне обыденное явление, учитывая, что по данным летописи княжеская власть существовала на Руси и до призвания варягов — как в северо-западном регионе, так и на юге, в Поднепровье (упоминание о Кие). Корни этого института государственности восходят еще к антским временам.
Кажется, на этом можно было бы поставить точку. Но, увы. Сам по себе малозначительный факт намного перерос подобающее ему место в истории. Во-первых, он стал мощным идеологическим подспорьем в утверждении династических претензий в России. Во-вторых, его использовали, начиная с первых лет XVII в., западные идеологи в своих геополитических притязаниях на северо-западные русские земли, объявив Рюрика выходцем из Скандинавии, норманном, а заодно и принизив цивилизационный уровень развития восточнославянских земель, население которых само, якобы, так и не смогло создать государственность. В этом неразумным и отсталым восточным славянам помогло призвание варягов.
Двести с лишним лет потребовалось российским, в том числе советским, а также зарубежным объективным ученым, в первую очередь польским, для того, чтобы, в конце концов, отбросить бредовую идею о привнесении государственности на Русь с Запада. Однако до сих пор существуют отзвуки этой глобальной исторической фальшивки в виде отождествления Рюрика и варягов с выходцами из Скандинавии, хотя российские, польские и даже шведские специалисты как в прошлые времена, но особенно активно в последние годы, убедительно доказывают принадлежность варягов в IX — начале X в. к южно-балтийским славянам, к их государственным анклавам в Поморье, чье население было родственно ильменским славянам по языку, верованиям, бытовым традициям, находилось в вековых исторических контактах с восточными славянами. В ответ ученые слышат брань, политические обвинения в шовинизме, объявления их «вне науки» и прочую идеологическую дребедень.
А дело сводится к элементарной русофобии и к возрождению все той же обветшалой теории о неспособности восточных славян создать по образу и подобию соседних народов собственную государственность.
С этих позиций было бы исторически наивным считать 862 год — годом рождения Российского государства. А уж если в этом вопросе без варягов не обойтись, то следовало бы более пристальное внимание обратить на дату — 892 год, когда предводитель новгородского войска совместно с ополчением кривичей, угро-финнов и балтов сумел, шествуя с севера, захватить Киев и объединить северную, новгородскую Русь и южную Русь в единое государство — Русскую землю, как его стали с этого времени называть как сами русы, так и их соседи, в том числе византийцы, о чем говорят знаменитые договоры «Руси с греками» от 907, 911, 944, 971 годов.
Заметим, что обе эти даты, независимо от споров по поводу происхождения варягов, заслуживают внимания с точки зрения российской государственности.
Первая говорит о стабилизации государственной власти у северо-западной части восточного славянства и появления четко очерченной территории славянской северной Руси с центром в Новгороде, центром, который постепенно подчинил себе окрестные угро-финские и балтские племена и начал мощное наступление на юг, готовя вторжение в южную Русь.
Вторая дата является также одним из этапов создания российской государственности — объединения северной и южной Руси под властью выходцев с Севера и появления единого государства Русь или Русской земли.
Но ни та, ни другая даты не могут являться определяющими в деле создания Русского государства, исходя все из той же посылки, что появление государственности — это длительный исторический процесс, и едва ли кто-то из историков других стран и народов рискнет назвать точную дату рождения своего государства.
Однако есть в русской истории события и есть дата, которые, если не говорят о создании государственности, то по меньшей мере возвещают об официальном признании государства Русь остальным миром. Эта дата — 25 июня 860 года, к которой и обращается С.В. Цветков в своей книге.
В этот день между Русью и Византией состоялась договоренность о заключении мирного договора, который впервые связал доселе безвестную Русь и великую империю межгосударственным соглашением и дал начало череде других аналогичных соглашений уже в X — XI веках, вписав Русь в систему тогдашних международных отношений.
Опровергнуть эту дату практически невозможно. Во всяком случае, с тех пор как в 1894 г. бельгийский ученый Франц Кюмон обнаружил в Париже византийский манускрипт, включавший Хронику Манасии, где четко было сказано, что 18 июня 860 г. произошло нападение Руси на Константинополь и осада византийской столицы. 25 июня осада была снята, и состоялось мирное урегулирование противоборства. В сочетании с другими сведениями, содержащимися в русских летописях, византийских хрониках, эпистолярной литературе, известных проповедях патриарха Фотия, посвященных нашествию Руси, выявляется масштабное историческое событие, связанное именно с появлением Руси на европейской арене как самостоятельного суверенного государства.