— Значит, к вечеру вернутся. Связи нет, конечно?

— Откуда. Не берет. С вершины пробились и всё.

— И то хлеб. Ладно, пойду пожру. Заодно скажу Акраму, пусть баньку протопит. И для меня, и для Андрюхи с Палычем.

Иду к выходу, но у двери оборачиваюсь.

— Соловей! А наверху еще есть кто?

— Нет. Только Андрюха.

— Добре.

Конец ноября время тихое. В лагере никого, только персонал и мы, Служба. Даже на Горе никого. Наплыв пойдет к Новому Году. А пока все копят деньги и отгулы к праздникам, мы можем немного побалдеть. Сходить на какую вершинку для души. Смотаться в Город по бабам и друзьям. Просто, наконец, отоспаться да подлатать снарягу. ЧП в это время — большая редкость, а с текучкой и дежурная смена справится.

Соловей сегодня — дежурная смена. А я сменился с базы и имею право на заслуженный отдых. Поесть, попариться и потрендеть с мужиками о бабах и политике. Поскольку Андрюха приехал с невестой, значит, только о политике.

До столовой не дохожу.

— Серега! На выход!

Нищему собраться — только подпоясаться. Ботинки я снять не успел. Дежурные рюкзаки всегда у нас у двери стоят. Рассказывает Соловей уже на бегу:

— Палыч на связь вышел. Слышно хреново, сплошные помехи. Помощь просит. Что-то серьезное случилось.

Вот чёрт! Что могло случиться? На спуске! Ну, чайники, бывает, расслабляются. Но не Андрюха же! На леднике? Уже втроем, какие проблемы. Лавина? Чтобы Палыч лавину не почуял... не верю... Что же... что же...

Палыч. Тащит волокушу. Лицо страшное. Черное. Всегда думал, что когда говорят «почернел лицом» — это просто оборот речи. Нет. Не оборот. Сейчас вижу. Совсем не оборот. Черное лицо и слезы в глазах.

— Ребята... Андрюша... Не уберег...

______________________

— Одна веревка оставалась... даже полверевки... чемодан пошел... Андрюша ее оттолкнул... Самострах отстегнул и оттолкнул... А сам не успел... Оба упали... Андрюша еще живой был... сказал «прости, папа» ... и всё... нет сына... не уберег...

Палыч повторяет это уже в сотый раз. Или в двухсотый. Мы сидим часов пять, не меньше. Глушим спиртягу. Невесту давно отправили вниз. Жить будет. Пара ребер. Рука. Не перелом, вывих и растяжение. Синяки... Ничего смертельного... Док перед отъездом вколол Палычу что-то успокоительное. Хотел еще снотворное, но побоялся. На фоне шока и усталости... Сутки тащить, в одиночку... мать моя, женщина... Палыч должен был отрубиться сразу, как остановился. Не отрубился, И успокоительное не помогло. Сидит, пьет, практически не закусывает. Плачет. Снова пьет. Снова плачет.

— Не уберег... Похоронить надо... Рядом с матерью... Чтобы вместе...

Наконец, засыпает. Прямо за столом.

_______________________

Утром валит снег. Ветер такой, что в сортир ходим в полной экипировке. Естественно, никуда не идем. За живым бы пошли и в такую погоду. Но за мертвым... Эх, Андрюха, Андрюха...

Палыч просыпается к обеду. Выйдя на улицу, мрачнеет еще больше, хотя казалось, что больше некуда. Остаток дня бесцельно мотается по лагерю. Мы с Соловьем постоянно крутимся рядом, но он не обращает на нас внимания. Только чуть слышно что-то бормочет себе под нос. Скорее по движению губ, чем на слух разбираю: «лишь бы вешки не замело, лишь бы вешки...».

К вечеру приезжает Муса и два хмыря, из городской прокуратуры и из МЧС. Мы теперь к ним относимся. Там у них такие «профессионалы» рулят... Если так дальше пойдет, скоро будем подчиняться пожарникам*...

К Палычу мы их не пускаем. Муса понимающе кивает, а хмыри начанают качать права, требуют немедленно доложить, предоставить протокол осмотра места происшествия, отвезти труп в Город... Соловей вручает им лыжи и предлагает сходить на место происшествия. Заодно и тело вниз доставить. Я даже вызываюсь их проводить. Интересно на это глянуть. Но они как-то вдруг резко начинают нервничать, не завалит ли дорогу назад, и уматывают. Скатертью дорога!

Следующим утром не лучше... И следующим...

_________________________

— В общем, так, Палыч. На то место сошла лавинка. Небольшая, но быстрая. Плюс всё завалило снегом. Мы пробили пару шурфов. Тело не нашли. Нашли одну палку. С утра наберем жратвы и пойдем назад. Надо рыть всерьез.

Палыч горбится за столом. Голос звучит глухо, но жестко.

— Не пойдем! Лавина могла его не просто засыпать, а отнести в сторону. Или, вообще, отбросить куда угодно. Будем перерывать весь ледник? Снега нападало с метр. Температура там сейчас за двадцать. Плюс лавинная опасность. Просто не имеем права искать... Да и не найдем втроем... А если привлечь общественников, — переморозятся. Может, летом...

Палыч прав. Прав на все сто. Нельзя рисковать живыми ради мертвых. И найти будет трудно... очень трудно... А летом... уже было... Олег, Боря, Наташа... Но здесь не Полярный, засосет в лед. И летом не найдем... Не имеем права. Факт. Только... «Не уберег... Похоронить надо... Рядом с матерью...»... Смотрю на Соловья. Он кивает. Как работники не имеем.

— Палыч, у нас, вроде, отпуск не отгулян.

_________________________________

Похороны были скромными. Человек десять. Ни особых речей, ни большого пафоса. Когда всё закончилось, у могилы остался сгорбленный седой человек. Он сидел на скамеечке у свежей могилы и, глядя на небольшую фотографию в изголовье, тихонько шептал:

— Вот так, Андрюша... Вот ты и с мамой... Вы подождите меня там... Я скоро...

Мы стояли чуть в стороне, метрах в пятидесяти, сжимая кулаки и скрежеща зубами от осознания своего полного бессилия.

Примечание:

*Пророческие мысли. С 2002 года Государственная противопожарная служба передана в ведение МЧС. Профессиональные чиновники из ГосПожНадзора мгновенно сожрали спасателей на руководящих должностях, как ранее сожрали своих «коллег», реально тушащих пожары. Так что, сейчас де-факто спасатели подчиняются пожарникам. Их наименее профессиональным и полезным представителям.

Август 1998, Средняя Азия

— ...гражданам России разрешен въезд на территорию независимой республики Чуркестан при наличии национального паспорта или паспорта советского образца. Гражданам Украины и Белоруссии для тех же целей необходимо иметь заграничный паспорт собственных государств. Въезд граждан Украины и Белоруссии по национальным паспортам не допускается...

Я еду в отпуск.

Как нормальные люди проводят отпуск. Летят к морю. Сидят в шезлонге на берегу. В одной руке банка пива. В другой... как там, в песенке студенческой... «сжимаю тонкий стан...». В зубах гавайская сигара. Все тридцать три удовольствия.

А как провожу отпуск я? Естественно, не так. Оригинально я его провожу.

В прошлый отпуск мы с Соловьем месяц рыли снег на леднике под Чайкой. Искали Андрюху. Найти-то нашли, да толку... Палыч так и не оправился. Пережил сына на три месяца. Не хотел он больше жить. Просто не хотел. Ладно, что вспоминать. Шесть лет уже прошло.

А в этот раз прилетел в Столицу. Так Сашка пристал, как банный лист. Замени его, своди его класс в Хваны. Педагог, блин! Свалился с аппендицитом — лежи болей. Нет. Дети, понимаешь, так хотели, столько готовились... Замену найти нереально... А тебе, Сергей Викторович, всё одно, делать нечего... Вообще-то, у меня были совсем другие планы. Но... они подождут. А Санька жалко... по себе знаю, как хреново, когда обещал, а выполнить не можешь. Надо выручать, заодно на азиатские горы погляжу, столько лет там не был.

И вот, аэропорт. «Въездные ворота суверенного Чуркестана». Стою и слушаю, как молоденького лейтеху прямо распирает от осознания собственной значимости. По-русски он говорит весьма прилично. Только акцент страшный.

Все разумные аргументы он уже выслушал. Не действует. Наплодили тут независимых государств, и у каждого свои законы. Все противоречат и друг другу, и здравому смыслу. У меня у одного из детей место рождения — Гродно. Белорусский подданный, оказывается. И согласно новому закону, уже три дня, как принятому, должен иметь загранпаспорт.