– Тем более,– говорю я,– раз г-н Блуа пытается нас убедить, что он никогда не был на вилле «Джемиля». Однако никто, если я не ошибаюсь, не произносил этого названия. Как оно пришло вам в голову?

– Вилла тайной полиции и вилла «Джемиля» – это одно и то же,– возражает тот.

– Да, но существовала не одна «Джемиля». Были «Раджа», «Хуффа» и другие. Эти упоминались в печати, а «Джемиля» нет. Я лично никогда раньше о ней не слышал. Вот уж действительно угораздило вас выбрать в качестве примера виллу «Джемиля».

– Пошел ты! – ругается Кастеле.

Слепой стучит своей тростью по паркету.

– Вопрос ясен,– говорит он.

Атмосфера накалена. Гнетущее молчание прерывает кетчист.

– Можно мне сказать несколько слов по поводу этих неясных моментов? – спрашивает он слащавым голосом, не внушающим доверия.– Спасибо. Единственный неясный пункт, который меня интересует,– это где деньги. Они нам нужны.

Я предлагаю дождаться ночи и отправиться в какое-нибудь подходящее место – например, в имение Кастеле,– чтобы обсудить это неясное обстоятельство.

Все выражают согласие. Даже Кастеле. Он следует политике г-жи Дюбарри: «Еще одну минуту, г-н палач!»

Мы подходим к дому по единственной знакомой мне дороге, поскольку я воспользовался ею днем, то есть по той, которая ведет через мост. Я и не пытался вспомнить (это было бы бесполезно), как туда добирались обычно, а Кастеле мы решили не задавать никаких вопросов из опасения, что он нас надует. Впрочем, эта дорога оказалась не хуже. Сразу же после того, как мы проехали поселок и свернули с общегосударственной дороги, перед нами открылось безлюдное пространство.

Мы оставляем машины внизу, у насыпи старой железной дороги, и карабкаемся на мост. Под нашими ногами качающиеся железные пластины издают гулкий звук.

Вместе с Кастеле, которого мы конвоируем, нас восемь человек. Кастеле, с наброшенным на плечи плащом, чтобы не было видно связанных рук, идет между Дорвилем и кетчистом. Затем идут алжирец, похожий на школьного учителя, и Шамбор. Почва неровная, и Шамбор, несмотря на то что его ведет Андре, то и дело спотыкается. Я шагаю впереди всех, сбоку от меня идет еще один товарищ капитана. За я оставил около Мирей, чтобы быть готовым ко всяким случайностям.

Вокруг заброшенного дома все спокойно. В полной тишине слышны лишь стрекочущие звуки сверчков и других представителей южной фауны. Время от времени в эту музыку вливается грустная песня совы. Тихо журчит вода в реке. Под звездным пологом ночи верхушки сосен раскачиваются с легким шелестом. Дует теплый ветерок. Со стороны разрушенной части дома поднимается летучая мышь, неуклюже преследующая жирных мошек. Луна освещает колодец и оставшиеся на краю следы от проползшей улитки.

– Ну, – говорит кетчист своим слащавым, не внушающим доверия голосом, с удовлетворением оглядываясь вокруг, – классно! Вы говорите, что шпик в этом колодце, г-н Бюрма? Бедный парень. Он там, наверное, умирает со скуки. Ну… ладно. Я предлагаю пойти в сарай, чтобы обсудить это знаменитое темное место. Я взял большой фонарь в машине,– он достает его и включает,– хотя для того, что я собираюсь сделать, он, возможно, не очень нужен.

– Что вы затеваете, Адриан?– сухо спрашивает Шамбор.

– Войдем внутрь, и я вам объясню.

Да, этот тип много о себе возомнил. Мы входим. У меня нет лампы, но, предвидя предстоящее заседание, я перерыл дом на улице Дарано и нашел целый склад восхитительных цветных свечек, которые, по-видимому, там использовались во время галантных праздников. Я зажигаю их и ставлю на колченогий столик. На грязных стенах с рваными обоями шевелятся фантастические тени. Мне кажется, что на лице Кастеле промелькнула улыбка.

– Вот,– говорит кетчист, доставая еще какой-то предмет из-под своей куртки. Штуковина, которую он вынимает на этот раз, отличается от пушки только отсутствием колес.– Вот. Нас здесь две неравные группы. За осуществление моего плана, конечно, меньшинство. Но поскольку случилось так, что я не демократ, я могу обойтись без большинства.

– К какой группе вы причисляете меня, Адриан? – спрашивает слепой.

– Вы, г-н капитан, среди противников смертной казни, если вы понимаете, что я имею в виду. Я думаю, что Андре последует вашему примеру. Г-н Нестор Бюрма тоже. В качестве внештатного сотрудника французского правосудия. Я не знаю, что думает г-н Дорвиль, но эти г-да – он показывает на двух оставшихся парней, они согласны со мной. Мне этого достаточно.

– Вы собираетесь сделать глупость,– говорю я.– Если вы убьете этого человека, у вас будут ужасные неприятности и ни копейки из его припрятанных денег.

– Месье, я действую только из высоких побуждений. Я презираю деньги, и мне жалко шпика, который мокнет в воде. Я собираюсь отправить к нему г-на Кастеле. Снова вместе, как там, в Алжире.

Я опрокидываю стол прямо на него. Свечи разлетаются, как падающие звезды. В наступавшей темноте, разойдясь не на шутку, парень нажимает на курок. Выстрел оглушает нас, но никто не кричит. Счастье еще, что в таком маленьком пространстве, где столько людей, никого не задело.

Среди разных возгласов и восклицаний вдруг слышится шум, напоминающий звук закрывающейся двери, и звук шагов убегающего человека. Кастеле, воспользовавшись суматохой, сбежал. Вот так заканчивается этот цирковой номер. Мы выбегаем наружу, но слишком поздно – он исчез в ночи. Кетчист разражается потоком ругательств, орет, что он сядет в машину и объездит все дыры и захолустья и т. п., но он его поймает.

– Не глупи больше,– говорю я,– он не уйдет далеко. У него нет денег при себе или если есть, то совсем немного. Если он пойдет за деньгами домой, то он наткнется на моего помощника. А тогда… Но если даже случится худшее, завтра за ним будет охотиться уже вся полиция. Так как, хотим мы этого или нет, теперь мне придется объясняться с комиссаром Вайо. А пока давайте немного приберемся внутри. Фараоны наверняка захотят осмотреть место происшествия. Ни к чему давать им дополнительный повод для размышлений[35].

Мы возвращаемся, чтобы навести порядок при свете вновь зажженных свечей. Гильзу и пулю мы забираем себе.

– Все-таки, г-н Бюрма,– говорит кетчист, суетясь,– это отчасти из-за вас он удрал. Если бы вы не опрокинули стол…

– …вы бы убили Кастеле, вас судил бы суд присяжных, и это вышло бы боком для ваших соотечественников. А теперь, когда мы представим доказательства, судить будут его.

– А неясные моменты? – усмехается он.– Неважно! Он, однако, смелый мужик: убежать со связанными руками!

– Посмотрите-ка, что Дорвиль только что поднял с земли,– говорю я, показывая на то, что оставалось от подвязок, стягивавших запястья Кастеле, и что теперь находится в руках у Дорвиля.– Ему удалось их разрезать.

– Скотина! У него с собой был перочинный ножик!

– Ах так?…

Он очень уморительный, этот малый, когда у него нет в руках пушки.

– Перочинный нож! Как бы он вытащил его из кармана со связанными руками? Нет, ему его сунули между пальцами, после того как набросили на плечи плащ. Вот как это было! И пока мы шли, он потихоньку перерезал ножом подвязки. А вы были одним из его охранников.

– Эге! Я был не один!

– И это очень досадно для вас, да, Дорвиль?

Я прыгаю на него и бросаю его на землю.

Глава X

Мертвая выходит из-под груды опилок

Пленник у нас сменился, но руки нового пленника связаны все теми же, наскоро починенными, подвязками, что и руки бывшего легионера. Сообщник Кастеле сидит на ящике, спиной к облезлой стене. При робком и пляшущем свете разноцветных свечек наши лица похожи на свирепые морды инквизиторов.

– Вы с Блуа,– обращаюсь я к своему «клиенту»,– вы с Блуа… я предпочитаю имя Блуа; с тем, другим именем у меня связано слишком много воспоминаний о молодости, проведенной здесь… Вы с Блуа были в сговоре. Возможно, именно вы сообщили ему место и время той встречи. Я не буду на этом останавливаться – мне ничего об этом не известно. Но все же я начну свой рассказ приблизительно с этого времени.